Дрянь с историей

* * *

Первые материалы Макс отправил по электронной почте, и это несколько примирило Серафима с необходимостью вернуться в административный корпус: взвалил себе на шею ярмо, но хоть напечатал нужные документы, причём так, что никто из любопытных кумушек-кадровичек не сумел сунуть нос в бумаги. Правда, от ширины собственной улыбки свело скулы и захотелось кого-нибудь придушить, но ничего, сдержался. Зато остаток дня до запланированного на вечер совета факультета провёл с пользой, вникая в детали.

Материалы содержали подробные анкеты всех жертв, протоколы допросов и обысков и ещё кое-что по мелочи, то есть основную базу расследования, а также часть аналитики.

Поскольку ни одного тела никто до сих пор не видел, и оставалось только гадать, что стало с пропавшими студентами, ничего конкретного про преступника сказать было нельзя. Ну разве что он хитёр, очень осторожен и обладает высоким интеллектом, если никто за восемь случаев ничего не заметил, а ещё, вероятно, потусторонник со склонностью к начертательным чарам. К последнему утверждению Серафим добавил от себя, переписав с диктофона, разговор со Смотрителем. Подумывал отправить запись Максу как есть, звуковой дорожкой, но решил лишний раз освежить в памяти.

Пропавших студентов роднили не только даты. Ещё примечательно было то, что среди юных чародеев не было ни одного потусторонника, и вряд ли это произошло случайно: самые многочисленные здесь, они уже хотя бы по теории вероятности должны были попасться преступнику, если дар не имел значения.

И это заставляло задать вопрос: почему не подходят потусторонники? Не в том ли дело, что задурить голову обладателю такого дара преступнику сложнее? Он же как-то обманывает Смотрителя, да и жертвы уходят с ним спокойно и добровольно, и никто не обращает на это внимания — то ли доверие, то ли чары. Иначе на своём факультете проще и незаметнее найти подходящую жертву, а он…

Имелось и ещё одно обстоятельство, снявшее подспудно беспокоивший Серафима вопрос: почему родственники пропавших студентов так спокойно приняли даже те случаи, когда расследование откровенно спустили на тормозах? Всё оказалось просто и печально: не было у них таких родственников, которые могли бы поднять шум. Пятеро сирот, ещё двое — близко к тому: у последней девушки родители были алкоголиками, которые, кажется, вообще не заметили пропажи ребёнка, у одного парня были настолько напряжённые отношения в семье, что мать почти открыто радовалась его исчезновению. Восьмого воспитала одинокая бабушка, которую хватил удар сразу после получения трагического известия, и так она и скончалась в больнице, не приходя в сознание и не узнав итогов расследования.

Всё это давало одну интересную зацепку. Преступник весьма тщательно подходил к выбору жертвы, используя для этого не только возможности сети, но и личные дела студентов, и… что-то ещё, потому что одно дело — сироты, но как он узнал о сложных отношениях в семье? Или о пьющих родителях? Это не та информация, которой подросток будет хвастаться в сети, разве что жаловаться другу в личных сообщениях.

Может, он вообще не преподаватель, кто-то из персонала? Направление дара не вызывало сомнений, но здесь почти все в той или иной мере одарённые, потому что на обычных людей близость Котла, как правило, действовала куда более угнетающе. Из бухгалтерии, например. В бухгалтерии всегда всё и про всех знали, и вряд ли ГГОУ в этом смысле был исключением. Отлично подошёл бы комендант общежития, если бы не одно но: такой должности здесь не существовало. Вообще никаких инженерных и хозяйственных служб, все их заменял Смотритель. Или ректор. Вдаваться в детали ещё и тут не хотелось, главное, к делу это отношения не имело.

Список подходящих по дару и работающих тут последние четыре года людей проще было запросить у Макса и с ним идти за уточнениями к ректору — для контроля, а вот как их расспрашивать, Дрянин пока не понимал. Он мог явиться официально, со всеми полномочиями, вывернуть всех подозрительных наизнанку, но тогда о конспирации следовало забыть. Первый же допрос станет достоянием общественности тотчас, как только жертва покинет поле зрения Серафима, и даже раньше, а на это нельзя было пойти, чтобы не спугнуть преступника.

Вот если за оставшиеся без малого четыре недели до равноденствия тихо, придерживаясь легенды, решить проблему не получится… В лучшем случае они возьмут злодея на горячем, в худшем — ректор опять вызовет полицию, и все вопросы начнут задавать без оглядки на сохранение тайны.

Звонок наладонника застал Серафима за сборами. Он сложил документы в ящик письменного стола, бросил всегда незримо присутствующей химере «Мурка, охраняй!» и усмехнулся, глянув на экран.

— На ловца и зверь, — со смешком принял вызов и присел на край постели. — Ты вовремя.

— Что-то новое? — заинтересовался Макс.

Дрянин, конечно, всё пересказал и озадачил товарища списком потусторонников среди персонала, а также просьбой пошевелить теоретиков и самые верхние чины на предмет сил Смотрителя и того, кто мог им противостоять. Секретность секретностью, но вопрос был важным. И только потом Серафим сообразил:

— А ты чего звонил-то? Новости?

— Ну… такое, — неопределённо отозвался Ланге. — Интересовались тобой из Орлицына. Несколько человек в поисковик лазали, правда, все через общественную сеть.

— И что нашли?

— Да ничего толком. Наши сетевики не просто так хлеб едят. Просто ты из тех, запросы на кого отслеживаются, да и остальных оперативников я на контроль поставил. Я не думаю, что это серьёзное и наш убийца зашевелился, обычное человеческое любопытство восхищённых учительниц нельзя сбрасывать со счетов, но всё-таки.

— Это было предсказуемо. Всё?

— Самое интересное я напоследок приберёг, про одну учительницу как раз, ты спрашивал. В общем, не знаю, чем она заинтересовала тебя, но мне теперь тоже интересно.

— Думаешь, она причастна? — Серафим насторожённо нахмурился.

— Не, к нашему делу она точно не имеет отношения. Твоя Ева Калинина последние несколько лет честно служила в патруле, имеет благодарности и вообще на хорошем счету у командования, характеристика замечательная. Надёжный боевой товарищ и всё такое, сам понимаешь. Ничего подозрительного, взыскания и выговоры по мелочи, за порчу имущества, это с патрульными постоянно. Но самое интересное не это, а то, что Калинина Ева появилась на свет шесть лет назад.

— Что ты имеешь в виду?

— Да вот буквально то самое. Сменила паспорт с фамилией вместе, экстерном сдала экзамены на диплом потусторонника по телесному направлению и устроилась в патруль. Я выясню, кем она была до того, все запросы уже отправил, но придётся немного подождать. Ты ей чего заинтересовался-то?

— Красивая, — коротко отозвался Серафим, не собираясь пока посвящать кого-то в подробности.

— А, ну да, рыжая же, — расхохотался он. — Причём яркая. Как я мог забыть? А ты в курсе, что она крашеная? На первых фото в документах русая.

— Это всё? — хмуро оборвал Дрянин. — Тогда жду сегодня список.

И он оборвал связь, не дожидаясь ответа.

Информация была… интересной. Подозревать Еву в чём-то ещё он после этого не стал, но специфическое прошлое интриговало, такие вещи не возникают на ровном месте. В патруль-то её взяли, так что наверняка прогоняли по базам не только по имени, но и отпечатки, и чародейский слепок, да и биографию наверняка покрутили, потому что кто бы её иначе взял на службу! Но раскопали эту информацию и закопали обратно, не оставив на поверхности, а для этого у них наверняка были весомые причины. Как и у Евы — сменить личность. Но это сегодня-завтра Ланге выяснит, вряд ли его запросы надолго застрянут, нет дураков расстраивать и нервировать военную прокуратуру.

Жаль, самого интересного не выяснит, что она за пиявка такая странная. Явно ведь не первый день с этой особенностью, действовала Ева привычно, оставление истощённого любовника для неё было обыденным действием, не вызывавшим никаких волнений в душе и сомнений, иначе она проверила бы состояние, а не кралась тихонько к выходу. Интересно, она пробовала обращаться к целителю? Дрянин бы, наверное, на её месте первым делом сделал именно это, если бы подобное неожиданно началось…

Неожиданно. А вот если она точно знала, что это и почему? И, больше того, положение вещей её устраивало?

На этом месте Серафим встряхнулся и решительно двинулся прочь. Он часто потворствовал своему любопытству — в конце концов, не так уж много у него радостей в жизни, чтобы лишать себя этой, — но сейчас в первую очередь следовало заниматься конкретным делом, к которому женщина не имела отношения, а личный интерес мог подождать.

Разговор с ректором много времени не занял и только подтвердил предложенные Сефом варианты. Конечно, в ГГОУ имелась картотека с личными делами студентов, а ещё университет выплачивал целевые стипендии и, самое интересное, оказывал материальную помощь студентам в трудной финансовой ситуации. Это было самое перспективное направление: сложности личных отношений вряд ли отражены в личных делах, а вот какое-то обоснование при запросе поддержки они должны были предоставить. Но проверять он, конечно, начал с самого начала.

Доступ к личным делам студентов мог получить любой преподаватель без каких-либо препон. Они хранились в архиве, который примыкал к закрытой от студентов части библиотеки, и полистать на месте их можно было совершенно незаметно. Библиотека и архив пользовались огромной популярностью — отрезанный от информационных сетей университет не оставлял выбора, кроме как по старинке обращаться к бумажным источникам.

Серафим завёл библиотечную карточку, прогулялся между стеллажами, наудачу заглянул в ящик с тонкими папками студенческих биографий. Выглядело всё это сомнительно. Нет, конечно, теоретическая возможность у преступника была. Он действительно мог буква за буквой листать дела студентов, пока не попадётся кто-то подходящий. Тем более расставлены они по годам поступления, так что первый курс — отдельно, да и на папках бирки по цвету факультетов. Итого каких-то две-три сотни… Сколько из них сирот?

В нынешнем наборе, это Дрянин прекрасно знал из переданной Максом аналитики, под профиль жертвы подходило двадцать шесть человек и ещё десяток можно было туда подтянуть. Но это сведения, аккуратно и без спешки собранные военной прокуратурой с её почти безграничными возможностями. А преступник, скорее всего, действовал в одиночестве, и это очень долго и неудобно — вот так копаться в картотеке.

Сведений о том, получали ли какую-то помощь жертвы и писали ли на неё заявление, в деле не нашлось, прошлых следователей это не интересовало, зато вполне могло заинтересовать проверяющего в лице Дрянина.

Бухгалтерия ГГОУ на первый взгляд выглядела настолько типично, что это вызывало смешанное с умилением уныние. Длинное прямоугольное помещение в три больших арочных окна располагалось вдоль восточного фасада Княжеских палат, разделённое на две неравных части монументальными несгораемыми шкафами столь угрожающего вида, что они больше подошли бы банку средней руки, но по недоразумению оказались втиснуты в этот зимний сад. Пара крупных деревьев в кадках простирала свои ветви под высоким сводом и слегка шелестела на лёгком сквозняке, тянущемся от крайнего окна к двери. Миниатюрные джунгли занимали два ближних подоконника и громоздились на всех незанятых поверхностях, придавая шкафам вид руин древней цивилизации в тропических краях. А вот дальнюю выгородку насаждения обходили стороной, очевидно не ужившись с тамошним обитателем.