Дротнинг

А у Харальда, пока он глядел на нее, пересохло горло. Губы у Сванхильд обветрились, их обвели густо-розовые тени — и на нижней губе, как раз посередке, залегла маленькая трещинка. До тяжести внутри, до спертого дыхания ему вдруг захотелось пройтись по ней языком…

Но в следующий миг Сванхильд молча развернулась. Потом зашагала вокруг стола, так и не взглянув на него. А Харальд, резко выдохнув, швырнул ей в спину:

— Поэтому мне пришлось убить ведьму, Кейлевсдоттир! И теперь я снова холост. Снова один, без жены!

Сванхильд, обойдя дальний торец стола, бросила на него оттуда колючий взгляд. Даже прищурилась яростно — непривычно, но, похоже, искренне.

И Харальд, чуть не расхохотавшись, заткнул за пояс секиру. Затем оперся о хозяйский стол одной рукой и перемахнул через столешницу. Встал на ноги рядом с большим хозяйским стулом, к которому спешила Сванхильд…

Она не остановилась, не сказала ни слова. Только снова глянула со злостью.

И посмотрела ему в глаза, что для него теперь было редкостью.

— Вот потому я и приплыл сюда, Кейлевсдоттир, — заявил Харальд на весь зал.

Свальд, Кейлев и Болли уже стояли перед хозяйским столом. Смотрели спокойно, безучастно.

За их спинами в зал входили воины. Торопливо, не говоря ни слова, рассаживались по лавкам. На лицах тех, кто успел занять место поближе к конунгу, было деланное равнодушие. Но ближе к дверям мужики не прятали ухмылок. Все знали — на пирах, где бывает конунг Харальд, не соскучишься. А здесь ожидался не просто пир. Конунг приплыл, чтобы вернуть свою беглую жену…

Харальд тем временем уронил:

— Дошли до меня слухи, что у Кейлева, который прежде служил мне верой и правдой, опять появилась незамужняя дочь. А я нынче живу без хозяйки. Некому мне эль сварить, постель постелить…

— Да и согреть! — рявкнул кто-то от дверей зала.

Харальд широко улыбнулся. Змей над плечом изогнулся крюком. В зале послышались смешки.

Девчонка в ответ глянула еще злей.

Понятно, что сейчас будет, яростно подумала Забава. Но сватовство по любым обычаям — не оскорбление. Этим Харальд свое слово не нарушит…

Забава вдруг обрадовалась тому, что несколько мгновений назад решила не сажать Кейлева на лучшее место за хозяйским столом. Хотя здесь, в Хааленсваге, она так поступала каждый день. По старшинству полагалось во главу стола сажать отца — по родному, по ладожскому обычаю, который она чтила…

Да и самой не хотелось сидеть там, где прежде пировал Харальд.

Но теперь все изменилось. Харальд все-таки появился. А раз она сама пошла к хозяйскому месту, стало быть — все здесь решает ее воля. С нее и спрос. Что бы ни случилось, что бы она не сказала…

Забава наконец дошагала до разлапистого хозяйского сиденья, по ту сторону которого стоял Харальд. Но стоило ей остановиться, как он обернулся к залу. И рявкнул:

— Кейлев! Отдашь мне свою дочь в жены? Знай, что на выкуп я не поскуплюсь. И утренний дар ей назначу щедрый! Один утренний дар я твоей дочери уже отдал, так что теперь ты знаешь — не обману!

Мужики захохотали. Забава ухватилась за резную спинку стула — чтобы хоть так руки занять, а не сжимать кулаки от злости. И резко сказала:

— Не того спрашиваешь, конунг Харальд.

Хохот в зале почти мгновенно стих — но воины продолжали улыбаться.

— Я не выйду за тебя замуж, — сказала Забава, пригибая голову.

Движенье вышло каким-то волчьим. И она внезапно ощутила, как давит на кожу мешочек, спрятанный на груди под одеждой. Затем добавила, возвысив голос:

— Не годится орлу с безродной лесной сойкой одно гнездо вить. Ищи себе пару под стать, конунг Харальд. И по полету, и по перу!

Он медленно кивнул, не сводя с нее взгляда. Широкая улыбка вдруг обернулась кривой ухмылкой — странной, сожалеющей. А следом Харальд заявил:

— Слова мудрые… но не торопись, Кейлевсдоттир. Сначала о таком спрашивают отцов. Твой черед придет потом.

Он снова отвернулся от нее. Бросил спокойно, даже как-то равнодушно:

— Что скажешь, Кейлев?

— Я-то согласен, — объявил старик. Затем сказал, посмотрев на Забаву: — Но мою дочь тоже следует спросить. Она хозяйка Хааленсваге. Та, при виде которой чары с тебя спали, конунг…

— Вот теперь говори, Сванхильд, — разрешил Харальд, поворачивая голову.

Забава стиснула резные завитушки так, что пальцы побелели. Выдохнула со злостью:

— Боюсь, я непочтительная дочь…

А в следующий миг ладонь Харальда накрыла ее руку, лежавшую на спинке стула. Сжала крепко, но боли не принесла.

— Так стань почтительной, — тихо уронил Харальд, глядя Забаве в глаза. — Или ты не знаешь, что у нас за непочтительность бабы к ответу могут призвать ее родичей? Тебя я не трону, а вот их…

Забава резко выдохнула. Потом сказала медленно, пытаясь выровнять дыханье:

— Это я знаю, конунг Харальд. Только иногда за своих родичей бабы мстят…

Тепло руки, накрывшей ее ладонь, путало мысли. Пальцы Харальда дотягивались до кожи повыше запястья, уже под рукавом. Пока Забава говорила, он успел погладить ей предплечье — коротко, быстро. Кожу царапнули мозоли, по руке потек жар…

И даже колючая боль от того, что смотрела ему в глаза, показалась вдруг не такой острой.

Зачем он так, горестно подумала Забава. Руку гладит, а словами грозит. И ведь не ей — тем, за кого она в ответе, кто в трудную пору пошел за ней. Угрожает другим, чтобы смирить ее. Все как прежде…

Только укорять Харальда нет смысла, тут же пролетело у нее в уме. Да и местью пугать глупо. Харальд лишь посмеется над такими речами. Он силен, он конунг — и говорить с ним надо как с конунгом.

Забава заставила себя улыбнуться. Растянула губы почти также широко, как недавно Харальд. Затем громко объявила:

— Но бывает и по-другому, конунг Харальд. Жена, что идет замуж, испугавшись за родичей, потом варит мужу горький эль. И постель ему греет одним боком, а не спиной!

Мужики в зале радостно загоготали. Неждана, только сейчас забежавшая в зал, подумала с изумлением — ох и разошлась Забава Твердятишна! Чтобы она, да такие слова говорила?

А потом Неждана зашагала к хозяйскому столу, на ходу прикидывая, сдержат ли гости слово, данное во фьорде. И не поможет ли Свальд успокоить конунга, если тот разозлится после слов Забавы…

Харальд, метнув быстрый взгляд на своих людей, снова посмотрел на Сванхильд. Губы у него изогнулись в усмешке — на этот раз теплой, от души.

А ты кое-чему научилась, дротнинг, мелькнуло у Харальда. И он придавил мелкую ладонь Сванхильд еще сильнее — но так, чтобы не до боли. Опять прошелся кончиками пальцев повыше хрупкого запястья. Следом застыл, борясь с желанием дотянуться до локтя. Дотянуться, погладить тонкую руку всей ладонью, задрав рукав грубой шерстяной рубахи, скрывавшей кожу — нежно-прохладную, как прежде. И плевать, что люди смотрят…

Но Сванхильд вдруг заявила, продолжая улыбаться:

— Так за кем ты приплыл, конунг Харальд — за женой или за врагом? Если за врагом, то в шведских краях их у тебя было достаточно. Да на выбор, хочешь в штанах, хочешь в юбке! Стоило ли так далеко плыть?

Харальд вскинул одну бровь. Сказанное он слушал вполуха, больше смотрел.

На жемчужных зубах Сванхильд, пока она говорила, плясали блики от огня, разгоравшегося рядом, в очаге. Платок, единственный лоскут шелка, что был на ней, сбился к затылку еще на причале. Короткие пряди, распушившись, теперь липли к высокому лбу и скулам темно-золотыми нитями, чуть вьющимися на концах. С одной стороны пламя из очага выкрасило их в алое…

Она так близко — и так далеко, подумал вдруг Харальд. За стеной из своей обиды и злости.

— Но я не хочу отказывать такому великому конунгу. — Сванхильд, не переставая улыбаться, прищурила синие глаза — в которых уже дрожали слезы от его серебряного взгляда. — Это было бы плохо для моих родичей, как ты сам сказал, конунг Харальд…

Обрывки саг, слышанных на разных пирах, понятых где через пень-колоду, где ухваченных с лету, кружились в уме у Забавы.

— Но будет плохо для меня, — выпалила она, — если я выйду замуж за воина, не испытав его сначала. Не знаю, слышал ли ты, конунг Харальд — но первый мой муж славился по всему Нартвегру не только силой. Но и умом. А еще смекалкой. И хотелось бы, чтобы второй муж был не хуже первого!

Харальд прищурился так, что глаза у него почти скрылись под веками. Потом подался вперед, и сильные пальцы скользнули по руке Забавы. Сошлись в кольцо на ее предплечье. Были горячими…

— До меня доходили слухи о твоем муже, — насмешливо ответил Харальд. — Правда, не знаю, можно ли им верить. Если тебе недостаточно танца, положенного перед свадьбой — то скажи, что я должен сделать. Только будь осторожна, чтобы я не счел твои слова издевкой, Кейлевсдоттир. Не проси у меня луну с неба…

— Завтра с утра, — перебила она, — я уйду из Хааленсваге. Как минует полдень, выходи меня искать, конунг Харальд. Если найдешь до заката, то я стану твоей женой. Если же нет, то ты и твой родич, ярл Свальд, навсегда уплывете из Хааленсваге. И никого тут не тронете. Ни на кого не заявите права!

Вот и все, подумала Забава следом.

Мысль была чуть горестной. Она нахмурилась, отвернулась к очагу.

Надо будет сделать все хорошо, мелькнуло у Забавы. Чтобы ни Кейлеву, ни Болли, ни

Неждане ничего не грозило.

А потом она быстро вскинула свободную руку. Вроде поправила сбившийся платок — но на деле торопливо утерла слезы, стоявшие в глазах. Лют был нынче взгляд у Харальда…

— Пусть будет так, — неторопливо проговорил Харальд.

И резко отнял руку. Улыбнулся страшновато, почему-то дернув плечом, над которым нависал змей. Сказал громко, заглушив треск пламени, разгоревшегося в очаге:

— Так где твой хлеб и эль, хозяйка? И где мне сесть?

Забава ухватилась за резную спинку уже двумя руками. Дернула стул, отодвигая его от стола, заявила:

— Здесь. В этом зале нет никого знатней тебя, конунг Харальд. Стало быть, тебе и сидеть на лучшем месте. Мои родичи сядут рядом…

— Нет, — спокойно возразил Харальд. — Справа от себя я хочу видеть того, с кем приплыл. Ярла Свальда. А слева тебя, Кейлевсдоттир. Если хозяин сядет далеко от гостя, это будет уже оскорбление, верно? Так не оскорбляй меня, хозяйка Хааленсваге!

Он прав, пристыжено подумала Забава. Раз назвалась хозяйкой, надо идти до конца. Поздно лепетать о том, что она незамужняя, которой не положено сидеть возле чужого мужика. И ведь не собиралась так поступать. Но после того, как Харальд подержал ее за руку, сразу струсила!

Харальд тем временем выдернул из-за пояса секиру. Сел, прислонив оружие к столу рядом с Забавой. Глянул на нее с прищуром…

Змей над плечом Харальда тут же потянулся к Забаве. И беззвучно разинул пасть. Вытянутая змеиная голова замерла в одной ладони от ее груди. Блеснули частые зубы, серебристо-голубые глаза, до дрожи похожие на человечьи, посмотрели недобро.

А Забава вдруг припомнила то, что случилось в Йорингарде. И ночь, когда в опочивальню подбросили похожую тварь, сорванную со спины Харальда прошлой весной.

Конечно, тот змей был щедро расписан серебром — в отличие от этого, почти сплошь черного. Но Харальд, прикоснувшись к нему, словно обеспамятел. Чуть не придушил ее…