Во имя Долга

Часть 3. Жена

Я наяву видел то, что многим даже не снилось,

Не являлось под кайфом, не стучалось в стекло;

Моё сердце остановилось…

Отдышалось немного…

И снова пошло! Сплин, «Моё сердце».

Рури-Рааш

Я волновалась.

Нет, не так. Я пребывала в панике. Меня самым постыдным образом колотила мелкая дрожь, так что Семён даже отобрал у меня Ярика, искренне (и, самое печальное, не беспочвенно) опасаясь, что я его просто уроню. По счастью, мелкий как раз уснул, и его удалось погрузить в переноску.

Уговаривать и успокаивать меня Зуев, похоже, просто устал, потому что ни слова, ни поцелуи, ни шутки на меня совершенно не действовали. Меня так трясло, что у землянина даже не получилось вывести меня из себя. Даже его вечная невозмутимость не раздражала! В итоге мужчина просто смирился с моим состоянием как с неизбежным явлением природы, и со своим обыкновенно невозмутимым видом за руку тянул меня вперёд.

Впала в это состояние я совершенно внезапно, когда корабль уже приземлился и мы спускались по трапу к ожидающему космодромному транспорту. То есть, оказывать помощь радикальными средствами мне было уже поздно, оставалось только терпеть. Я сейчас была очень благодарна Зуеву за его спокойствие: лучшее, что он мог для меня сделать, он и делал — держал меня за руку и был при этом абсолютно невозмутим.

Пока мы шли по зданию космопорта, пока мужчина улаживал какие-то формальности, пока грузились в небольшой планетарный транспортный корабль, который Семён назвал «гравилётом», пока летели в высоком голубом небе над плотным слоем облаков, я только и могла, что бояться. Я даже не удивилась лёгкости, с которой меня пропустили земные стражи порядка, и никак не мола сосредоточиться на окружающих видах, поглощённая собственными страхами. Оставалось надеяться, что, когда их причина самоустранится тем или иным образом, я сумею вздохнуть спокойно.

Боялась я предстоящей встречи с генералом Зуевым и его супругой. Умом понимала, что они вряд ли меня съедят, и даже вряд ли выгонят на улицу со скандалом, но всё равно боялась. Я так, наверное, никогда в жизни ничего не боялась, как сейчас этого знакомства!

Подстёгнутое страхом время пролетело очень быстро, и мы пошли на снижение в облака.

— М-да, погода шепчет, — проворчал Семён, опуская машинку на небольшой пятачок пустого пространства за строением непривычных глазу прямых линий. Треугольная крыша, прямоугольные окна; всё так странно, по линейке. — Ладно, как-нибудь до дома добежим.

— У вас тоже дожди опасные?

— Угу. Простудишься за милую душу; ноль градусов и ветер, — хмыкнул он. — Это я промахнулся, не сообразил тебя курткой обеспечить. Чёрт, и у меня же ничего нет подходящего! Хотя, погоди, иди сюда, кое-что есть, — и он принялся упаковывать меня в свой свитер. Помочь этому процессу я, увы, не могла: слишком дрожали руки. — Не кисни, уже почти всё, — сообщил мужчина, легонько меня поцеловал, расправил термоизоляционный полог детской переноски. — Хоть кто-то из нас действительно укомплектован по погоде! — насмешливо заметил он и выбрался наружу, вынимая следом меня и Ярика.

До дома добрались быстро, и я, честно говоря, особого холода не заметила; то ли благодаря тому, что меня качественно укутали, да ещё Зуев самоотверженно прикрывал от ветра широкими плечами, то ли просто от страха уже вообще ничего не чувствовала.

Входная дверь была приподнята над уровнем земли на несколько ступеней и располагалась в глубине небольшого тамбура, с двух сторон огороженного стенами дома, а с двух других — ажурной декоративной решёткой высотой до пояса с тонкими опорными столбиками, поддерживающими крышу. Дверь оказалась самая обыкновенной, примитивной; она открывалась наружу и была не заперта. Распахнув её настежь, Зуев впихнул буквально приросшую к полу меня внутрь.

Дверь привела нас в небольшую вытянутую комнату-прихожую. Возле одной стены стояла потёртая скамейка, другая, кажется, представляла собой большой встроенный шкаф, а в противоположном от входа закруглённом конце помещения имелись три двери. Нас тут же окутали запахи дома; идентифицировать их не получалось, перестройка организма сказалась и на обонянии, но что я могла сказать совершенно точно — пахло приятно. И от этого стало немного спокойней.

Поставив переноску со спящим ребёнком на скамейку, мужчина тут же вытряхнул меня из успевшего намокнуть свитера и коснулся губами кончика моего носа.

— Тёплый, что не может не радовать, — прокомментировал он. — Но всё равно пойдём-ка переоденемся в сухое. Есть кто дома? — гаркнул он в пространство.

— Ты чего шумишь? — спокойно поинтересовался появившийся из-за левой двери высокий мужчина с испачканными чем-то белым руками, которые он вытирал обыкновенной тряпкой. Мужчина был мне хорошо знаком, хотя я его никогда прежде не видела: генерала Зуева было опасно не знать в лицо. Я тут же испуганно вцепилась в локоть Семёна, борясь с желанием спрятаться за него целиком. Вот так, при ближайшем рассмотрении, стало понятно, что сын действительно невероятно походил на отца; разве что Зуев-старший казался более поджарым, чем младший.

Генерал окинул меня взглядом, в котором сквозило только спокойное любопытство, а враждебности не было совершенно, и я почувствовала себя немного легче.

— А что у вас так подозрительно тихо? — невозмутимо уточнил Семён.

— Алиска с Ромкой дрыхнут, а мы пельмени затеяли; погода вон какая стоит, больше заняться всё равно нечем. Ладно, вы там обустраивайтесь, переодевайтесь, мелкого укладывайте, — он, как я вижу, тоже особой бодростью не отличается, — и на кухню подходите. Там мама с Ичи устроили посиделки по всем правилам, с песнями и народными игрищами, только что не при свечах, — улыбнулся он и опять скрылся за дверью.

— Ну, видишь, не такой уж он и суровый, — хмыкнул Семён, подхватывая переноску с Яриком и утягивая меня в сторону правой двери, за которой обнаружилась довольно крутая лестница и напротив неё — какой-то закрытый стеллаж. Поднявшись наверх, мы оказались в широком довольно тёмном коридоре, который, однако, производил впечатление не мрачности, но скорее уюта. Отсюда наверх уходила ещё одна лестница, но к ней мы не пошли, а нырнули в глубь коридора. Где, миновав ещё одну дверь, оказались в довольно небольшой прямоугольной комнате на два окна, занавешенных светло-зелёными шторами. Дальний конец комнаты был занят кроватью, втиснутой поперёк практически от стены до стены, рядом с которой стояла маленькая детская кроватка, и от вида этой детали мне вдруг стало странно щекотно и тепло в груди. Вдоль стены при входе вытянулся шкаф, в свободном углу стоял стол с эргономичным креслом перед ним. Собственно, вся обстановка.

— Сейчас, погоди, я Ярика уложу, отведу тебя в ванну. Возьми, во что переодеться, — предупредил мужчина. Я послушно вытащила из небольшого рюкзака, принесённого им, одежду для нас обоих, а потом стояла, наблюдая за Семёном, оглядывалась и понимала: пожалуй, да. Расчёт его был верен, это место не могло не понравиться. Даже если учесть, что я пока ничего толком не видела, здесь было… тепло. И речь совсем не о температуре; я смутно помнила подобное ощущение из детства, когда с нами была мама. Наверное, это можно было назвать чувством дома, и здесь оно буквально пропитывало стены.

Ванна обнаружилась в самом начале коридора, возле лестницы. Здесь был скошенный потолок и небольшое прямоугольное окошко, в котором сейчас виднелась только серая хмарь неба. Собственно, сама ванна была весьма просторной, и в ней мы с лёгкостью поместились вдвоём; но, к сожалению, не надолго. Я пыталась отвлечь Зуева поцелуями и задержаться для приятного времяпрепровождения, но манёвр был истолкован совершенно правильно: мужчина прекрасно понял, что я тяну время.

— Успеется ещё поваляться, — хмыкнул он, растирая меня полотенцем. Почему-то гораздо более удобной и функциональной сушилки, какими оборудовались все корабли, и которые даже у нас существовали, здесь не было; но это оказалось неожиданно приятно. — Рури, я тебя не узнаю, — улыбнулся Семён, обнимая меня поверх полотенца. — Такая решительная агрессивная зверушка была, а тут вдруг хвост поджала.

— Да ну тебя, — проворчала я. — Это ведь… совсем другое. Я понятия не имею, как себя вести и что делать, тем более генерал — такая известная и опасная личность! Жалко, что отец не смог приехать с нами.

— Ну да, и либо мы бы вдвоём вокруг трясущейся тебя прыгали, либо я нянчился с вами обоими, — фыркнул мужчина. — С тобой я повозиться согласен, а вот твой отец, извини, не в моём вкусе! Одевайся, не отлынивай, — подбодрил он меня. Поскольку руки мои опять начали трястись, Семёну пришлось и одевать меня самостоятельно. Мне было ужасно стыдно, но я совершенно ничего не могла с собой поделать.

Из ванной же мы прямиком направились в кухню, и на её пороге я потратила всю свою выдержку, чтобы не начать цепляться за дверной проём. Вместо этого ухватилась обеими руками за локоть Семёна и отчаянно прижалась к его боку. Кухня оказалась очень непонятным местом; из всей обстановки я сумела опознать только большой круглый стол со стульями посередине и какие-то шкафы, остальное же пространство заполняли разнообразные приборы непонятого назначения.

За столом, вымазанным, или, скорее, засыпанным чем-то белым, обнаружилось четверо человек, среди которых я опознала генерала. По правую руку от него сидела невысокая стройная светловолосая женщина средних лет с забавным вздёрнутым носом. По другую сторону от генерала располагался, наверное, самый огромный мужчина, которого мне доводилось видеть в жизни, и его присутствие не добавляло спокойствия; с коротко стриженными тёмными волосами, тяжёлыми бровями и тонкими губами, широченный и, кажется, высокий, он производил очень давящее впечатление. Четвёртой и последней из присутствующих оказалась миловидная молодая женщина с круглым приятным лицом, лучистыми глазами и волнистыми светлыми волосами, собранными в хитрую косу. Вся компания вертела в руках какие-то маленькие бело-жёлтые предметы, такие же были разложены на нескольких прямоугольных досках. Мужчины молчали, а женщины на два голоса удивительно красиво и слаженно негромко выводили какую-то песню на непонятном мне языке.

— Ой, — вскинув на нас взгляд, сообщила та женщина, что постарше, и песня прервалась. Младшая, вздрогнув, вскинулась; скользнула тревожным взглядом по Семёну, неуверенно кивнула ему, придвинувшись поближе к своему соседу, а потом удивительно радостно и открыто улыбнулась мне. — Дим, ты почему не сказал, что Сёма не один? — всполошилась старшая, пытаясь встать из-за стола, но генерал перехватил её за запястье.

— Вот потому и не сказал, что ты бы тут же подняла панику, — невозмутимо проговорил он. — Дай ребёнку отчитаться; видишь же, как его распирает, — ухмыльнулся генерал, и мне стало не по себе. Уж очень я привыкла видеть именно эту ухмылку на совершенно другом лице!

Зато теперь окончательно прояснились все вопросы о характере майора.

— Да ну тебя в пень, пророк хренов, — фыркнул Семён. — В общем, знакомьтесь, — мужчина аккуратно отобрал у меня свой локоть, но зато сразу обнял этой же рукой за плечи. — Это Рури, моя без пяти минут жена и та самая мама Ярика. Рури, отца ты, думаю, уже опознала, рядом с ним — мама, её зовут Олеся. Вон тот бугай — Володька, мой старший брат; но он совершенно безобидный, пусть тебя не вводит в заблуждения его монументальная наружность. А рядом с ним его вторая половинка, её зовут Ичи-Ти; думаю, у вас получится найти общий язык.