Куклы

Глава 9. Звезда и солнце

Мария с живым любопытством оглядывала тесную, темноватую комнату… скорее, чердак. Выше – только крыша. И к выходу на нее, пока что плотно затворенному, ведет небольшая лесенка.

- Значит, ты выходишь на крышу и наблюдаешь за звездами…

- Да, - кивнул Элиот. – Но сейчас мне это не нужно. Ведь самая яркая, самая лучистая звезда – передо мной.

Девушка осторожно провела пальцем по карте звездного неба, украшавшей простую, без обивки, стену...

- Другие называют меня солнцем, - сказала она просто. - Не знаю, как и почему я согласилась прийти сюда по первому твоему зову. Но прошу… пожалуйста… пускай между нами все будет честно.

Он ничего не отвечал. Смотрел на нее, полускрытый тенью. Как неполная луна. Не двигался. И на миг стало как-то неприятно. Словно не чарующий юноша был перед Марией, а одна из тех статуй, над которыми она работала в Академии…

Этот сумрак, тонущие в нем неказистые предметы скудной обстановки (он, прекрасный, неповторимый, разве он может жить в таком… гнезде?), почему-то бросили в душу зерно непонятного страха… и Мария поспешила сотворить огонек на ладони. Зеленый. А потом – золотистый. Их свечение игриво слилось, веселые искры озарили лицо юноши… тонкие черты, удлиненный разрез ярких глаз, в которых не было тени… И она сама шагнула к нему.

- Мария… - Элиот как будто пропел ее имя. - Ты ведь потом пожалеешь?

- Никогда!

- Почему ты со мной сейчас?

- Потому что ревную тебя к твоим звездам…

Золотисто-зеленый праздничный свет расшалившихся огоньков все еще заливал лицо Элиота, а Марии казалось, что все звезды собрались здесь сейчас и ласкают прохладными лучами его воздушные волосы...

А еще здесь было их взволнованное дыхание. И запах розы… Той самой розы, приколотой к лифу платья, что он бросил ей в кафе…

- Ты сохранила мой цветок, - сказал Эмиран.

- Конечно…

- Прошу, верни мне его.

- Но зачем?

- Затем, - ответил он, приближаясь к ней уже почти вплотную, - что роза теперь пропитана тобой… твоими чувствами… волнением… и я хочу с ней забрать и часть тебя…

- Но ведь я… - почти робко попыталась Мария возразить, но Элиот не дал ей ответить. Отколов розу от платья, он в то же время закрыл девушке рот поцелуем.

Этой ночью Алекс смотрел с балкона на темный город. Большая белая луна шла на убыль, уступая место маленькой лиловой, а это значило, что наступает темное время месяца. В сумраке главная башня города с великими часами стройно, величаво и в то же время – одиноко – возносилась над столицей и казалась такой загадочной, словно и сама была создана из переплетения белого лунного света и ночных теней. Словно в ее часах – самых больших и точных на всех восьми островах – поселился интереснейший сон… Вот только его надо разбудить.

Разбудить сон? Алекс усмехнулся. Ему вдруг захотелось стать птицей – большой черной птицей и, раскинув крылья, полететь в это темное небо, полететь на башню, чтобы заглянуть внутрь старинных часов и найти там этот темный вековой таинственный сон. Посмотреть в его… глаза? Холодный ветер, порывистый и не склонный к чувствительности, схватил Алекса за длинные, сейчас распущенные волосы и бросил ему их на лицо. Как будто не хотел, чтобы человек смотрел на башню, которой он, ветер, может касаться без труда, словно ревновал и злился…

Отводя назад спутанные пряди, Алекс подумал: какой же все-таки странный, странный этот ночной город.

В этом городе сейчас видят сны его друзья. А может быть – и нет. Может быть, сейчас они так же, как и он, отдаются каждый своему безумству. Сардо, забыв о целом мире – и о Розе, ведь так? – сочиняет новую песню… Мария, не в силах уснуть, мечтает о своем звездочете… о, этот звездочет уж точно не спит! Серж – тот парень из леса, слушает ночных птиц и упорно думает… о чем? Роза… А Роза?.. У каждого – своя… если не любовь, то страсть. Все одержимы, все пойдут на что угодно ради того, что кипит в душе и обжигает порой невыносимо.

- Все мы, - прошептал Алекс, обращаясь, наверное, к ветру, - все мы – куклы. Но где же наш хозяин? Почему он позволяет нам так безумствовать? Впрочем… если бы он нам этого не позволил – мы бы обиделись еще сильнее.

Без сожаления развернувшись спиной к башне, оставляя ее наедине с ветром, Алекс ушел с балкона. В своей маленькой гостиной он зачем-то присел к фортепиано. Взял несколько аккордов. Мягче, тоньше, звучнее… И вот уже одна из самых нежных, самых грустных и пронзительных мелодий Сардо Миллитэ льется из-под пальцев лунным шепотом, рассыпается в ночи хрустальными горошинами, акварелью нежных созвучий рисует портрет. Ее портрет…

Юная красавица кружит в печальном танце в невесомости среди ночной пустоты…