Чудовище Нави, или Завтра еще пойду!

Глава девятая. К худу или к бобру?

Глава девятая. К худу или к бобру?

Кое-как встав, я поковыляла в сторону дома, прихрамывая почему-то на одну ногу и совесть. Позади меня уже вовсю суетились, пытаясь потушить остатки бани.

Дверь скрипнула протяжненько и грустненько. Паутина, висящая по потолку покачнулась от дуновения сквозняка.

- Кто здесь? – спросил подозрительный голос домового из-за печки.

- Свои, - мрачно ответила я, падая на лавку.

Огромный клок шерсти и пыли медленно перекатывался, словно перекати-поле. Сухие листья шуршали по углам. В давно немытых окнах стоял вечный туман. Груда всякого мусора была заботливо распихана, где придется. И в качестве акции устрашения поросла паутиной, которую караулил огромный четырехлапый паук.

- Ой! – ужаснулась я, поглядывая на паука. – Брысь!

- О! Ты уже познакомилась с Брысем? – переглянулись бесы. – Ты его не обижай! Он тут живет на случай, если понадобятся паучьи лапки!

Паук на четырех лапах уполз в темноту, намекая, что четыре раза он уже был полезен!

Внутри было какое-то странное чувство, от которого я никак не могла избавиться. Стоило мне подумать о чем-нибудь, как мысли медленно возвращались к зеленым глаза. Вот смотрю я на плесень, а она превращается в зеленые глаза… Смотрю на горшок, а он вдруг начинает улыбаться призрачной зубастой улыбкой. Может, это остаточное действие его чар? Или это как-то связано с силой, что он мне дал? Сила! Вспомнила!

- Ничего себе, - удивилась я, рассматривая свои пальцы. – Я прямо так вот взяла и… Эх, жаль, что я не помню! Значит, не обманул!

- Слушай, а ты случайно не у болотника силу брала? А то у тебя глаза странно горят! И сила какая-то зеленая! – подлез ко мне бесенок. – А то мы все узнавали, да разузнать не могли! Никто не признается!

- Антипка? – прищурилась я, глядя на бесенка, потешно морщившего пятачок. Вот все им нужно знать!

- Ага! Не у болотника ли? – встревоженно подлез второй. И тоже под руку. – Только не говори, что у него!!!

- Нет! Что вы! – отпиралась я, причем очень натурально. И округляла глаза. – Не у него! Точно! А зеленый вообще мой любимый цвет!

Тем временем щеки почему-то краснели сами по себе. Вот те раз! Опять напомнили!

- Ой, - тут же выдохнули мои бесы, сползая на скамеечку. – Хорошо, что не у Хозяина Топей! Он вообще редко кому силу дает! Но мы слышали, что дерет за нее…

Ой! Я снова покраснела и сделала вид, что милее пушистого паука-инвалида ничего на свете нет. Старенькая печка покряхтела, поворочалась, а я звонко чихнула.

- Я так понимаю, что теперь это – мой дом? – спросила я наиграно бодрым голосом. Нет, ну надо же как-то перевести тему! Да и самой хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от мыслей о коварной улыбке, спрятанной за шторкой темных волос.

- Да! Твой! – повелись на мою уловку бесы.

- Значит так! – уперла я руки в боки. – Раз мой, то нужно будет прибраться! Нельзя жить в таком … мусоре! Кто со мной?

Я посмотрела на бесов. Один из них сидел и заплетал косичку на своем кончике хвоста. А второй ковырял лавочку.

- Мы – бесы! Мы как бы пакости должны делать! Давай кого-нибудь испортим? А? – тут же оживились бесы. И стали смотреть на меня умоляющими глазами, словно дети, которые просили конфетку.

- Достаточно моих испорченных нервов, - заметила я, осматриваясь по сторонам и прикидывая, с чего бы начать генеральную уборку! – Не хотите помогать? Тогда идите нафиг! Сама справлюсь!

Стоило мне только произнести это, как бесы тут же исчезли. Я замерла в растерянности. Они что? Обиделись? Ладно, когда вернуться, я попрошу у них прощения, если обидела. Все-таки славные ребята!

Домишка был маленьким. Однокомнатным. Со всеми удобствами в виде крыши и «не снесло ветром, и радуйся!». Сквозь дыру в крыше проникал луч света. Если в него зайти, то можно почувствовать себя супергероем!

- Крышей займемся потом! А пока что… ! – потерла я ладошки, выискивая, чем бы для начала подмести. – Все ненужное мы выбросим! А нужное – оставим! Зато сколько места освободиться! И справлюсь быстро!

Сушеные мумии мухоморов на ниточке вообще было не разглядеть из-за плотного слоя паутины. На покосившихся полках, держащихся на честном матерном слове и крови прибивавшего их умельца, лежали пучки трав, мешочки и прочая магическая ерунда, которую я решила пока не трогать.

Я взяла старый мешок, открыла его, видя сморщенную проросшую картошку. Картошка была старенькой и требовала к себе уважения. Поэтому я решила отправить ее на заслуженную пенсию и потащила мешок на выход. Сейчас соберем здесь огромную кучу! А потом придумаем, куда ее деть!

- Куды!!! – послышался скрипучий голос домового. На мешке сидел маленький волосатый старичок в старой рубахе, подпоясанной веревочкой. – Куды добро разбазариваешь! А ну втащи ее обратно! Пусть лежит. А то че? Кушать просит? Не просит!

- Хорошо, я не буду трогать вашу картошечку, - вздохнула я, хватаясь за мешок с какими-то гнилыми досками.

- А это куды потащила? Это про запас! – нахмурил кустистые брови дедушка, обнимая мешок обеими руками. – Не дам! Усе, что нажито непосильным трудом, пришла и разбазаривает!

- Ладно, - пожалела я домового, который смотрел на меня как мышь на крупу. – Пусть лежат опилочки! Мало ли! Вдруг котика заведем?

- Я предыдущего еле вывел! – снова нахмурился домовой, бережно таща мешок обратно. Он даже развесил паутину по нему! Все как было!

– Когда кого-то заводишь, у меня спрашивать сначала надо! – гордо произнес домовой.

- По поводу мужика тоже? – усмехнулась я, отгоняя мысли о Хозяине Топей. Дался он мне!

- И по поводу мужика! – насупился домовой. – Кота завели, а меня не спросили! Не в масть он был! Не в масть!

- А тебе что? Козырного подавай? – усмехнулась я, глядя на маленькие лапти на ногах домового. – Ой, какая прелесть!

- Так, лапти не лапать! – обиделся домовой. Я вздохнула и решила не заморачиваться, поэтому направилась в другой угол. О! Там был целый склад!

Моя рука потянулась к груде старых досок, которыми, видимо, что-то пытались латать. На досках уже расцвела плесень. Они почернели и никуда не годились.

- Да что ж тебе неймется -то! – послышался позади меня скрипучий голос. Я оглянуться не успела, как на досках уже сидел домовой, любовно обнимая их, как родных. – Не дам! Тебе что? Выбросить больше нечего? Чего прицепилась к доскам-то? Для тебя что ли их тут складывали?

Я направилась в еще один угол, где валялись старые горшки. Один был треснут, второй разбит. Черепки были разбросаны по полу и тоже поросли паутиной.

- Значит, горшки я выкидываю! – торжественно объявила я, беря горшок, и тут же его у меня выхватили из рук.

- У тебя что? Руки чешутся? Пусть стоят! – надулся домовой, глядя на меня со смертельной обидой. – Вон еще сколько мусора по дому! Тоже мне, хозяюшка!

И он любовно обнял старые горшки, сопя на меня и фыркая.

Спустя полчаса я стояла с мышиной черепушкой в руках.

- Вот все, что можно выкинуть! Разрешаю! – смилостивился домовой. – А не то ночью приду и буду душить!

- Когда будешь душить, покупай парфюм подороже! – заметила я, понимая, что уборка не заладилась.

- Ой! – послышался голос позади меня. Я обернулась, видя бабу, которая идет ко мне вороватой походкой. Она все время осматривалась по сторонам, прижимая к груди сверточек. Одета она была, как по униформе. Рубаха, юбка и коса. На вид ей было летпод сорок.

- Матушка – ведьмушка, - заныла гостья, проходя вслед за мной. – Вот, чем богаты, то и принесла! Дело у меня есть такое…

Она вдруг покраснела, а потом прошептала.

- Матушка-ведьма! Меня домовой … по ночам… домогается…

Глава десятая. Запечный ловелас

Глава десятая. Запечный ловелас

Сказать, что я была слегка обескуражена – не сказать ничего. Маленький старичок в смешных лаптях мало походил на героя – любовника. Разве что на пенсии в обнимку с мемуарами о падших к его ногам женщинах.

- Домовой? – уточнила я на всякий случай, слыша, как мой ловелас возится за печкой, сипловато покашливая. – Домогается?

Если честно, то я насторожилась!

– Только ты никому не рассказывай, ведьма – матушка! – взмолилась баба, глядя на меня умоляющим взглядом.

- А какой мне смысл? Все строго конфиденциально, - успокоила я внезапную гостью, снова поглядывая на печку, за которой ворчал роковой обольститель.

- Втыкуха! – послышалось шуршание кустов под окнами. – Простипома! Тьфу!

Да, конфиденциальность в деревне – отдельная статья для убийства!

- Так, успокойтесь, - выдохнула я, глядя в несчастные глаза гостьи. – Вы точно уверены, что это – домовой?

- А кто ж еще! Он самый! – выпучила глаза женщина, всплеснув руками.

– Ой, стыдно мне было идти… Ой, как стыдно!

Она покраснела как бусы на столе, которые я случайно сдвинула рукой.

- Как лягу спать, слышу шорохи какие-то! Половицы скрипят, словно по ним кто-то ходит! - встревоженным полушепотом продолжала баба, пока я еще раз пыталась примерить образ ненасытного героя – любовника на дряхлого старичка размером с кошку. Но даже в кожаных трусах с плеткой вместо веника он никак не тянул на ночного искусителя!

– Так чую, что рукой кто-то водит в темноте! По телу! А потом …

Баба осмотрелась, в надежде, что ее никто не слышит. Говорила она тихо, краснела и переминалась с ноги на ногу.

- Слыхали, что ведьма баню сожгла! А Акулина ведьме пошла! – послышался громкий женский голос на улице. – Каждую ночь ее … того! Домовой!

- Кого? – удивился второй женский голос. – Ведьму или Акулину?

- Батюшки! – ужаснулся третий женский голос. – Что за село! То ведьма проклятая баню спалит, то к Акулине домовой женихаться приходит!

Гостья побледнела. Я тоже, услышав про баню.

- Так, на чем мы остановились? – спросила я, чувствуя, что в моем ветхом доме собрался светский раут местных звезд желтой прессы и зеленой зависти!

- Потом на кровать садиться… Я прямо чую! Но шевельнуться боюсь! Прямо страх такой нападает, что не вздохнешь лишний раз! – прошептала Акулина, делая страшные глаза. – Мужа я схоронила два года как! А тут…

- И? В чем проблема? – удивилась я, слыша, как кряхтит за печкой потенциальный «утешитель вдов». Меня пока утешало, что для вдовства мне еще замуж нужно выйти!

На улице послышался старческий голос.

- Здорова Игнатьевна! Слыхала! Ведьма баню спалила! Да откуда ж мне знать почему? Обозлилась на что-то! Видать, обидели, проклятую!

- А ты слыхала, что на Акулине домовой жениться обещал? – слышались женские голоса.

Я шумно вздохнула.

- А потом рядом ложиться, - полушепотом заметила баба, краснея еще сильнее. Разговоры на улице удалялись. – И снова рукой водит!

Она повела рукой в воздухе, словно поглаживая невидимый стол.

- Я лежу, пошевелиться боюсь! Все терплю! Страшно ведь! А потом… Как петух прокричит, он уходит! – в ужасе прошептала баба.

- Третьего от домового уже родила, лопатой убила и в огороде закопала! Вот те зуб! Сама слышала! – донесся женский голос с улицы. – А ты че думаешь, она к ведьме пошла? И та чертовка хороша! Баню сожгла! Ей бы лишь бы пакость сделать!