Чернила

Но теперь у него был шанс увидеть, что она могла делать. Ему отчасти казалось, что он шпионил за ней. Может, так и было. Было не честно, что он подглядывал, не спросив прямо, что она умела.

Он не выходил из укрытия. Он опустил руки на колени и смотрел в ночь, слушая.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказала она тихо, голос был легким в ночи. — Да, я вижу, что это твоя могила. Конечно, я это понимаю, но должно быть еще послание, кроме того, что ты тут похоронена. Что же это?

Ирен притихла на пару мгновений. Он чуть не выглянул, чтобы понять, что она делает, но снова уловил ее голос:

— Ты же мать Букера?

Его мама говорила с ней? Вряд ли. Женщина почти не говорила при жизни, стала такой, потому что его отец хотел, чтобы она была идеальной женой.

— О, он рассказывал о тебе, — хрустнул гравий. Она приблизилась к могиле? — Он сказал, что убил тебя.

Да, и это было худшим событием в его жизни.

Мать Букера была его отдушиной. Только она верила в него. Только она видела в нем не оружие. Только она хотела для него хорошее будущее, даже если не могла сказать ему об этом.

Она не произнесла ни слова за три года, пока не попросила его убить ее. Слова преследовали его по сей день.

«Твой отец вернется завтра ночью пьяным. Я хочу, чтобы ты убил нас обоих и убежал отсюда, мальчик мой. Спаси себя от такой судьбы».

Букер смотрел на поле, светлячки плясали над высокой травой. Они лениво летали, напоминали тысячу звезд на ночном небе. Они были красивыми, и он на пару мгновений представил простую жизнь, как у них.

Ирен тихо рассмеялась.

— Понимаю, он сделал это не нарочно. Я и не думала, что он убил тебя, потому что хотел. Он лучше этого.

Разве? Вряд ли она так хорошо его знала, чтобы так думать. Слова Амелии крутились в голове. Дьявол. Монстр. Мужчина, созданный убивать и отправлять людей в Ад, где их мучили вечность.

— Нет, — сказала Ирен, — он хороший. Я знаю, даже если так думают не все.

Хоть кто-то живой так думал. Мама Букера считала его хорошим, даже когда его жизнь была на худшем этапе. Она была доброй, заботливой, всегда ставила его выше себя. Это значило для него больше, чем он говорил ей.

Жаль, он не смог сказать ей лично. Он многое хотел бы сказать матери, но не успел.

— Думаю, он довольно красивый, — продолжила Ирен. — Так ведь? Я понимаю, почему некоторые его боятся. Те татуировки грозные, но под ними поразительные черты. И, конечно, он хороший в душе, от этого нравится мне еще больше.

Он ей нравился?

— Конечно, он мне немного нравится. Думаю, если бы я встретила его на улице до всего этого, то поразилась бы и заговорила с ним. Может, просто спросила бы, как прошел день.

Он не сомневался в этом. Ирен была слишком доброй. Если кто-то и остановил бы Пинкертона на улице, чтобы спросить, как его жизнь, то это странная Ирен.

— Даже если он прячется за надгробием, думая, что я его не вижу.

А он думал, что она была глупой, когда только встретил ее.

Букер выглянул из-за камня и поймал ее веселый взгляд. Она сидела, прислоняясь спиной к могиле его матери. Надгробие было выше ее крохотного тела, и он знал, что по краям была вырезана его фамилия. Пинкертон. Снова и снова.

Но смотрелось не так и плохо, когда такой камень обрамлял ее.

— Как ты узнала? — спросил он.

— Призрак стоит рядом с тобой, — рассмеялась она. — Он усиленно указывает на тебя. Думаю, он верит, что ты пытаешься напасть на меня из засады.

— Может, я так и делал.

— Сомневаюсь.

— Ты во многом сомневаешься насчет меня, — он мог обсуждать тот разговор. Она знала, что он подслушивал. — Ты сказала много приятного, Ангел.

— А ты продолжаешь меня так звать, — ответила она. — Я не ангел, Букер.

— Тогда ты обманула меня, — он смотрел на нее в свете луны. Серебристые волосы и белое платье, белая кожа блестела от ранней росы. Она не знала, что он был уверен, что она упала с небес, чтобы пытать его.

— Если я ангел, то где мои крылья?

— Ты просто их не видишь, — тихо ответил он. Вокруг них ожили сверчки, музыка ночи и тайны во тьме. — Но не переживай, я их вижу.

Ирен похлопала по земле рядом с собой.

— Иди сюда. Если хочешь участвовать в разговоре, то не нужно больше прятаться.

— Я не думал, что могу в нем участвовать.

— Твоя мама тут, — Ирен огляделась и нахмурилась. — Точнее была. Теперь ее нет. Странно.

— Она так умеет, — он встал на ноги и прошел к ней, сунув руки в карманы. Мурашки бегали по груди.

— Что умеет?

— Пропадать, когда ее ищешь. Она хорошо научилась прятаться.

Ирен скривилась.

— Полагаю, не от хорошей жизни?

Гравий хрустел под его ногами, пока он шагал к ней. Букер медленно опустился, дал ей шанс отодвинуться, если она хотела. Но она этого не сделала. Или не собиралась поддаваться ни на дюйм. Они оказались прижатыми друг к другу от плеча до колена.

— Точно.

— Жаль. Я знаю, что такое бояться в своем доме. Там ты должен быть в безопасности, и обидно, что она боялась.

— Обидно, что и ты боялась, — надгробие царапало его спину. Может, откроются раны, и придется исправлять татуировки, искать того, кто мог это сделать для него.

Букеру не было дела до татуировок на его теле. Их качество было не таким важным, как их значение. Нужны были сильные существа, что могли защитить его или отпугнуть других. Татуировки были его щитом от мира.

Он все еще не понимал, почему не дал ей что-нибудь пугающее на ее теле. Ей нужно было то, что защитит ее. Он уже спас ее от пастора, который хотел навредить ей. Кто еще нападет на нее?

Он взял ее за руку и поднял ее к свету луны. Цветы и пчелы сегодня были плоскими на коже, но он видел магию в татуировке.

Бабочки были удивлением. Он нанес их внутри цветов, чтобы они распустились и освободили пленников. Милые и опасные, они могли быть ядовитыми, но оставались нежными.

Он полагал, что это были его чувства к ней.

— Я не знала, что ты хотел сделать меня такой, как ты, — прошептала она, глядя на него, пока он смотрел на татуировки. — Я не знала, что ты мог создать такое.

— Пинкертоны приводили человека, чтобы он сделал такое со мной. Он сказал, что знал вуду, потому мог чернилами на моей коже создать любого монстра, — Букер фыркнул. — Это было не вуду. Просто проклятие, которое он передал мне. На спине мужчины был тигр, которого он мог выпускать.

— Таких как мы много?

Букер пожал плечами.

— Мужчина умер, нанеся мне татуировку. Пинкертоны не дают уйти тому, кто знает тайны семьи. Если другие и есть, но я их не знаю. Я других не находил.

Ирен придвинулась ближе, шелк ее ночной сорочки задевал его ноги.

— Это печально. Мне не нравится, что ты был один так долго.

Он отклонил голову к надгробию и посмотрел на небо.

— Я уже не один.

Дыхание застыло в легких, когда она прильнула к нему, опустила голову на его плечо. Она тихо выдохнула.

— Я рада. Может, потому меня послали сюда.

— Послали?

— Дух преследовал меня всюду. Постоянно приглядывал за мной. Он помог мне сбежать и привел сюда. Как только я пришла, он пропал.

Это было странно. Он не мог представить такое.

— Может, это был член семьи, — прошептал он. — Может, он хотел убедиться, что ты в безопасном месте, а потом пошел дальше.

— Я тоже так думала, но теперь мне кажется, что он привел меня к тебе.

Она его погубит. Как мог выжить мужчина, когда женщина говорила такие слова?

— О, да? Почему ты так думаешь? — он медленно опустил щеку на ее макушку. Нежные волосы под его кожей остужали жар, пылающий в нем ото сна.

— Тот дух толкал меня к тебе. Если у него не было плана на нас, он бы так не делал, — она пожала плечами. — Может, он хотел, чтобы мы исцелили старые шрамы друг друга.

Если этого хотели духи, то им придется долго ждать. Но каждый вдох рядом с ней успокаивал его терзания. Боль утихала, и разум унимался после кошмара.

Может, она не ошибалась.

— Ах, Ангел, — хрипло ответил он. — Ты уже забрала мое сердце. Что еще ты можешь сделать?

— Помнится, ты говорил, что у тебя нет сердца?

Он говорил и тогда в это верил. Но теперь? Букер сомневался.

Он ощутил движение на груди, цветы понемногу расцветали, тянули кожу. Магия меняла линии цветов, что росли из его сердца и стремились к ночному воздуху. Он смотрел на лепестки на своей груди, перевел взгляд на нее.

— Я так думал. Но готов передумать.

Ирен улыбнулась ему, цветы на ее руках проступили над кожей. Золотые шмели замерцали вокруг них, и воздух стал сладким, как мед.

— Может, ты не такой плохой, как думаешь.

— Возможно.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Ирен пригладила ладонью новое платье, восхищаясь текстурой и качеством. Она сшила ее сама. И стиль был не таким, какой был нынче в моде, но ей нравилось.

Узор цветов на хлопке напоминал ей поле маргариток. Сверху платье было простым, и юбка была скромной, но все же обтягивала ее бедра.

Это платье было так близко к стилю Эвелин, как только она могла позволить. Хоть та женщина ценила тесную одежду, что приковывала внимание мужчин, Ирен не могла быть такой. Она всегда нервничала в толпе, когда одежда давила на тело. И все же юбка облегала ее бедра и ягодицы.

Всего одно платье, и вдруг другие поняли, что у нее был талант к шитью. Эвелин и Клара попросили сделать им платья, послали ее в город за тканью. Зачем носить одежду, сделанную кем-то еще, когда она хорошо шила? И придумывала дизайн?

Ирен не думала, что будет делать свою одежду. Ее мама всегда шила ей вещи, но потому что они не хотели тратить деньги на модный стиль, в котором женщины выглядели как шлюхи.

Было приятно заняться творчеством, тут она не спорила. Даже если от этого она ощущала вину, потому что делала то, что придавало женщинам непристойный вид в глазах Бога… а ей было приятно.

Ирен прошла в магазин, где до этого купила ткань, колокольчик звякнул над головой.

Мужчина за стойкой выпрямился, глаза засияли, глядя на ее лицо. А потом он посмотрел на ее голые руки. Он кашлянул, восторг тут же пропал с лица.

— Добрый день, мадам.

Точно. Теперь она была в их глазах фриком, и к этому нужно было привыкнуть. Ирен быстро кивнула, а потом прошла к стене, где лежали свертки ткани.

Ей тут нравилось, хоть было и неловко, пока мужчина смотрел на татуировки. Они зудели, но не потому что заживали, а потому что пчелы двигались.

Любому логичному человеку было бы не по себе от понимания, что под кожей были живые существа. И он захотел бы убрать татуировки любым способом. Но Ирен нравилось.

Ей всегда говорили, что татуировки — грех. Что они не должны портить творение Бога. Теперь они у нее были, и Ирен была не согласна. Она использовала чистый холст, который ей дал Бог. Она почитала его, заполняя кожу красотой, что делала ее еще красивее, по ее мнению.

Если Бог этого не хотел, то он не был святым, как она думала.

Ирен коснулась пальцами свертков ткани, привстав на носочки. Они все были красивыми, но несколько сразу привлекли ее внимание: красивый голубой с белыми птицами, летящими по полосе ткани, светло-зеленый с мелкими белыми цветами и ткань в розово-желтую клетку.