Имажинизма основное

ДИСПУТ.

На эстраде А. Мариенгоф, А. Кусиков, В. Шершеневич, С. Есенин, И. Грузинов, В. Брюсов.

Председательствует Львов-Рогачевский.

В. Маяковский в толпе.

В. Брюсов. Всякое литературное течение возникает или умирает в силу определенных причин. В истории литературы мы наблюдаем некую закономерность: так, например, романтическая школа приходит вслед за классицизмом, на смену реализма появляется символизм и проч.

Почему возник имажинизм? Считаете ли вы, что имажинизм появился как необходимое звено в цепи развития литературы? Признаете ли вы закономерность исторического процесса вообще?

П. Грузинов. Вопрос о закономерности исторического процесса общий вопрос, освещать его нет необходимости, это не является темой нашего диспута. Я буду говорить об имажинизме.

В настоящее время мы естественно еще не имеем исторической перспективы, чтобы посмотреть на имажинизм, как на литературную школу, объективно.

Вероятно в будущем некий профессор Коган, имея эту перспективу, определит с точностью и философскую основу имажинизма и его классовую подоплеку, укажет также место имажинизма в смене литературных школ.

Для меня несомненно следующее: имажинизм есть прежде всего необходимая реакция на тот схематизм и логизм, который мы замечаем в творчестве символистов; ясно для всех, что вы, символисты, подчинили поэзию философии. Вместе с тем имажинизм есть живая разбойная сила, разрушающая оковы ложноклассицизма и стилизаторства акмеистов…

В. Маяковский (из толпы). Имажинисты эпигоны футуризма!

И. Грузинов. И вместе с тем имажинизм есть безусловный протест на тот злейший натурализм, который мы видим в творчестве футуристов. Футуризм лежит за гранью подлинного искусства, как и всякий натуралистический лубок и фельетон. Вспомните драму «Стенька, Разин» В. Каменского, а также «Мистерию Буфф» и поэму «Сто пятьдесят миллионов» В. Маяковского. Чем эти произведения отличаются от плаката и фельетона?

В. Брюсов. Итак, имажинизм, как школа, не принимает за основу ни определенной философской системы, ни какой-либо научной теории?

И. Грузинов. Возможно, что в будущем Ю. Айхенвальд назовет имажинизм новым идеализмом. От таких случайностей мы не гарантированы.

По моему мнению философия лежит в ином плане, чем поэзия. Во всяком случае передавать в рифмованных строчках теорию Энштейна, Авенариуса, Гуссерля или Койгена мы предоставляем другим. Точно также мы не имеем намерения излагать в стихах популярный курс палеонтологии, как это делают некоторые из акмеистов, или пространный курс мифологии, как это делают некоторые из символистов.

В. Брюсов. Но однажды вы сказали: «для поэта прагматически есть только форма». Вы прагматист? последователь Анри Бергсона?

И. Грузинов. Мне близок Бергсон, хотя я и отрицательно отношусь к его крайнему психологизму. Но я никогда не помышлял Бергсонову философию, как и любое философское направление, считать основой имажинизма. Выражение «прагматически» я привел в смысле «практически». Я хотел этим сказать, что поэту необходимо прежде всего учиться мастерству поэзии, прежде всего быть художником. «Пусть мир провалится, а чай мне сегодня пить», говорит один из героев Достоевского. «Мир пусть сегодня провалится, а ремеслу своему, художеству своему мне учиться должно», так необходимо мыслить поэту. И вместе с тем я ни одной минуты не сомневаюсь в том, что поэт должен обладать огромным внутренним опытом и знаниями. Все это само собою разумеется.

В. Брюсов. Еще один вопрос.

И. Грузинов. Пожалуйста.

В. Брюсов. Вы, имажинисты, утверждаете, что одна из задач поэзии создание нового мира. Но на сколько помню, об этом давно уже говорил Фридрих Энгельс.

И. Грузинов. В детстве я читал Фридриха Энгельса. Полагаю, что выражение «новый мир» он приводит в смысле общественно-утилитарном.

Происходит явное недоразумение и непонимание наших устремлений и задач. И это недоразумение лишний раз показывает, что новое вино нельзя вливать в старые мехи; лишний раз показывает, что износились, потускнели и стерлись не только отдельные слова, износились и сочетания слов. Вот почему мы и полагаем, что следует совершить революцию в области синтаксиса.

Только из нового сочетания слов можно создать новую ткань поэзии, ткань, зыблемую силою и многообразием новых ритмов, ткань, зыблемую дыханием заключенных в ней миров…

Многие твердые предметы стали абсолютно прозрачными, вы не видите этих предметов и спотыкаетесь. Тумбы, плиты и ограды и стены домов ночью светятся так, что можно свободно читать газету. Молоко и яйца…

Львов-Рогачевский. Прошу держаться ближе к теме, иначе…

И. Грузинов. Миляга, прошу не прерывать. Слушайте и учитесь… – Молоко и яйца мерцают бледно-голубым светом. Предметы, весившие раньше несколько тонн, весят теперь несколько фунтов. Деревянные тела, получив упругость, отскакивают, как мяч брошенный на землю… Все вышеописанные изменения произошли бы в том случае, если бы удалось температуру на земном шаре понизить на несколько сот градусов.

Это научная гипотеза.

Имажинизм и есть подобное понижение температуры поэзии.

Вот в каком смысле мы говорим о создании нового мира или о преображении его.