Двойник

- Мне жаль, что вам заново пришлось испытать… – начал Сезонов.

- Всё нормально. – Ягосор поднял на него глаза. Взгляд был спокоен. – Я давно принял этот факт. Но всё равно тяжело. Не знаю даже, как объяснить...

- Я понимаю. В моей жизни тоже случилась одна большая потеря, которую я головой осознал, но сердцем не принял, – кивнул Сезонов. – С этим живется, однако непросто.

- Верно.

- Что было потом?

- Нас перевезли на другую планету соседней системы, в пересыльный пункт для пленных, будущих рабов импе́рора Отелло, где мы ждали распределения в следующие зоны.

***

Юноша не мог заснуть. Последние дни сильно измотали его. Пустота заполняла всё существо. Ягосор чувствовал: если заплачет, даст волю хоть одной слезе, то потом никто и ничто не сможет остановить поток его горьких слез, которыми он будет до конца своих дней оплакивать родных и товарищей. Он не хотел кончить так же, как они, но сейчас желал себе смерти, чтобы быть рядом с близкими. Однако у него была единственная причина жить. Рано или поздно выкарабкавшись из заточения, отомстить убийцам, всем, кто приложил руку к уничтожению родной планеты, кто лишил жизни любимых и дорогих ему. Отомстить, начиная от простого солдата и заканчивая, конечно же, имперором. Его-то надо прикончить в первую очередь – как первого идейного инициатора, пустившего кровь народу Галактиона. Он не достоин жизни. Он погибнет в страшных и медленных мучениях, которые над ним сотворит сам Ягосор, поверженный, но не побежденный.

Ход мрачных мыслей прервали тихие голоса в коридоре изолятора, недалеко от его камеры, со стороны комендантского закутка. Юноша перевел взгляд на дверь, продолжая лежать, заложив руки за голову, и несколько секунд напрягал слух, надеясь разобрать произносимые шепотом фразы. Один голос явно принадлежал новому коменданту, но был и второй, менее разборчивый и еще более тихий, так что невозможно понять, женский он или мужской, молодой был говоривший или старый. Слышались какие-то шорохи.

Ягосор встал с лежанки и подошел к стене камеры, обращенной в долину. Он был счастливчиком, если можно так выразиться: под самым потолком находилось крохотное зарешеченное окошко по типу бойницы. Далеко не во всех камерах были такие, поэтому те несчастные, которые содержались в практически невентилируемых камерах без окошек, были вынуждены отскрёбывать камни на стыке между потолком и стеной, делая маленькие отверстия и впуская хоть крошечный поток уличного воздуха, воздуха свободы. Однако до этого стыка почти невозможно добраться: стена возвышалась на два человеческих роста, и допрыгнуть и зацепиться за какой-либо выступ получалось далеко не всегда. Но некоторые заключенные всё же ухитрялись вынимать камни, в кровь, почти до мяса исцарапав пальцы и ломая ногти. Стоя под высоким окошком, Ягосор медленно и глубоко вдыхал, впуская в легкие как можно больше воздуха извне. Сидеть сутками в камере нестерпимо: ты жарился в собственном соку, дышал собственным по́том. Спасали только единственный и такой драгоценный час свободы, когда во второй половине дня всех заключенных выводили во внутренний двор на каждодневную прогулку, и посещение душевых дважды в неделю. От переизбытка свежего воздуха голова шла кругом и начинало тошнить, а прохладные струи воды словно смывали с тела старую кожу.

Глядя на ночное небо, перекрытое решеткой, вдыхая воздух чужой планеты и не понимая, почему он до сих пор не может заснуть, Ягосор расслышал чей-то вздох. Юноша напрягся, подумав, что с комендантом что-то случилось – может, кто-то пытается задушить вредного начальника. Было бы просто прекрасно.

Ступая на носки, Яго в два широких шага преодолел длину камеры, осторожно поставил ногу на каменный кирпич, выступавший из боковой стены, позволявший упереться и подтянуться выше. Юноша приник к узкой щели над поперечной дверной перекладиной, через которую комендант и охрана, патрулируя изолятор, наблюдали за заключенными. От увиденного перехватило дыхание.

Темная занавеска, которой комендант отгораживал свой закуток от изоляторного мира, сдвинута в сторону. За ней Ягосор увидел, как комендант Макций с распахнутой на груди форменной одеждой дышал в шею молодой девушке, запустив руку ей под платье. Девушка обвивала коменданта голенью, сомкнув руки на его плечах.

Юноша не успел покраснеть: ноги подкосились прежде, чем он залился краской. Вскрикнув, Ягосор разжал вмиг ставшие потными ладони, отпустив перекладину, и шлепнулся на каменный пол. В этот же момент оборвались вздохи и шорохи, кто-то ринулся к его камере. Думается, сам комендант. Юноша перевернулся и думал подняться, чтобы встретить Макция на ногах. Но именно в эту секунду комендант, тихо ругаясь, провернув ключ в замке́, распахнул дверь и влетел в камеру. Яго успел только поднять лицо, как на него обрушилась босая нога. Глаза расцарапали искры, в рот ударил металлический привкус.

- Ты, маленький паршивец! – заскрипел зубами комендант, не заботясь о том, что его может услышать весь отсек заключенных.

Ягосор с трудом оторвал от пола отяжелевшую голову, в которой раздавался колокольный звон, сплюнул на пол и обратил пульсирующий взор на мужской силуэт, тускло освещенный со спины зажженным фитилем из комендантского уголка. Лица Макция не видно, но юноша уверен, что тот кипит и краснеет от ярости.

– Подглядывал?! Что, понравилось, что увидел?! Может, и сам девчонку захотел, а?! – Макций, схватив Яго за волосы, другой рукой нанес новый удар по лицу.

- Макций, остановись! Прекрати!

Краем зрения юноша заметил, как в его маленькую камеру ворвалась еще одна фигура и захлопнула дверь. Теперь все трое оказались в полной темноте. У Ягосора была секунда, чтобы разглядеть девушку: едва больше двадцати, платиновые волосы чуть ниже плеч, приятные черты лица. Она была в полупрозрачном платье на голое тело, обута в мягкие кожаные сандалии.

- Ты что здесь делаешь? Уходи! Я разберусь с этим рабом! – рыкнул на девушку комендант, обернувшись, и вновь занес ладонь. Яго, закрыв лицо руками, вжался в пол. Из разбитых губ по подбородку текла кровь. Удара не последовало.

- Он же еще ребенок! – просяще произнесла девушка, вцепившись в занесенную руку Макция.

- Он не ребенок! – прошипел тот, выдернув кисть из ее хватки. – Его с детства воспитывали солдатом! Не важно, сколько солдату лет – отвечать он должен по законам военного времени! И вот его сейчас постигнет жуткая кара!

- Макций, прошу, оставь его! Он ничего тебе не сделал!

Девушка села на колени рядом с Макцием, вновь хватая его за руки. Ягосор всё это время не шевелился, лежа на полу камеры, и старался даже не дышать, лишь закусывал дрожащие, в кровь разбитые губы.

- Он подсматривал! За мной! За тобой! За нами! – резко выплюнул комендант в лицо девушке. Та сохранила бесстрастность. – Кто знает, что было у него на уме, а? А ну-ка, ты, снимай штаны!

К ужасу Яго Макций схватил его за ноги и, подтянув к себе, силой пытался стянуть брюки. Юноша сопротивлялся. Его пожирал неимоверный ужас.

- Давай, снимай! Посмотрим, хочешь ли ты этого! Наверное! Сейчас и проверим! Всё бурлит и играет, да?! Мужчиной стать хочешь?!

Комендант беззвучно ржал и, вцепившись в брюки Ягосора, со всей силой тянул их вниз. Юноша дергал их на себя, в глазах стояли немой страх и мольба.

- Он тебя явно хочет! Видишь, как покраснел от волнения! – Макций повернулся к девушке и облизнул губы.

Та ахнула и со всей силы ударила коменданта по лицу. Макций качнулся, отклонившись в сторону, и приложил ладонь к раздираемой огнем щеке. Воспользовавшись случаем, Ягосор отполз в угол камеры за кровать и, подтянув на себе брюки, сжался в комок.

- Какой же ты… зверь, – процедила девушка.

На несколько мгновений воцарилось молчание.

- Уйдем отсюда. И не смей приставать к нему, – едва слышно произнесла девушка. Привыкнув к темноте, Яго увидел ее глаза, когда встретился с ней взглядом: поразительно красивые, с приподнятыми кверху наружными уголками, пронзительно зеленого цвета в свете выглянувшей из-за туч луны.

- Ты не имеешь права срываться на заключенных, – прошептала девушка.

-Ты мне это говоришь? Вот от кого услышал-то! – хохотнул мужчина, вставая. – Все эти камерники – рабы, и сейчас под моей властью! Они – моя собственность!

- Не твоя, а империи.

- Ой какие мы умные! – язвительно произнес Макций, отворяя захлопнутую дверь камеры перед девушкой, пропуская ее, и посмотрел на Ягосора, проскрипев: – Еще раз услышу от тебя хоть малейший звук, малейший шорох, не успеешь ахнуть, как будешь лежать с перерезанным горлом в луже собственной крови.

- Ты как? – у самого выхода девушка обернулась и посмотрела на Ягосора. Тот слабо кивнул, закрыв расквашенный в кровь рот ладонью.

- Что ты разговариваешь с отбросом? – цокнул Макций.

Девушка последний раз посмотрела на Ягосора и вышла в коридор. Через секунду за ней последовал Макций, нарочито громко хлопнув дверью и показательно звякая ключами, запирая камеру.

- Если еще раз от кого-нибудь из вас услышу хоть малое шевеление, убью на месте в вашей же каморке! – прорычал на весь коридор комендант, обращаясь к заключенным, и проследовал вдоль изолятора, останавливаясь возле каждой двери, заглядывая в дверную щель на плененных. Видимо, некоторые проснулись, услышав шумы в соседней камере, а сейчас, под звериным взором Макция, обратно запрыгивали на свои лежанки, отстраняя уши от дверей.

Когда шаги коменданта удалились в другой конец изолятора, Ягосор позволили себе глубоко вздохнуть и помимо воли всплакнуть, но тут же отчаянно вытер слезы испачканным своей же кровью рукавом рубашки. Он медленно встал, качнувшись на дрожащих ногах, и крохотными шажками обошел лежанку, чтобы бессильно рухнуть на нее. Со стороны смежной с соседней камерой стены вдруг послышался нарастающий звук трения камней, а через несколько секунд на сторону камеры Ягосора на пол упал кирпич. Юноша резко обернулся и увидел небольшое квадратное отверстие в стене чуть ниже уровня глаз: заключенный соседней камеры выдавил кирпич со своей стороны.

- Эй, – произнесли глухим шепотом в отверстие. – Остался кто живой?

Ягосор поднял с пола кирпич и, прижимая кулак к разбитым губам, приблизившись к отверстию в стене, заглянул в него. Взгляд встретился с заключенным из соседней камеры: его глаза, в темноте не разобрать, какого цвета, блеснули – на пленном были очки.

- Ты как? – шепнул мужской голос и кивнул.

- Нормально, – прошепелявил Ягосор, сплевывая кровь на пол.

- Здо́рово он тебя, – цокнул мужчина и чем-то зашуршал, опустив глаза. – Возьми.

Спустя несколько секунд он протолкнул в отверстие крохотный сверток. Юноша схватил его и, развернув, узнал внутри несколько мягких лекарственных пастилок.

- Должно немного, хоть ненадолго помочь, – добавил мужчина.

- Спасибо. – Ягосор тут же кинул одну пастилку в рот, размягчая слюной и корчась от боли, разнесшейся по всей челюсти.

- Ты не торопись. Хуже лишь сделаешь, вконец раздолбишь свой рот, – усмехнулся мужчина. – Тебя как зовут?

- Ягосор, – произнес юноша. Он решил, что никогда не будет называться полным именем грана, которое дали ему родные – сейчас он никто и зовут его никак. Он такая же вещь, как и другие заключенные в изоляторе.