Разоблачённая

Глава 24

Аксель

Лежать здесь в ахуительном блаженстве с этой женщиной не похоже ни на что, что я когда-либо испытывал. Весь гнев, который я испытывал всю свою жизнь, просто кажется теперь не важным. Когда она прижимает мою голову к своей груди и начинает перебирать пальцами мои волосы, я уверен, что никогда не был так счастлив. С тех пор как я был ребенком, я даже не подозревал, что могу быть счастливым.

— Мммм, — говорю я, счастливо потираясь о ее голову и заставляя ее хихикать. — Это приятно.

— Мне нравится заставлять тебя чувствовать себя хорошо, — мягко отвечает она.

Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на нее сверху вниз с легкой улыбкой.

— Это чувство полностью взаимно, Либлинг. — говорю ей, стоя. — Это значит, что ты моя любимая. — Говорю, прежде чем она успевает спросить, подмигивая ей и снова усмехаюсь. Мой член снова начинает оживать, и я хмуро смотрю вниз, указывая на нее обвиняющим пальцем.

— Хватит хихикать, ему нужно несколько минут.

Она, конечно, игнорирует меня, и я не могу сдержать улыбку на своем лице. Мои щеки скоро начнут болеть, если я не перестану улыбаться рядом с этой женщиной.

— Есть что-нибудь поесть? — спрашивает она, и я сразу чувствую себя идиотом, потому что не предложил ей с самого сначала.

Я не привык заботиться о ком-то еще, но это вызов, который я, как ни странно, с нетерпением жду.

— Конечно. Горячей еды не будет, если я не выйду на улицу, но я уверен, что мы сможем набить твой живот, — отвечаю я, подходя к нескольким коробкам с припасами.

Я достаю буханку хлеба, немного инжира и пару яблок и поворачиваюсь, чтобы вернуться к кровати. Я замираю на месте, когда замечаю, что она лежит на моем тюфяке, ее знойные ноги раскинуты, а на лице доверчивое, счастливое выражение. В груди моей всё переполнено и напряженно, на мгновение мне кажется, что я не могу дышать, ошеломлённый ею.

— Что? — Спрашивает она с беспокойством, — что-то не так?

— Нет, — отвечаю я, преодолевая последнюю дистанцию, — абсолютно всё так.

Мы едим в уютной тишине, и до того как закончить я делаю мысленную заметку, чтобы завтра накормить её хорошо. Хотя у меня нет никаких претензий к ее телу, на мой взгляд, она все же слишком худая.

— Завтра день снабжения, — говорю я ей. — Тогда у нас будет больше вариантов продуктов, кроме того, у меня не так много дел на следующие два дня.

— Хочешь сказать, я забираю тебя всего для себя? — Спрашивает она с красивой улыбкой, и я хихикаю, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Ее губы мягкие и манящие, я хотел бы целовать ее вечно.

— Мммм, — говорит она через минуту, отрываясь, — мне нужно пописать.

Я указываю за угол, где находится моя маленькая ванная комната. К счастью, у нас здесь есть водопровод, и у меня есть один из немногих туалетов, которые все еще смываются должным образом. Откинувшись на спинку кровати, я слушаю, как она двигается по комнате, тихо напевая.

— И что теперь? — Спрашивает она, когда возвращается.

— Я могу предложить кое-что. — Я наклоняюсь вперед и кусаю ее за шею, а она со смехом отмахивается от меня.

— Я думала, ты сказал, что тебе нужен перерыв! — Хихикает она.

— Уже нет — бормочу я, продолжая свои занятия, пока она снова не отталкивает меня.

— Ну, мне все еще нужен небольшой перерыв, — сообщает она мне, приподняв бровь.

Я преувеличенно закатываю глаза и раскрываю руки, чтобы притянуть ее ближе. Если я не могу быть внутри нее, я хотя бы обниму ее.

Боги, что эта женщина сделала со мной?

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — говорит она, прижимаясь к моей груди.

Я поражен легкостью, с которой наши тела сливаются воедино.

— Сплетницы Гробницы недостаточно рассказали тебе? — Спрашиваю я, сохраняя свой легкий тон.

На самом деле я думал сегодня об этом и задавался вопросом, будет ли она окончательно напугана моей репутацией. Я не хороший человек и не притворяюсь. Взросление здесь убило во мне капли доброты, или так я думала до Анны.

— Я бы предпочла узнать тебя сама и сделать свой собственный вывод, большое тебе спасибо, — язвит она.

Я хихикаю и целую ее в лоб.

— Ну, ты знаешь, я здесь с детства, и я взял лидерство. Что ты хочешь знать?

Она на мгновение задумывается.

— Расскажи мне об Итане. — Небольшой укол ревности пронзает меня. — Я имею в виду, он твой лучший друг, верно? Как это произошло?

Я чувствую, как боль во мне спадает, когда я понимаю, почему она спрашивает. Я откидываюсь на спинку стула и на мгновение задумываюсь об этом. Я никогда раньше не думал об Итане, как о своем лучшем друге, но, учитывая, что он единственный человек, которого я могу по-настоящему терпеть и разговаривать, я полагаю, что это хороший вариант называть его именно так.

— Ну, — начинаю я, — мы оба попали сюда в одно и то же время, были одни и самые молодые здесь, поэтому, естественно, мы объединились. — Намек на улыбку растягивает мои губы, когда я думаю о том дерьме, которое мы с Итаном вытворяли. — Раньше мы доставляли здесь столько неприятностей. Я удивлен, что кто-то из нас дожил до взрослой жизни.

— О, да? Например, что? — спрашивает она.

— Хммм, ну, было время, когда мы хотели развести огонь, знаешь, для развлечения, и мы не понимали, что ткань дымит больше, чем горит. — Я слегка посмеиваюсь.

— Очевидно, ты заметила отсутствие окон здесь. Все место было задымлено в течение нескольких дней после этого, и всё это в середине лета. Люди не могли оставаться в своих комнатах, а на дворе было слишком жарко. Мы заработали себе хорошую взбучку за это. А ещё было время, когда мы буквально бросали дерьмо в старого лидера Бренана, а затем убегали и прятались неделю, прежде чем он нас нашел. Еще одно избиение, но нас это никогда не останавливало. Это было не самое лучшее детство, но, по крайней мере, мы были друг у друга.

— Так вы двое были маленькими засранцами, доставляющие всем здесь большие неприятности, — комментирует она. — Почему-то меня это не удивляет.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я. — Каким было твоё детство?

Я чувствую, как она напрягается в моих руках, и смотрю вниз, чтобы взглянуть на ее лицо. Я хотел бы лучше читать эмоции, потому что я понятия не имею, что происходит в ее хорошенькой головке.

— Анна? — Осторожно спрашиваю я, и она вздыхает.

— У меня было хорошее детство, — мягко говорит она, — пока меня не изнасиловали.