Осень между нами

Глава 3

Оказавшись на улице, мы свернули на Ломоносова, снова вышли к Фонтанке и теперь не спеша двигались вдоль набережной к Невскому.

Ремешок сумки соскальзывает с плеча, и она едва не падает на асфальт. Андрей подхватывает её в последний момент.

— Я могу понести, — галантно предлагает он, но я, отказавшись, перекидываю лямку через плечо так, чтобы сумка повисла на боку и её не нужно было придерживать руками.

Телефон в ней вибрирует, и я вздрагиваю. Понимаю, кто может мне звонить поздним вечером. Назаров. Не хочу разговаривать, но, если не отвечу, он поднимает на уши всех, меня очень быстро найдут и вернут в его дом. Не хочу! Только не сегодня.

По нашей договоренности, которую он называет заботой обо мне, у меня есть возможность один раз в две недели ночевать у мамы или в своей квартире. Плюс те редкие дни, когда он, как сейчас, в командировке. Не хочу терять эту возможность, поэтому нахожу на дне сумки телефон и подношу к уху.

— Здравствуй, малышка, где ты? — звучит из динамика обманчиво ласковый голос. Меня передёргивает и от него, и от ненавистного обращения.

— Подхожу к дому, — приглушённо отвечаю я, замедляя шаг.

Андрей тактично отстаёт на несколько метров.

— Мне не нравится, что ты так поздно ходишь одна, — в тоне Назарова появляются раздражённо-властные интонации. — Я беспокоюсь о тебе.

— Я задержалась на работе, потом прогулялась по городу, уже практически дома, — сочиняю на ходу.

Лгать за эти полтора года я научилась искусно, придумывая всё новые и новые способы и отговорки, чтобы не сопровождать его на мероприятия или лишний раз избегать секса. Я обманываю, и он знает это, но делает вид, что верит. Это тоже такая забота и любовь. Правда, до поры до времени. Когда ему надоедает играть во внимательного и заботливого, я в полной мере ощущаю его «любовь».

— Хорошо, малышка, увидимся завтра, — соглашается он.

— Конечно, — бесцветно произношу я, но ощущаю, как во мне зреет протест. Я давно научилась игнорировать его, помалкивать, закрываться в себе, но сейчас особенно сильно хочется послать всё к чёрту. Андрей и этот вечер словно всколыхнули во мне желание жить, испытывать чувства и эмоции. Всё то, что я так тщательно запечатывала внутри. Потому что если не отключать чувства, то можно сойти с ума.

— Я люблю тебя, — слышу в трубке признание, на которое никогда не отвечаю, и уже готова сбросить вызов, но Назаров вдруг добавляет: — Будь осторожна, моя малышка.

От того, каким тоном сказано это предупреждение и как выделено «моя», по спине прокатился холодок, охватывая липким страхом тело. «А если он снова следит за мной?» — спрашиваю себя, возвращая телефон в сумку и оглядываясь по сторонам. Никаких подозрительных людей или машин не замечаю, но это ещё ничего не значит.

Слежку мы уже проходили. В самом начале, когда он не доверял мне и боялся, что я совершу какую-то глупость. Его люди неотступно и даже не прячась следовали за мной по пятам. Да и он сам не скрывал этого. Я не понимала, какой в этой смысл. Куда я денусь, если выбора у меня нет. Со временем и Назаров это понял, даже сказал, что «охрану» снимает.

— Всё в порядке? — интересуется подошедший ко мне Андрей.

— Да, — растеряно киваю.

Какое-то время мы молча идём по набережной. Успокаиваю себя тем, что за последний год ничего не изменилось, я не давала поводов для недоверия. Это просто нервы.

Через квартал мы не сговариваясь останавливаемся. Облокотившись на массивный каменный парапет, всей грудью вдыхаю напоенный вечерней прохладой воздух.

Город раскинулся перед нами бескрайним мерцающим океаном огней: зелёно-красные точки светофоров, жёлтые линии освещённых фонарями улиц, светящиеся белым окна, синеватые блики фар.

— Красиво, — залюбовавшись видом, заговорила я, прерывая затянувшееся молчание. — Насколько бы всё ни было плохо в твоей жизни, Фонтанка, Мойка или Грибоедов всегда встретят великолепным пейзажем из «серых» питерских домов и миллионом огней, их освещающих.

Мой невидящий взгляд, обращённый в собственные мысли, устремлён на противоположный берег реки, поэтому я больше почувствовала, чем увидела, что Андрей повернулся ко мне.

— Всё плохо? — эхом переспрашивает он. — Я могу помочь?

Прикрыв глаза, глубоко вдыхаю и запрокидываю голову, подставляя лицо изогнутому рогу луны и ругая себя за лишнюю откровенность. Зря я так сказала, нужно исправлять. Опустив голову, открываю глаза и оглядываюсь на Андрея. Его лицо лишено какого-либо выражения, но голубые глаза смотрят с такой неподдельной тревогой, что по коже побежали мелкие мурашки.

— Нет, всё в порядке, — заверяю его, но он продолжает смотреть прямо в глаза. Не на лицо, считывая мимику, не на тело, предугадывая движения, а в глаза, будто надеется заглянуть внутрь, и мне хочется, чтобы он и в самом деле мог видеть насквозь. Никогда прежде я не чувствовала себя такой открытой, уязвимой и настоящей, как рядом с этим незнакомым мужчиной.

Андрей молчит, словно не находя правильных слов или ему не хочется спугнуть мою откровенность или расстроить расспросами, и потому он просто встретил мой взгляд, даря негласную поддержку и участие.

Так мы стоим несколько минут, окутанные солёным ветром и молчанием, вглядываясь друг в друга. Его глаза словно синие омуты, и меня засасывает в них. Невозможно оторваться. Между нами висит очень громкая и говорящая тишина, воздух накаляется, обжигая внутренности. Мне кажется, я пьянею от его взгляда и выключаю здравый смысл, который рушит преграды. Чтобы разрядить ставшую слишком серьёзной обстановку, пытаюсь изобразить подобие улыбки.

— Я слишком много выпила, если размышляю о подобном вслух, — произношу с наигранным весельем, с удивлением обнаружив в себе какое-то неясное огорчение оттого, что этот искренний разговор оборвался, но в то же время и некоторое облегчение, что он, пусть и короткий, но состоялся.

Мне становится немного легче, а ещё я отчётливо чувствую: между нами что-то изменилось, что-то возникло. Что-то ошеломительное и прекрасное, ещё неясное и несмелое, но уже волнующее и такое нужное мне, необходимое.

От осознания этого сердце будто подпрыгивает, совершив кульбит, но тут же ухает вниз, потому что это неожиданное открытие вызывает не только восторг, но и безотчётный страх. Пряча его от Андрея, я перегибаюсь через растрескавшийся парапет и смотрю на бегущий поток. Пронзительный сентябрьский ветер скользит по реке, топорщит колючую серую воду хохолками мелких волн, и они пенистыми носами утыкаются в вековой гранит.

— Не холодно? — встав мне за спину, спрашивает Андрей. Его ладони ложатся на шершавую поверхность камня, и я оказываюсь в кольце рук. Чувствую его дыхание в своих волосах.

— Нет, — я выпрямляюсь, но так и не поворачиваюсь, замерев в этих полуобъятьях, в которых так тепло и спокойно.

— «Только да, ничего кроме да. Между нами вода и под нами вода…» — после очередной повисшей в воздухе паузы вдруг цитирует Андрей. — Как там дальше?..

Я вздрагиваю, услышав строчки из песни, с которой начался мой сегодняшний вечер, ещё до встречи с Андреем. Оборачиваюсь и поднимаю на него в удивлении распахнутые глаза. Он подходит совсем близко, и я задираю голову, растеряно смотря на него и, не задумываясь, зачем, продолжаю:

— «Ты достанешь до дна и разбудишь меня. Я с тобой навсегда, если ты навсегда...»

С моих губ срывается горячий испуганный выдох, когда его руки касаются моего лица, а сам он наклоняется ещё ниже ко мне. Его приоткрытые губы оказываются очень-очень близко. Мучительно близко.

Ладонью упираюсь ему в грудь, не позволяя преодолеть последние миллиметры между нами.

— Что ты делаешь? — теряя голос, произношу практически шёпотом, едва различимо за оглушительным стуком сердца. Оно колотится пойманной в силки птицей, отчаянно разбивается о грудную клетку.

От слабости и трепета перед ним чувствую себя совершенно беспомощной. Ощущаю, как Андрей ведёт носом по моим волосам, глубоко вдыхая их запах. Берёт моё лицо в ладони, подушечки больших пальцев спускаются ниже и сминают мои губы, и я растекаюсь от бережных прикосновений этих сильных мужских рук. Мои же собственные соскальзывают с его груди.

Я безвольная и бестолковая, но я не могу его тормозить. Пальцы сменяются губами, он медленно изучающе ласкает мои языком. Целует так нежно, что внутри всё начинает трепетать в ответ. В ушах непрерывно шумит, голова кружится от нехватки воздуха, и я дышу через раз, прерывисто выдыхая, когда ощущаю прикосновение чужого языка к своему. Взлетая вверх, мои руки снова ложатся на его грудь, и я чувствую, как грохочет его сердце в мою ладонь.

Подхватывая за затылок, Андрей целует глубже, и моё падение в пропасть набирает головокружительную скорость. Растворяюсь в его запахе и вкусе, и не хочу, чтобы это заканчивалось. Только бы не выныривать обратно в реальность, в которой я скоро… Нет! Прогоняю все мысли прочь, позволяю себе украсть ещё один поцелуй, ныряя в него с головой, забывая и забываясь на несколько мучительно-сладких мгновений.

Воздух из лёгких окончательно вышибает, я попыталась вдохнуть, но дыхание поломалось, смешалось с его. Меня захлёстывает жаждой — в последний раз со мной такое было ещё в юности, чтобы целовать по-настоящему, сгорая от интимного желания, и с тех пор я уже не мечтала ни о чём подобном.

Андрей вдруг замедляется, прерывая поцелуй и, заглянув в лицо, хрипло шепчет:

— Чего ты сейчас хочешь?

Мой расфокусированный взгляд соскальзывает за его плечо. Там, на другой стороне улицы, горит неоновая вывеска бутик-отеля. Мне хватает пары секунд, чтобы решиться.

Молча киваю на неё, Андрей оборачивается, берёт меня за руку, и, не сговариваясь, мы перебегаем дорогу. В холле он усаживает меня в кожаное кресло, сам идёт к стойке ресепшн. Я не задаю себе вопросов, что будет, если Назаров узнает, гоню прочь сомнения, сосредотачиваюсь на трепещущих в груди ощущениях.