Гать. Задержание.

10

Предчувствия никогда не обманывали Старика. В его способности предвидеть события было что-то мистическое. Впрочем, провидческий дар можно объяснить вполне реалистично: большой опыт общения с людьми плюс развитая интуиция.

Как бы то ни было, он предугадал намерения начальника отдела, хотя и не знал, что они реализуются в виде тонкой картонной папки, в которую Мишуев вложит полученный от Громакова запрос на архивное дело Батняцкого и черновик собственного рапорта на имя генерала. В рапорте сообщалось о нарушении старшим оперуполномоченным Сизовым субординации и служебной дисциплины, выразившемся в подделке подписи начальника отдела, а также о бессмысленной поездке в командировку, не давшей никакого результата. Конечно, компромат слабенький, но осведомленные люди хорошо знают: заведенное досье разрастается очень быстро.

Сизов также предчувствовал, что Калмыков никого не опознает в фотоальбоме, потому что там собраны снимки только профессионалок, хорошо известных милиции. Да и поход в «Спутник» по делам семилетней давности тоже скорей всего не увенчается успехом. Просто Губарев должен выполнить обязательную в подобных случаях программу, после чего данная линия розыска независимо от результата считается отработанной. Следуя общепринятым методикам, иных путей выйти на Тамару не существует.

Но у сыскной машины были свои методы. На разболтанном гремящем трамвае Сизов добрался до Берберовки. Бывший поселок стал микрорайоном, впрочем, заметных изменений там не произошло — только блочные пятиэтажки встали вместо бараков на грязных, изрытых, непроезжих круглый год улицах.

Сизов зашел в замызганный подъезд, поднялся на последний этаж и позвонил у свежепокрашенной двери, вокруг ручки которой пробивались потеки копоти.

— Здорово, Игнат. — Открывший дверь человек в вылинявшем мешковатом трико как будто ждал его прихода. — Видишь, что делают, сволочи! — он указал на следы копоти. — Я крашу, а они жгут! Ну, поймаю!

— Кончай воевать, Поликарпыч. — Сизов протиснулся в коридор. — Не надоело?

— А чего еще делать? Больше-то ничего и не умею.

Поликарпыч, прихрамывая, прошел на кухню, плюхнулся на табурет.

— Если всю жизнь кусать да гавкать, на пенсии сам себя грызть начнешь. Тебе-то небось тоже скоро?

За последние годы Поликарпыч сильно сдал. Обрюзг, сгорбился, похудел. Сизов вдруг увидел в нем себя, и ему стало страшно.

— Хорош плакать!

Сизов осмотрелся. Окно без занавесок, голые стены, колченогий стол. На полу десяток трехлитровых баллонов с водой.

— Воду так и дают по графику?

— Утром и вечером, с шести до девяти. Чтоб они сдохли! Выпить хочешь?

Старик покачал головой.

— Еще возвращаться на службу.

— У меня и нет ничего, — желчно осклабился Поликарпыч. — Только хлеб дома держу да картошку. В будни на мехзавод пускают — там столовка хорошая…

— Чего ж предлагаешь! — Сизову захотелось поскорее уйти отсюда.

У Поликарпыча всегда был скверный характер, но не до такой же степени!

— Я к тебе по делу.

— Ясно-понятно, — буркнул хозяин. — Стал бы ты в эту дыру тащиться…

— Семь лет назад в «Спутнике» ошивалась красивая брюнетка с длинными волосами, Тамара. Вся в красном, широкий пояс… Помнишь такую?

— Тамара? — Поликарпыч пожевал губами. — Была одна Тамара — маленькая, худая вертихвостка, так та белая, перекисью красилась. А других не помню.

Сложив руки на груди, хозяин замолчал, и вид у него был уже не такой, как несколько минут назад: будто невидимый компрессор подкачал воздух в полуспущенную шину — он распрямился, вроде как окреп, и даже морщины разгладились, а может, так казалось оттого, что в глазах появилось новое выражение.

Сизов выдержал паузу.

— Ну, поройся, поройся в своих захоронках. Ты ж каждую записывал!

Поликарпыч встал и направился к кладовке.

— Посмотрю, если не выкинул…

Сизов сдержал улыбку.

Через пять минут отставной и действующий сыщики просматривали изрядно потрепанные записные книжки с малоразборчивыми записями, обменивались короткими фразами и переглядывались, понимая друг друга с полуслова.

— А знаешь что, — уставившись в пространство перед собой, сказал Поликарпыч, когда последняя страница его домашнего архива была перевернута. — По приметам похожа на Статуэтку. И место совпадает — «Спутник». И одежда… Только она Вера, а не Тамара.

Он пролистал блокноты в обратную сторону.

— Вот… — Темный ноготь с кровоподтеком у основания подчеркнул одну из записей. — Строева Вера Сергеевна, Пушкинский бульвар, 87, квартира 14.

Старик ждал продолжения.

— Не профессионалка, в скандалы не попадала, приводов не имела. Но почти каждый день в кабаке ошивалась. Я с ней беседовал пару раз для профилактики… Потом как-то вдруг пропала, может, замуж вышла… А недавно встретил случайно возле «Локона» — выскочила в белом халате воды попить. Конечно, не узнала…

Старик записал фамилию, прозвище, адрес. Поликарпыч удовлетворенно кивнул.

— Есть польза от отставной ищейки? Может, рано нас списали?

«Нас!» — Старика покоробило.

— Я тебе так скажу — мы хотя образования не имели, но раскрываемость давали! И настоящую, не липовую!

— Всякую…

— Но не так, как сейчас!

— Ты отстал. Сейчас все по-другому.

— Да знаю я! Но эти, новые, все равно работать не умеют! И не хотят! Кто из них ко мне хоть раз пришел? Запросят ИЦ, картотеку: нет, и ладно — пошел домой отдыхать. Наше поколение и слова такого не знало — отдыхать! Сейчас говорят: «Пили, били…» Но весь блат знали, в любую хазу спокойно входили, а чтоб кто-то на опера руку поднял… Я не говорю — пику достать…

— А как Фоменко по башке трахнули? Забыл?

Поликарпыч отмахнулся.

— Когда тебя выставят, ты тоже многое забудешь. А я выброшу эту макулатуру. — Он потряс одной из записных книжек. — Все равно она никому не пригодится.