Михаль Отсо

Стояла Маришка на краю обрыва, молчаливая, да на тёмную воду внизу смотрела. Будто бы задумала чего.

Как рядом с ней вмиг оказался, сам не понял. А только в охапку схватил, от края оттаскивая, на руки поднял и к себе крепко-накрепко прижал. Словно дитё малое убаюкивая.

- Маришенька, свет мой, ну что же это, а? Уж коли я не люб тебе, зачем тогда согласием на моё сватовство отвечала? Ежели после этого тебе свет не мил стал и хоть в реку идти топиться?

Я растерянно смотрел на неё, не скрывая своего волнения и страха. Страха за неё, за то, что могло бы случиться, не подоспей я вовремя. А она распахнула на меня свои глазищи голубые невозможные и только улыбалась. Светло так, радостно.

- Михаль, ты такой замечательный: и сильный, и умный, – она лукаво улыбнулась, чуть склоняя голову на бок, и неожиданно добавила: – Но иногда ты такой дурак! Вот прямо как сейчас.

От таких слов я просто оторопел.

- Не понял. Поясни-ка.

- Ну, кто тебе сказал, что я сюда топиться пошла? – и смотрит так странно, ласково.

- А зачем ещё? – я подозрительно прищурился, хотя тревога уже отпускала сердце, сменяясь неподдельным облегчением.

- Да, вот, подарок принесла отдавать, как и обещала, когда зарок свой речке давала. Давно ещё.

- Что за подарок? И зарок?

- Бусы янтариновые, бабушкины. А зарок… - тут она смутилась неподдельно, очи долу опустила и, уткнувшись лицом в моё плечо, прошептала еле слышно – На суженого.

- И в чём же был зарок?

Страх окончательно отступил и я, всё так же держа свою ненаглядную на руках, подошёл к рядом растущей старой серебристой иве. Когда-то давно в дерево, видимо, попала молния и часть ствола раскололась, наклонившись к земле и образовав из своих стелящихся вдоль земли толстых ветвей, подобие нерукотворных лавок.

Судя по вытертости коры, место пользовалось популярностью у местных жителей. Скорее всего, молодёжь тут посиделки устраивала. Доброе место, уютное. И виды с него открывались красивые: пригорок, на котором росла старая ива, заканчивался песчаным откосом. Он высоко поднимался над излучиной речки, образующей в этом месте неглубокую тихую заводь – замечательное для купания место.

Покосные луга на той стороне реки, расстилались хаотичными заплатками, чередуясь с небольшими рощицами и радуя взгляд простором. А искрящиеся в лучах восходящего солнца капли росы на траве, придавали окружающему пейзажу воистину волшебную атмосферу.

Я присел на одну из нижних ветвей, для равновесия облокачиваясь спиной на толстый ствол ивы, и аккуратно пристроил девушку на своих коленях. Отпускать её не хотелось, я и не отпускал. А вот заданный мною вопрос так и остался без ответа. И это следовало исправить прямо сейчас.

Поэтому склонившись к замершей в моих объятиях девушке, ласково поцеловал её в макушку и вкрадчиво произнёс:

- Так что там за зарок такой был, ясная моя?

Маришка подняла голову и очень внимательно посмотрела мне в глаза, словно отыскивая там что-то лишь для себя понятное. Затем робко улыбнулась, вздохнула и произнесла, смущённо краснея.

- Зарок о том, что, ежели наконец заметит меня один медведь упрямый и недогадливый, да полюбит вдруг всем сердцем, то отдам я речке в дар самое моё большое сокровище – бабушкины янтариновые бусы. – плечиками точёными пожала, да кончик косы от волнения теребить начала. – Ты вчера со сватами пришёл: вот я и подумала, что пора реченьке дар обещанный отдавать. Как по уговору было, честь по чести свой зарок выполнить.

Тут она замерла, словно закоченела вся, а тень сомнения на лице, ко мне обращённом, промелькнув, заставила светлые брови нахмуриться.

- Ведь… ты же меня любишь, Михаль? – в голосе вопрос, а в глазах тревога плещется.

- Люблю, – признался я искренне. Только сейчас осознавая всю глубину и значимость этого слова и чувства. - Сейчас кажется, что всегда любил, да только не понимал тогда этого. А ты?

- А я понимала, что люблю тебя. И кажется теперь, что тоже всегда. Да только скрывала. Не хотела тебе навязываться. Ты же меня почти что сестрой считал. А то даже и братцем младшим.

- Глупенькая моя Маришка. Столько ждала, – головой лишь покачал укоризненно. – Да и я тоже хорош, дурак слеподырый! Чуть было по глупости счастье своё не проворонил. Хорошо, что всё хорошо закончилось.

Погладил её по щеке ладонью нежно, а она в неё как котёнок ткнулась, нехитрую ласку впитывая. Даже глаза прикрыла от удовольствия, ну чисто мурлыканья только недостаёт. Малышка моя.

Склонился к ней и тихо выдохнул почти в самые губы:

- Будешь отныне моей, любимая?

- До скончания времён, желанный мой… – тихий шёпот-выдох в ответ.

Наши слившиеся в долгожданном поцелуе губы словно поставили печать под сказанными словами взаимной клятвы. Выжгли клеймо принадлежности друг другу в наших душах. Навсегда.

А бусы мы потом вместе реке отнесли. И в воду бережно опустили. С любовью и великой благодарностью.

КОНЕЦ.