Богатая бедная Лиза

ГЛАВА 24

— Лариска? — в порыве привстала я с табурета. Сон у меня, как рукой, сняло.

— Судя по всему, — на лице у Марго было победное выражение, — хотя, конечно, эта версия проверки требует. Но, с другой стороны, очень многое в ее пользу говорит. Во-первых, она имеет практически свободный доступ в дом. Во-вторых, у нее большие запросы. Те же новые сапоги. И очень даже не исключено, что кражами она уже давно промышляет, ловко пользуясь тем, что в доме денег не считают. А также постоянной текучкой кадров среди горничных. А еще своим поразительным везением! Потому что в последний раз ее запросто могли бы схватить за руку, но опять же не схватили, благодаря совершенно удивительному стечению обстоятельств. А ведь это был тот редкий случай, когда полная разиня Вика, которую дурят все кому не лень вдруг действительно заметила кражу! Но тут в дело вмешался Денис, решивший, что это прекрасный повод избавиться от Лизы. Для чего он даже своих собственных денег не пожалел. Единственно, с суммой немного ошибся. Отсюда и разница в пятьдесят долларов.

Ничего себе! — присвистнула я, восхищаясь прозорливостью Марго, и мысленно простила ей те муки, которые мне пришлось перенести, пока она кастрюли надраивала. — Только чего ж она тогда у мамаши на сапоги клянчила, раз уж ей удалось столько бабок свистнуть!

— Ну, мало ли, ты же знаешь, что лишних денег не бывает. А потом еще неизвестно, на что она их на самом деле гратит. Может, на нездоровые излишества какие-нибудь. Или вся в долгах, — не растерялась Марго и поделилась со мной историей сделанного ею очередного открытия: — Буквально, понимаешь, озарило! На третьей кастрюле. Как будто мне кто-то по голове — бамс!

Должна вам сознаться, что феерическое настроение Марго молниеносно и мне передалось.

— Нет, ты все-таки ясновидящая, Марго! — произнесла я восторженно и предупредила ее строгим голосом: — Только не вздумай со мной спорить!

— И не собираюсь, — продемонстрировала необычайную покладистость Марго, в одночасье в душку-милашку превратившаяся. — Тем более, зачем время терять? Нам же еще нужно обговорить все детали твоей предстоящей встречи с Антониной!

Это ты про что? — я вдруг заметила, как светлый образ Марго начал тускнеть у меня на глазах.

— Как про что? Про то, что если мне не изменяет память, у нас завтра пятница. А по пятницам у Антонины что? — вкрадчиво осведомилась у меня Марго.

— Что? — тупо повторила за ней я.

— Выходной! — не стала томить меня Марго. И на том спасибо!

— А ты откуда знаешь? — выкатила я шары на переносицу. — От кастрюль, что ли?

— Не от кастрюль, а от Лизы! — поправила меня Марго.

— Да-а? — пошевелила я своими малоподвижными от недосыпа извилинами. — Надо же, а я такого и не помню…

— А все потому, что тебе профессионализма не хватает! — тут же поставила мне диагноз Марго. — А настоящий сыщик должен быть каким? Наблюдательным, наблюдательным и еще раз наблюдательным!

— Как ты, например, — язвительно добавила я, — профессионально наблюдающая жизнь из окошка!

— Ты опять? — гневно сверкнула греческими очами Марго.

— Ладно, молчу, молчу… — пробурчала я глухо. Что толку спорить с этой Марго, все равно ведь по-своему дело повернет.

— Вот и молодец, — одобрила мое поведение Марго и стала меня инструктировать насчет завтрашнего дня. А точнее, уже сегодняшнего, потому что часы показывали половину четвертого утра.

А уже в половине восьмого, вывихивая челюсть от постоянного зевания, я катила по проспекту Демократов, уныло пялясь в развешенные на каждом километре рекламные растяжки, извещающие о поистине эпохальном событии: проходящем в Кондратове конкурсе на лучшую гордую княжну, которую знаменитому московскому скульптору предстояло изваять к ближайшему Дню города. Чтобы владелец Кондратовского ликеро-водочного завода Аркадий Петрович Москалец смог наконец внести свой вклад в государство, раз уж другой, более шустрый олигарх нагло перехватил какие-то там яйца буквально у него под носом.

И так я этими размышлениями увлеклась, что чуть в вечно открытый канализационный колодец на повороте к набережной Беглянки не угодила. Это ж надо, всю жизнь про него помнила, а тут прямо память отбило. А это еще раз подтверждает, что о судьбах родины размышлять на ходу не рекомендуется. Лучше как-нибудь солидно, в кабинете, в президиуме или, на худой конец удобно на диване расположившись. Оно, знаете, как-то больше способствует.

А уж когда я на Старо-Кондратовское шоссе завернула, то вообще о чем-либо думать перестала. Поскольку целиком и полностью на ухабах и колдобинах сосредоточилась. Тем более, среди них такие выдающиеся попадаются, что поопасней канализационных колодцев будут.

Короче, до Заречной я на брюхе ползла, и только когда буржуинские хибары завиделись, скорость прибавила, потому что дорога стала гладкой, как зеркало. И до того разогналась, что мимо автобусной остановки пролетела, возле которой и должна была Антонину поджидать. Если, конечно, она и впрямь получит свой законный выходной. А то мало ли, вдруг у хозяев банкет какой-нибудь намечается.

И тут смотрю, да вот же она Антонина. В непритязательном пальтеце и растоптанных ботах неторопливо чапает по тротуару с большой хозяйственной сумкой, по-кошачьи под первым весенним солнышком жмурясь. Я уж хотела приоткрыть дверцу и окликнуть ее, да в последний момент передумала, сообразив, что из дворца ликеро-водочного короля нас могут заметить, что крайне нежелательно, а посему потихонечку сдала поближе к автобусной остановке. Припарковалась у обочины и стала поджидать Антонину, которая, по моим прикидкам, должна была поровняться с моей «пятерой» минуты через две максимум.

Но она не появилась! Даже через пять минут! Даже через десять! Как будто сквозь землю провалилась! Только одна в пух и прах расфуфыренная фря мимо продефилировала, а больше никого!

Тогда, плюнув на все предосторожности, я завела машину и проехала по Заречной до дома Мос-кальца и обратно. Только хренушки вам, ничего похожего на повариху поблизости не наблюдалось. И когда я уже мало-помалу стала склоняться к мысли, что Антонина зачем-то вернулась в хозяйский дворец, ну мало ли, может, забыла чего, мое внимание неожиданно привлекла сумка в руках расфуфыренной особы, одиноко торчащей на автобусной остановке. А она была точь-в-точь такая же, какую я у Антонины видела!