По ту сторону Бездны[СИ]

— Кто–нибудь в этом свинарнике в состоянии открыть окно, при этом туда не вывалившись? Я могу обходиться без воздуха какое–то время, но мне все же приятней, когда он есть, — вампир неторопливо прошел по комнате, выбрал себе стул и уселся на него верхом, сложив руки на спинке. Кто–то дернулся и открыл окно.

А теперь нас будут выбрасывать туда по одному, отрешенно подумала я, пытаясь застегнуть блузку. Но пуговицы упорно не попадали в петли. Остальные замерли, что кролики перед удавом.

— Ну а теперь давайте знакомиться, — все с тем же спокойствием и легким таким презрением продолжал куратор. — Хозяева помойки кто?

— М-мы, — раздалось несколько робких голосов.

— Любопытно. Я, знаете ли, домашних животных у себя развожу. Так вот у них в хлеву чище. А в университете они не учатся. Несправедливо, вы не находите?

Тяжелое молчание, опущенные головы, пунцовые щеки. Унизить их сильнее он бы не мог. Мы же люди. Мы привыкли гордиться, что мы не животные.

— Я вот думаю, может мне вас местами поменять? Зверюшки мои в университете поучатся, а вы пока по загону побегаете, хоть хмель из головы выветрится…

Недооценила я светлейшего. Может и сильнее. Про то, чтоб животным в наши дни статус человека присваивали, я никогда не слыхала и сильно сомневалась. А вот людей человеческого статуса лишить могли. За тягчайшие преступления, несовместимые с обликом человека и гражданина, суд лишал подсудимого права именоваться человеком, и его отдавали вампирам, за Бездну. В стада.

Пригрозить таким наказанием за пьянство в учебное время было сильно. Ну, хоть не в окно.

— Что касается вас, светлейшая дева, — добрались и до меня. Кто б сомневался. — Я весьма неплохо отношусь к сексу, в том числе и случайному. Но я крайне плохо отношусь к пьяному зачатию. Знаете почему? Дети потом уродами родятся. И их убивать приходится, чтоб популяцию не портить. Так вот вы своего ребенка с тремя ногами и одной мозговой извилиной убивать будете сами, ножик в руке держать я помогу.

— Тварь, — злобно плюю в его сторону, меня трясет, организм готовится отомстить мне за все.

— Да, — невозмутимо отзывается Анхен, — человек, доводящий ситуацию до подобного исхода, называется именно так.

Он встает, оглядывает публику, выбирает одного из парней, явно более трезвого, чем большинство, и подходит к нему.

— Возьмете такси и отвезете деву домой. Сдадите с рук на руки родителям. Или детям, кого в доме найдете. И передадите, чтоб до понедельника близко ее к университету не подпускали. Держите деньги.

— Простите, светлейший куратор, но этого много.

— Не думаю. Учитывая, что она сейчас затошнит вам всю машину, вам еще придется добавить свои. Надеюсь, более не увидимся, — он величественно выплывает.

А вечеринка молча объявляется закрытой. Гости, пряча глаза, исчезают. Хозяева делают попытки убраться в комнате. Я с провожатым иду в такси. Волю вампира не оспаривают.

До понедельника я как–то просуществовала. Утешала себя тем, что Лоу уже точно уехал, и из дома меня никто никуда не увез. Ни в пятницу, ни в субботу. Утешение выходило слабое, потому как в понедельник… я даже представить боялась, что будет в понедельник. Но на работу все–таки пришла.

Анхен сидел, легонько раскачиваясь, в моем кресле и ждал меня.

— С добрым утром. Рад, что ты вспомнила, наконец, о своих обязанностях.

Голос спокоен. Нейтральный такой, словно у лектора по микробиологии.

— Вы же дали мне отгулы до понедельника. Я просто вас послушалась.

— Слушать и слушаться меня надо было чуть раньше, — он неторопливо встает и подходит ко мне. Снимает с плеча сумку, бросает в кресло. Берет меня за предплечье. Какой–то миг смотрит в глаза. И мне даже мерещится в его взгляде сожаление.

А потом он резко дергает мою руку назад и вверх, выкручивая и дергая ее так, что я кричу от обжигающе резкой боли. И отпускает. Рука падает плетью, а я падаю на колени. Не перед ним, просто болевой шок, и ноги не держат.

— Руку, — слезы катятся из глаз, и с трудом удается не выть в голос. — Ты ж мне вывернул…

— А ты думала как? Ты ведь только по–плохому у нас понимаешь, — спокоен. Стоит и смотрит. Высший Судия, бесстрастный и непогрешимый. — Я просил тебя. Специально сказал. Ты нужна, есть дела, срочные, надо сделать. И что я получил в ответ? Пьяный загул в компании первых встречных уродов?

— Мне больно…пожалуйста, — тяжело дышу и раскачиваюсь, стараясь не закричать. — Вправь мне сустав…пожалуйста, Анхен…больно…

— Здесь целый корпус врачей. Кто–нибудь вправит. Я предупреждал, что на работе ты работаешь. Предупреждал, что не потерплю неподчинения.

— Анхен, пожалуйста… хватит…не надо…

— Я был тебе не хорош. Друзья мои аморальны. А совместный досуг с пьяными ублюдками — самое то. Пытаешься с вампирами жить по морали людей, а с людьми — по морали вампиров? Наоборот не хочешь попробовать? А то, знаешь ли, ни те, ни другие не примут.

— Анхен… — боль уже затмевает все, — Анхен…

Снизошел. Склонился, еще один резкий рывок, вспышка боли — и сустав встает на место.

— Приведи себя в порядок. Через полчаса у меня встреча. Чтоб сидела у себя за столом и улыбалась, — разворачивается и уходит в кабинет.

Встать получается не сразу. С мыслями собраться еще сложнее. Дохожу до стола. Сажусь. Беру чистый лист бумаги. Начинаю вставлять в машинку, но раздумываю. Печатать мне ничего не велели. Еще заинтересуется. Пишу от руки: «Ректору Светлогорского… Заявление. Прошу освободить от занимаемой должности…». Число, подпись. Какое–то время смотрю на лист. Затем усмехаюсь, беру другую ручку. В верхнем левом углу летящим кураторским почерком рисую: «Согласовано». И ставлю его красивую многосоставную подпись. Пусть хоть на долю секунды почувствует, каково это — когда все решили за тебя.

Оставляю заявление на своем столе, беру сумку и иду на выход.

— Далеко? — раздается из кабинета, стоило мне открыть дверь.

— В порядок себя приводить, — злобно бросаю в ответ, не скрывая эмоций, и выхожу прочь. Есть только одно место, где я буду в порядке. Называется — «как можно дальше отсюда». Минут десять или пятнадцать у меня есть. За это время какой–нибудь автобус да подъедет.