Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Услышав, как его враги и друзья переругиваются друг с другом, демонический дракон сердито фыркнул.

— Это клятва, данная вами, горой Белого тигра и кланом Фуяо. Я на это не соглашался. Оказавшись на краю гибели, владыка Шан тут же нашел вам сильного покровителя. Он действительно посвятил себя горе Белого тигра... Но почему же я не вижу здесь этого покровителя? Где глава Янь? — холодно ответил Бянь Сюй.

Старейшина горы Белого тигра сердито топнул ногой.

— Ты окончательно помешался!

Но выражение лица Бянь Сюя оставалось спокойным.

— Мой единственный сын погиб, я больше не могу идти по пути самосовершенствования, я не могу продвинуться вперед. Мне осталось жить всего десять или двадцать лет. Я был одним из Четырех Святых... Теперь, когда у меня ничего не осталось, чего мне бояться?

Хань Юань превратился в человека, сложил руки на груди и едва не рухнул на землю.

— Ты обвиняешь меня?

Старейшина горы Белого тигра бросил на демонического дракона свирепый взгляд и продолжил:

— Убийца должен заплатить жизнью за жизнь. Но брат Бянь, даже если порубить этого проклятого дракона на множество кусочков, это не искупит его грехи. Он должен подавить беспорядки на Южных окраинах. Люди зала Черной черепахи подобны чистому ветру и ясной луне6. Считайте, что все это лишь ради благополучия народа…

6 光风霁月 (guāngfēngjìyuè) — чистый ветер, ясная луна (обр. в знач.: чистосердечный, прямодушный).

— Благополучие народа... — с улыбкой повторил Бянь Сюй. — Когда ты безжалостно убил моего сына, почему никто не подумал, что владыка зала Черной черепахи тоже принадлежит к этому народу? О чьем же благополучии тогда шла речь?

Голос старейшины горы Белого тигра на мгновение затих.

Но Бянь Сюй больше не дал ему шанса заговорить.

— Убей дракона, а я позабочусь об этих демонах!

Ждать больше не было смысла. Тень клинка обрушилась на массив и устремилась прямо к Хань Юаню. Конечно же, Хань Юань не собирался с этим мириться. Но именно тогда, когда он решился было дать отпор, на тыльной стороне его ладони внезапно вспыхнула кровавая метка. В небе, словно предупреждение, вновь собрались черные тучи, и «Массив истребителей демонов» пришел в движение.

Хань Юань мрачно выругался и перевернулся в воздухе. Заклинатели горы Белого тигра немедленно ринулись к нему. Проблеск сознания, на миг озаривший лицо Цзян Пэна, испарился. Казалось, будто кто-то намеренно привязался к нему на время, а потом исчез. Цзян Пэн пронзительно закричал. И вновь перед его глазами стояло одно только слово «Бэймин». Тысячи призрачных теней последовали за ним, чтобы остановить Хань Юаня.

Праведный путь и праведный путь, темные заклинатели и темные заклинатели. Все они сошлись в яростной схватке. И в воцарившемся повсюду хаосе уже нельзя было разобрать, кто есть кто.

В этот самый момент по округе внезапно прокатился тихий звуковой сигнал. Казалось, что-то быстро промелькнуло рядом с «Массивом истребителей демонов». Никто не обратил на это никакого внимания, и звук попросту утонул в окружающем шуме. Но пусть другие ничего и не слышали, это слышала Лужа. И хотя она не знала, что это было, ее волосы тут же встали дыбом.

Лужа широко распахнула глаза и во всей красе рассмотрела невыносимый характер Хань Юаня. Рискуя попасть под гнев Небесного Бедствия, он поднял руку и ударил старого Бянь Сюя.

Удар разъяренного демона оказался настолько сильным, что Бянь Сюя тут же вырвало кровью. Но случилось странное, и кровавая метка на руке Хань Юаня никак на это не отреагировала.

Что это... значит?

Неужели за столь короткое время Бянь Сюй так обезумел, что кровавая клятва больше не защищала его?

Хань Юань был ошеломлен. Помолчав с минуту, юноша поднял голову и с подозрением посмотрел на Бянь Сюя.

— Что ты сделал?

Бянь Сюй медленно вытер уголок рта. Его лицо стремительно менялось. В уголках его глаз залегли глубокие морщины, будто его кожу исполосовало невидимое лезвие. На дне его зрачков вспыхнул кроваво-красный свет, и по его телу, словно тотем, поползли странные письмена.

— Что это такое? — пробормотал старейшина горы Белого тигра.

Хань Юань не сказал ни слова и крепче сжал в руках меч.

В следующий момент Бянь Сюй внезапно поднялся и простер руки к небу. Его седые волосы упали на плечи, словно опавшие цветы. Его голос был хриплым, как у плачущей кровью кукушки7. Он поднял глаза и горестно закричал:

7 杜鹃啼血 (dù juān tí xuě) — кукушка плачет кровью. Означает, что кукушка печально плачет днем и ночью и не останавливается, пока не потечет кровь. Часто используется для описания крайнего горя. Согласно легенде, Ду Юй, правитель Шу потерял страну и умер. Его душа превратилась в кукушку, и он плакал день и ночь. Из произведения «Пипа» Бо Цзюйи (772–846 гг., поэт эпохи Тан).

— О Небеса!

— Он что, собирается совершить жертвоприношение? — волосы Ли Юня встали дыбом.

Жертвоприношение было одним из самых коварных заклинаний. Совершивший его мог погубить великое множество невинных людей, и сила этого проклятия передавалась из поколения в поколение. Не говоря уже о Бянь Сюе, одном из Четырех Святых.

Если его затея увенчается успехом, все его тело, его плоть и кровь, три смертные и семь бессмертных душ, его дети и внуки, и весь опыт, накопленный за годы самосовершенствования исчезнут без следа.

— Из-за своего никчемного сына он хочет принести себя в жертву? Зачем?! — невразумительно заорал старейшина горы Белого тигра.

Нет…

Продолжительность жизни заклинателя слишком велика, с годами родственные чувства ослабевают. Если бы он снова захотел иметь детей, ему не составило бы труда зачать ребенка? Он был владыкой зала Черной черепахи, бесчисленное множество женщин согласилось бы посвятить себя ему.

В прошлом он был одним из самых прославленных заклинателей и даже сейчас, на закате жизни, он все еще возглавлял свой клан.

Когда-то Бянь Сюем многие восхищались, но теперь, когда его сын погиб, он тщетно пытался добиться для него справедливости, о которой так мечтал.

Неужели тем, кого Бянь Сюй ненавидел больше всего на свете, и в самом деле был Хань Юань, убивший его ребенка?

Или Хань Юань был всего лишь оправданием?

В мире не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос.

Хань Юань не раздумывая бросился к Бянь Сюю, пытаясь остановить его прежде, чем ритуал завершится успехом.

Вдруг, словно из воздуха появилась темная тень. Явившийся из Поглощающей души лампы Цзян Пэн вновь преградил Хань Юаню путь. Меч черного дракона врезался в призрачную Ци.

Выражение лица Хань Юаня резко изменилось. Юноша повернулся и внимательно посмотрел на Цзян Пэна.

— Ты не Цзян Пэн! Кто ты?

На лице «Цзян Пэна» мелькнула странная улыбка.

— Кто я? — сказал он. — Даже убив его, ты все равно не догадаешься.

Но Бянь Сюй, похоже, не обращал на них никакого внимания. Он почтительно преклонил колени и воскликнул:

— Хоу-ту8!

8 后土 (hòutǔ) — Хоу-ту — божество земли всей страны в отличие от духов земли отдельных местностей (ту-ди). Хоу-ту изображали с веревкой в руках, считалось, что он управляет сторонами света. Его же считали правителем столицы мрака (в загробном мире).

— Что ты делаешь? Останови его! — закричал Ли Юнь.

Вдруг, меч изначального духа Ю Ляна вторгся в массив и устремился прямо к Бянь Сюю. Преследуя цель, он пролетел мимо Лужи, сжимавшей в руке воробьиное перо, полностью осыпавшееся пеплом. Почувствовав его, девушка стиснула зубы и превратилась в настоящего красного журавля. Охваченная истинным пламенем Самадхи она ринулась к большому скоплению призрачных теней, намереваясь расчистить путь для ауры клинка.

«Цзян Пэн» усмехнулся, и волосы Хань Юаня встали дыбом.

Хань Юань тут же остановил Лужу. Схватив красного журавля за длинную шею, юноша попросту отбросил ее себе за спину. В следующее же мгновение все вокруг содрогнулось от странного грохота, и скопление призрачных теней взлетело на воздух. Пятеро или шестеро учеников горы Белого тигра не успели вовремя увернуться, и в тот же миг оказались разорваны на куски.

«Цзян Пэн» с улыбкой поднял голову и посмотрел на Хань Юаня.

— Бах.

Не раздумывая, Хань Юань вновь обратился в демонического дракона и, создав из темной энергии защитный барьер, окутал им всех вокруг.

В следующее же мгновение все уцелевшие призрачные тени принялись взрываться одна за другой. Разлетавшийся от них ветер был намного острее, чем клинки в неумело построенном «Массиве истребителей демонов». Хань Юань не смог сохранить форму демонического дракона. Вновь вернув себе человеческий облик, он рухнул вниз, словно разорванный воздушный змей.

Его драконье одеяние было перепачкано кровью, и на этот раз оно действительно превратилось в «лохмотья», о которых ранее говорил старейшина горы Белого тигра.

С мрачным выражением лица Хань Юань коротко махнул Луже рукой, чтобы та помогла ему подняться, и с трудом встал прямо, опираясь на меч.

Сто тысяч гор Шу в ужасе содрогнулись. Окончательно обезумевший Бянь Сюй поднялся в небо и громогласно произнес:

— Тело мое из плоти и крови!

Его старческая кожа треснула, словно разорванный мешок, и сползла с окровавленного скелета, обнажая алые мышцы и плотные белые кости. Он выглядел как заживо освежеванный труп.

Но он все еще находился в неведении.

— Изначальный дух…

Плоть старика лопнула, и в небо с грохотом, словно совершенствующийся в пурпурный дворец9, взмыл светящийся шар. Он весь был покрыт кровью. Внутри шара, как волны на море, покачивался изначальный дух Бянь Сюя.

9 紫府 (zǐfǔ) — пурпурный дворец (обр. в знач.: обитель бессмертных, небеса). В тексте ироничная метафора о вознесении.

Бянь Сюй больше не мог говорить. Его рев, словно колокольный звон, вырвался из недр опустевшего внутреннего дворца:

— Три души и семь духов!

Его голос стих, и жертвоприношение было завершено. Мираж Поглощающей души лампы исчез. Призрачные тени рассеялись и разлетелись прочь, словно ласточки. Содержимое внутреннего дворца Бянь Сюя повисло в воздухе. Стремительно сжавшись до точки, оно разлетелось на куски.

Когда погиб Гу Яньсюэ, на Восточном море три дня и три ночи бушевала буря. До своей смерти Бянь Сюй был не самым известным из Четырех Святых, но его гибель оказалась самой шокирующей из всех.

Они находились в самом центре Шу. Ударная волна с огромной скоростью хлынула во все стороны.

Горы рухнули, ни птицы, ни звери не успели сбежать. Горные деревушки оказались стерты с лица земли, и все вокруг погрузилось в безграничную тьму. Рассерженные духи пребывали в смятении, а в небе, предчувствуя великое пиршество, все еще виднелась тень Поглощающей души лампы.

В мире больше не было ни солнца, ни луны. Казалось, что осталась одна лишь лампа, притягивавшая к себе все больше и больше призраков.

Зрачки Хань Юаня сузились.

Он никогда не отрицал, что отнял слишком много жизней. Многие заклинатели, собравшиеся у башни Красной птицы, пали от его руки. Хань Юань знал, что, даже если его разорвут в клочья, это будет наказанием за его грехи.