Убить волка

Вероятно что?

Чан Гэн посмотрел на нее в замешательстве.

Чэнь Цинсюй была в боевом мире, но она все еще была дамой, которая еще не вышла замуж, она чувствовала, что ей неудобно говорить последнюю часть, поэтому она смущенно улыбнулась, проявила к нему вежливость и отвернулась, чтобы уйти.

Вначале Чан Гэн не понимал, чего она смущается. Он склонил голову и продолжил поить Гу Юня водой. Внезапно в его сердце мелькнула мысль, и рука Чан Гэна остановилась:

Не само лекарство может заставить его спать крепким сном, а запах?

Это из-за человека, несущего запах... Это из-за меня?

Чан Гэн долгое время был в оцепенении, а затем легко поставил миску с водой. Он чувствовал, что в его сердце образовался небольшой пруд с водой, с плотной рябью, и маленькие волны постоянно поднимались и опускались. Он не мог не поднять руки Гу Юня и нежно погладить мозоли на кончиках пальцев этого мужчины. Он вздохнул и переплел свои пальцы с чужими, не желая отпускать...

В это время все пространство завибрировало, сопровождаемое громким эхом, словно вздохнуло гигантское животное.

Приглушенный рокочущий звук был настолько громким, что даже полуглухой Гу Юнь проснулся. Его разум все был недалеко от поля боя, и, прежде чем он смог проснуться, он был поражен.

Гу Юнь внезапно открыл глаза, и его пронзил ослепительный белый свет. Он подсознательно притянул Чан Гэна к себе, затем поискал свой Гэфэнжэнь у изголовья кровати, но его рука нашла только... пустоту.

Где мой Гэфэнжэнь?

Моя броня?

Даже если на нем не было люлицзиня, он мог понять, что это место не похоже на маршальскую палатку лагеря Лянцзян. В ней не было запаха холодного железа и пота, которые приносили генералы, входящие и выходящие из палатки. У изголовья кровати, казалось, стояла курильница, источавшая слабый аромат. Матрас под телом был таким мягким, что мог расплавить человеческие кости, а за окном...

Все белого?

В середине весны в Цзяннане идет снег?

Или он стал еще более слепым?

В это время человек в его объятиях нежно коснулся его лица, поцеловал его в уголок глаза и поместил люлицзинь на переносицу.

Взгляд Гу Юня прояснился, а затем раздался звук «жужжания», и «комната» снова затрясся. Белый туман, похожий на море облаков, поднимался за окном, на мгновение густо поднимаясь, а затем медленно рассеялся, открывая пейзаж ранней весны на севере.

Ряд железных марионеток и стражников выстроился с обеих сторон, лидером которых, похоже, был предводителем Императорской Армии.

Чан Гэн:

–Мы прибыли в столицу, Цзыси, мы дома.

Гу Юнь ясно помнил, что находился в маршальской палатке лагеря Лянцзян. Почему он только на мгновение закрыл глаза, как в следующий раз открыв их, уже прибыл в столицу?

Он растерялся, показывая самое растерянное выражение в своей жизни:

–А?

Полмесяца спустя паровой вагон, курсирующий с севера на юг, был официально введен в эксплуатацию.

Согласно историческим записям, самый ранний паровой вагон сжигал цзилюцзинь, поэтому они предназначались только для военных целей. Через несколько лет после войны Институт Линшу снова и снова перестраивал его, снижая потребление энергии, и, наконец, начал открывать линии для гражданского использования.

Но в учебниках истории не написано, что первая поездка Великой Лян на паровых вагонах использовалась для того, чтобы тайно украсть маршала в столицу.

Увы, исторические книги всегда упускали из виду важный момент.

Позже, хотя Чан Гэн полностью избавился от Кости Нечистоты, он всегда готовил несколько упаковок порошка успокоительных. Люди в императорском дворе и вне его следовали за императором в практике поддерживания своего здоровья. «Беречь жизнь» также стало новой тенденцией при дворе. В свободное время люди собирались вместе и обменивались идеями о том, как «пополнить ци, напитать кровь» и «успокоить ум». Лекарственная диета стала самостоятельной кухней и была очень популярна в императорской столице в то время.

Барышня Чэнь однажды сопровождала генерала Шэнь обратно в столицу, чтобы увидеть Чан Гэна, и почувствовала слабый травяной аромат, все еще сохраняющийся вокруг императора. С годами она забыла разговор о паровых вагонах. Она в замешательстве обратилась к императору, –Кость Нечистоты действительно была уничтожена, Вашему Величеству больше не нужно быть таким осторожным, – Ей было немного неловко.

Чан Гэн засмеялся, но ничего не сказал.

В зрелом возрасте Гу Юнь больше не находился в приграничных районах, за исключением плановой проверки военных дел на четырех границах, большую часть времени он проводил в столице. Ведь жизнь в столице была легкой, да и в собственном доме о нем было кому хорошо позаботиться. По прошествии долгого времени это также породило несколько мирских проблем, таких как то, что время от времени, когда он попадал в незнакомое новое место, он не мог спать ночь или две.

Однако, пока у изголовья кровати лежала пачка успокоительных, он мог спать крепким сном независимо от того, где он находился.

Экстра 16.

Priest: Я не знаю, о чем написать на этой неделе. Поговорим о банальном.

1. О «Сад Гу».

Посторонние могли подумать, что, поскольку маршал Гу родился в армии, он всегда ел песок и пил северный ветер, и с его дурацким темпераментом он, должно быть, был очень небрежным. Что касается императора, то он с детства был вспыльчивым и мягким человеком, в каждом его движении проявляется непревзойденная элегантность, способная даже прикрыть в нем чужую кровь.

На первый взгляд кажется, что, когда они живут наедине, император тщательно все подготавливает, а рот Гу Юня полон «что угодно» — это нормально.

Но на самом деле Чан Гэн, «местный император» из сельской местности, не был таким привередливым, как выглядел. Весь день у него не было других интересов, кроме упорной работы, занятий боевыми искусствами и поддержания здоровья в течение всего дня. Как только Гу Юнь отправится в командировку, он будет жить как монах, рано ложиться спать и вставать вовремя каждый день, сражаться с железными марионетками, а затем ходить в суд, чтобы позаботиться о работе. (телохранители были слишком трусливы, чтобы преследовать императора с мечом и зарубить его, да и наемники тоже). Во время еды он ел все, что готовили на кухне, никогда не жаловался на блюда, которые ему не нравились, и не жадничал до вкусной еды. Не будет у него и дурной привычки выпивать чашу вина после еды. Так как в ранние годы он плохо спал, то даже чая не пил, не говоря уже о вине; он жил исключительно на простой кипяченой воде....... Ждал, пока Гу Юнь вернется, чтобы снова жить яркой жизнью.

Гу Юнь, наоборот, не мог бездействовать. Всякий раз, когда он свободен, он должен придумать, чем заняться. Более того, по многолетним наблюдениям Чан Гэна, дело было не в том, что этот человек был суетливым, а в том, что ему это нравилось.

После того, как было принято решение о выборе места для сада Гу, было естественно отремонтировать его. Вначале Чан Гэн хотел сделать это сам, потому что чувствовал, что это большая работа. Он не знал, сколько усилий потребуется, чтобы возделывать такой большой сад, и не хотел, чтобы Гу Юнь изнурял себя, он мог только лично позаботиться об этом. После того, как он напряг голову, чтобы окончательно разложить чертежи сада, Гу Юнь также вернулся из патрулирования на севере. Император приказал исполнительному директору Министерства работ представить проект маршалу для получения его мнения.

По мнению маршала... это было тяжелее, чем ливень.

Тяжелая работа в глазах Чан Гэна стала самой большой радостью Гу Юня в то время. Вернувшись в столицу, Гу Юнь каждый день бегал в Министерство труда, болтая с двумя руководителями строительства. В один день он что-то добавлял, в другой что-то менял. Он предлагал Чан Гэну кучу разных вещей, которые, по его мнению, производили впечатление. Сегодня он показывал ему самую популярную плитку в Цзяннане, а на следующий день показывал ему пять дизайнов гостевого павильона, попросив выбрать, какой из них ему больше нравится. Чан Гэн согнул талию, держа в руках люлицзинь, трижды посмотрел туда-сюда, но не увидел между ними никакой разницы.

–Все в порядке, – Чан Гэн не мог до конца понять его энтузиазм, поэтому мог только думать:

–В любом случае, хорошо, что он счастлив.

Поэтому все позднее строительство сада Гу было почти полностью идеей Гу Юня. Когда он возился с этими вещами, его терпение казалось безграничным. Он даже лично пошел посмотреть, какие бамбуковые деревья будут посажены рядом с павильоном; когда он не мог сделать выбор, он также привозил несколько деревьев в поместье Аньдинхоу для посадки, чтобы посмотреть, что из них выйдет.

Чан Гэн сопровождал его, чтобы посадить бамбук. Он чувствовал, что, когда эти деревья стоят в ряд, они как будто происходят от одной матери. Он тупо подумал: может, поднятие этого вопроса на какое-то время что-то изменит?

Прежде чем Чан Гэн смог увидеть разницу, все бамбуковые деревья погибли, потому что погода в императорской столице не подходила для их роста. Так что этот вопрос та и остался загадкой.

Спустя долгое время после того, как сад Гу был завершен, однажды Гу Юнь пас лошадей на горе, а Чан Гэн, закатав штаны, принялся ловить рыбу.

Как только рыба собиралась клюнуть наживку, лошади Гу Юня всегда подбегали, чтобы присоединиться к веселью, как будто они намеренно создавали проблемы. Долго просидев, им так и не удалось поймать ни одной рыбы. Чан Гэн никуда не торопился; он спокойно менял наживку и сидел, прищурив глаза, нельзя было сказать, ловил ли он рыбу или медитировал.

Гу Юнь кое-что вспомнил и вдруг спросил Чан Гэна:

–Разве ты не говорил, что позаботишься о строительстве этого сада? Почему в конце концов все это стало моей работой?

Чан Гэн лениво сказал:

–Моя первоначальная идея была относительно простой: небольшой участок на заднем дворе.

Во всем саду Гу Гу Юнь не вносил каких-либо радикальных изменений в маленькое место, где они обычно жили, потому что раньше Чан Гэн отремонтировал его до мельчайших деталей. От слегка приспущенного дворика, текущей и извилистой воды, до ряски и каменных ступеней — все это было нарисовано им.

Гу Юнь положил руки на подушки и лег у озера в задней части горы:

–Я слышал от руководителей строительства, что ты позволишь им работать, как им заблагорассудится, в других местах. Я думаю, у тебя хватит терпения только на то, чтобы построить небольшой двор.

Чан Гэн сказал с улыбкой:

–Дело не в том, что у меня хватает терпения только на то, чтобы построить маленький двор, дело в том, что в моем сердце есть только один двор.

Гу Юнь моргнул.

Мастер Ляо Жань однажды сказал: «Если сердце человека маленькое, все его страдания, даже размером с дом, могут быть втиснуты только в этот маленький уголок. Если в сердце есть мир во всех направлениях, то проблемы размером с гору, станут не чем иным, как капля воды в бескрайнем море.»