Времена грёз. Том 2

В день, когда я убрал последний осколок, Аван попросила меня позвать детей, и я едва смог сохранить спокойное выражение лица, только представив ее реакцию на появление дочери. Гера, получив мое приглашение, послушно собрала братьев и зашла в спальню первой, дрожа, словно осиновый лист. Не зная, куда деть культю, она сначала попыталась скрыть ее кофтой, безуспешно стараясь не волновать мать, но та быстро заметила неладное. И без того бледное, еще болезненно худое лицо застыло восковой маской. Протянув руки, Аван осторожно притянула дочь к себе и, сжав в объятьях, неверяще коснулась края пустого рукава.

— Что это?

— Я накормила волчицу, как рассказывал Ньярл, чтобы Тар мог тебя вылечить. Ничего страшного, рука это мелочь, мам, главное, что ты снова с нами.

Аван сжала губы, изо всех сил стараясь не заплакать, и, уткнувшись Гемере в макушку, судорожно выдохнула, жестом привлекая Мома и Гани к себе. Младший тут же подошел и сел рядом, средний задержался неловко, переступая с ноги на ногу. Обратив на него внимание, я к собственному удивлению заметил в его взгляде вину и даже тень раскаяния. Гера, отвлекшись от матери, протянула ладонь брату.

Я чуть было не открыл рот, чтобы предупредить ее, но вовремя остановился, поняв, что сейчас не время для обвинений. Мом послушно прошел к сестре и матери, обняв обеих, будто в момент став чуточку человечнее и вспомнив, кто он такой. Я хотел бы поверить, что он действительно понял свою ошибку, что он не специально замер на окраине опушки в лесу, что он любит свою семью, но чутье говорило мне обратное, и я не представлял, как можно рассказать Аван об опасности. Мне хотелось бы защитить свою случайную спасительницу, я отплатил ей добром за добро, но все же не являлся частью семьи. В моих силах было не так много. Впрочем. Кое-что пришло мне в голову, пока я был в вынужденном заточении.

Самонадеянный и хлипкий план по спасению поместья выстраивался на моем знании характера Авеля и надежде на хрупкое перемирие. Я рассказал его Аван, едва мы вновь остались наедине, и сильно сомневался в том, что некромантка готова сдаться светлым, в обмен на безопасность, но… Она согласилась. Вытянув из меня всю возможную информацию, она готова была сделать свою страну колонией, лишь бы жителей оставили в покое и дали возможность отстроить свою жизнь заново. Я видел, что это решение далось ей нелегко, я понимал, как много она ставит на кон, вновь вверяя свою жизнь в мои руки, но в тот момент я уже готов был биться до конца, до собственной смерти, отстаивая ее интересы.

Привыкнув к обществу Аван, я не хотел отпускать ее и в тайне даже от себя надеялся, что ее муж не вернется, что он погиб, и как только я решу все свои дела в Целестии, смогу вернуться в Кадат к ней, но судьба решила всё иначе.

Стоило только целестинцам уйти с полуострова, как Эреб оказался дома. Целый и невредимый, он выглядел так, будто совершил что-то поистине героическое, но на все вопросы отвечал уклончиво, так и не рассказав, как пережил войну и где скрывался до этого.

Он смотрел на меня волком, ненавидел мое присутствие и всячески старался оградить от Аван, не давая нам решить даже самые простые рабочие моменты. Я хотел бы ответить ему тем же. Закричать, что он и пальца своей жены не достоин и вытрясти из него признание в том, где прятался этот горделивый глупец всё то время, пока Аван с трудом боролась за жизнь. Обида, ненависть и банальная ревность настолько застилали мне глаза, что, не будь во мне хоть капли благоразумия, я бы выбил из Эреба весь дух.

Мне пришлось отстраниться, ограничиться общением письмами и помогать Аван из Санктума, надеясь на редкие встречи с ней в столице. Я знал, что поступаю неправильно, что обязан был забыть о чувствах к замужней девушке, к тому же еще и темной, но всё равно не хотел сдаваться. Расставило всё по местам появление Каина.

Закончив с основными организационными вопросами, я занялся просмотром данных о заключенных в темнице светлого дворца и совершенно случайно наткнулся на информацию о брате Аван. Конечно, я тут же сообщил об этом ей и дождался приезда, чтобы забрать мужчину из камеры, но даже не подумал, что я сам должен был прийти туда первым, еще только когда увидел данные в картотеке. Мне нужно было проверить, жив ли Каин, в каком он состоянии, и тут же отдать его под опеку лекарей, но я был слишком взволнован приездом некромантки. Поэтому, когда мы вместе спустились в темницы, я оказался шокирован чуть ли не больше, чем Блэквуды.

То, что показали нам, я даже не сразу принял за человека. Нет, он был жив, определенно жив, я уверен, но… я сам не стал бы предпочитать такую жизнь смерти. Не в его случае.

Меня до конца жизни будет преследовать картина рыдающей Аван, прижимавшей к себе то, что осталось от ее брата.

Я хотел бы ее утешить, хотел бы помочь, но это было просто невозможно. Невозможно сгладить или извиниться за ту жестокость, что проявили мои сослуживцы. Ни в каком кошмаре я не представил бы ситуации хуже. Измученный, покрытый шрамами, исхудавший и заросший Каин больше походил на труп, и я с огромным удивлением встретил тот факт, что его раны не загноились в таком жутком месте. По всем меркам он должен был давно погибнуть, но, видимо, Блэквудское упрямство сыграло свою роль и здесь.

Подхватив Каина на руки, я сам вынес его из камеры и, приехав домой, собрал самых лучших лекарей со всей светлой столицы, но почти все из них, узнав, что будут иметь дело с темным, тут же отказали в помощи. Я готов был рвать на себе волосы и обязал всех своих знакомых подключиться к поискам врача. С горем пополам мы нашли парочку, они осмотрели мужчину и дали неутешительные прогнозы. Никакие деньги не смогли бы решить эту проблему, но лечение всё же началось, мы направили все свои силы на выздоровление Каина.

В конце концов, это принесло свои плоды, но печать стыда и вины за случившееся тяжелым грузом легла на мое сердце. Я решил оставить в покое Аван и дал ей жить своей собственной жизнью, не опекая больше, но также сотрудничая, когда это было необходимо.

Ее образ не раз приходил ко мне во снах, тогда я мог к ней прикоснуться. Я искал ее черты в окружающих, словно слепец, рыщущий в темноте в поисках факела. Я запомнил ее лицо так точно, что, наверное, мог бы нарисовать, но боялся потерять рассудок в тщетном воссоздании таких знакомых мне губ на бумаге.

Мне хотелось ей написать. Не о работе или делах, не о сложных связях двух государств, а о себе или о самой Аван. Спросить, как она, не ноют ли шрамы, не мучают ли кошмары, защищает ли ее Эреб во сне, ограждает ли от призраков прошлого?

Иногда в забытье, по ночам, или в алкогольном тумане я даже писал, собирал письма, изливал в них все, что накипело в душе.

«Уважаемая миссис Блэквуд,

Сегодня на прогулке я впервые за долгое время смог надеть свой единственный черный костюм, что уже долгое время ждал своего часа в закромах моего гардероба. К сожалению, по неразумению своему я ранее принимал этот наряд только как траурный и не видел возможности выйти в нем в будний или выходной день на улицу. Но сегодня, будто волей чего-то высшего, разразился крайне мрачный и пасмурный день, прямо под стать моему мрачному и пасмурному настроению. Лик нашего благостного бога оказался затянут тучами, дождь настиг меня далеко от дома, но я не посмел скрыться от прохладных капель, любуясь столь редким оттенком небосклона, напомнившим мне цвет ваших глаз.»

«Любезная миссис Блэквуд,

Как часто вы задумываетесь о перипетиях судьбы, что, словно огромная паутина, вбирает всё сущее в единую, крайне запутанную и сложную сеть, в которой мы, словно слепая мошкара, болтаемся и строим наши жизни на волнующемся и хрупком фундаменте постоянно меняющегося будущего? Мне раньше не приходило это в голову. Рассчитывая собственные годы, я не загадывал далеко вперед и жил лишь настоящим, но теперь я будто бы не просто лишился какой-то важной своей части, без которой мне не решить, для чего я существую на этом свете. Кажется, я забыл безумно дорогое, безумно нужное для жизни. Могу ли я рассчитывать на то, что вы поможете эту пропажу мне найти?»

«Моя Дорогая миссис Блэквуд,

Вы снова мне приснились.

Можно ли мне надеяться на ваш приезд ко Дню Рождения Авеля? Возможно ли попросить напомнить вам о важности присутствия на празднике? Также появилось несколько вопросов по поводу… поводу…

Я так скучаю.»

Я собирал листочки, отрывки и конверты, надписанные и вымазанные сургучом, а затем сжигал, стоило только наступить утру, скрывая свою привязанность и запрещая себе думать о чужой жене. Мне казалось это правильным. Прятал все чувства в дальний короб, на самое дно, закрывал другими переживаниями, притворялся, что все хорошо, но стоило на балу встретить Софи, как всё сокрытое вновь восстало передо мной укоряющим, жестоким призраком застарелой боли.

Случайный разговор, случайная фраза, случайное знание, и вот я уже прощаюсь с высоким постом при дворе, с знакомыми, с друзьями, коих почти не осталось, и, собирая всё самое необходимое, глаз не смыкаю до утра, измеряя шагами комнату.

За этим следовала авария, корабль, Провиденс и Кадат. Дом моей племянницы, что едва не схватилась за сердце при виде меня, и мои долгие извинения перед ней, но… она всё же оценила мою помощь тогда, посреди военных действий, пускай и только спустя шесть лет.

Я обрел свой дом, вернул утерянную часть семьи и только после этого готов был встретиться с Аван.

Нервничая, как школьник, подбирая слова и раздумывая, стоило ли взять с собой цветы, я оказался на пороге дома с флюгером в виде медведя и луны. Аккуратно позвонив в звонок, я про себя невольно отсчитывал секунды, надеялся, что мне откроет она, но в дверях показался Каин. Недобро окинув меня взглядом, он покачал головой.

— Мы не принимаем гостей.

— Каин, мне нужно увидеться с ней, хотя бы просто поздороваться, прошу.

— Сестра больна. Как только ей станет лучше, я обязательно передам ей, что ты заходил.

— Если бы она была больна, это знала бы Ив.

— Мы в этот раз ее не звали.

— Да вы полжизни лечитесь у нее. Каин, прошу тебя, мне нужно поговорить. Я не займу много времени.

— Тебе нужно, а Аван — нет.

— Тогда пусть сама мне об этом скажет.

Начиная закипать, я смотрел на спокойное лицо некроманта и недоумевал, почему он настолько предвзят. Хотелось закричать, позвать девушку прямо на пороге, в надежде, что она услышит, но Каин вдруг сделал шаг назад, впуская меня. В его взгляде я почувствовал что-то настораживающее.

— Пожалуйста.

От одного этого слова отчего-то побежали по спине мурашки. Я послушно вошел в дом, дверь за моей спиной закрылась. Каин молчаливо повел меня в гостиную, никак не объяснив смены решения. Интуиция, присущая любому военному, завопила где-то в моей голове, но опасности я не видел и без возражений прошел в середину комнаты, неожиданно ощутив себя словно на арене с тигром. Некромант прошел к небольшому бару в углу.