Приручить королевича

— О… — только и выговорила огорошенная Варя. — А какие обязанности? Ну, кроме как заряжать амулеты.

— Печь ватрушки? — рассмеялся он. — Шучу, баба Вера вряд ли тебя допустит на свою кухню.

Он галантно открыл для нее тяжелую входную дверь, обитую темным металлом, и Варя вышла на ступени аскетично-простого низкого крыльца.

— А что такое Жуков Улей? — запоздало уточнила она.

— Добро пожаловать в поместье Жуков Улей! — грянул нестройный хор голосов.

От неожиданности Варя чуть назад за порог не отпрыгнула, да Зимослав не позволил, хотя она случайно наступила ему пяткой на многострадальную ногу. Королевич, отдать ему должное, не поморщился, удержал пугливую невесту, положив руки ей на плечи.

Лишенная возможности к отступлению, Варя растерянно воззрилась на прислугу и обитателей усадьбы, выстроившихся возле крыльца в два ряда, будто почетный караул. Всего человек двадцать, половину из них были женщины разных возрастов, в опрятных темных платьях с передниками, вероятно, горничные, кухарки и прачки. Бородатые мужчины сурового вида наверняка служили сторожами, а может, какими-нибудь конюхами или егерями. И если женщины и девицы без сомнения на «параде» были по своей воле — все с великим любопытством, кто прямо, а кто украдкой, разглядывали Варю и ее наряд — то мужики, глянув на гостью ради ознакомления с новым лицом, переминались-хмурились, будто бабы их силком пригнали. Похоже, так оно и было, ибо Зимослав, усмехнувшись, строго обратился к женщинам:

— Сударыни, разве я приказывал бросить все дела и собраться здесь?

— Нет, ваше высочество, — ответили те хором и присели в поклоне. Впрочем, ни в голосах, ни в лицах не было заметно ни тени боязни или смущения.

— За нарушение правил я вас прощаю, но только сегодня, — смилостивился королевич. — Надеюсь, впредь вы продолжите вести себя, как полагается прислуге — незаметно. Вы все меня слышали?

— Да, ваше высочество! — Тут и мужики приглушенными басами присоединились — и поспешили сбежать.

Бабы и девицы отошли в сторонку, сгрудились в кучку, принялись громким шепотом обсуждать внешность и манеры гостьи.

— Тихун, погоди! — Зимослав заметил доселе прятавшегося за спинами мужчин длинного, как жердь, парнишку лет пятнадцати. — Подойди!

Тот неохотно подчинился, хотя, судя по угрюмо опущенной голове, предпочел бы удрать. Из-под бурой фетровой шляпы с низко обвисшими полями торчали прядями, как петушиные перья, давно нестриженые волосы огненно-алого цвета. Занавешенное челкой лицо подростка было невозможно толком разглядеть, только узкий подбородок и худые щеки сверкали сплошной рябью веснушек. Одет паренек был в поношенные вещи, залатанные-заштопанные, однако некогда изысканные — чего только стоили кружева на манжетах рубашки или частично сохранившаяся вышивка на жилете. Варя сделала вывод, что прежде одежда принадлежала самому королевичу. (И мысленно возблагодарила местную Богиню за то, что Снежен такой же вот жердью не остался, а к своим двадцати годам — по здешнему летоисчислению, а по земному выходит на пять лет больше — раздался-таки в плечах и малость нарастил на костях мускулов. Иначе стояли бы перед ней сейчас два сутулых глиста, прости господи).

— Огнеяр Тихун, — Зим представил подростка Варе. — Он единственный, кому позволено бывать в башне в любое время и присматривать за ней в мое отсутствие. Если тебе что-нибудь потребуется, обращайся к нему.

— Хорошо, буду иметь в виду, — постаралась состроить самое серьезное выражение Варя. Нелюдимый подросток надежности не внушал, но не хотелось обижать недоверием, причем обоих.

Отвесив порывистый поклон, парень незамедлительно удрал восвояси.

— Я не хочу видеть и слышать прислугу. Жаль только, что они этого уяснить не могут, — произнес Зим, жестом предложив следовать за ним. — А с Тихуном наоборот — иной раз кажется, что играешь с ним в прятки. Пока отыщешь, где он схоронился, уж и забудешь, о чем хотел попросить-то.

— Это он вчера ночью играл на дудочке? — вспомнила Варя.

— Вот-вот, если бы не его флейта… — проворчал королевич, подумав о чем-то своем.

Чтобы сменить тему, он пустился в объяснения, почему приходится на обеды (а также на поздние завтраки и ранние ужины) ходить через половину сада к бабе Вере, вместо того чтобы чинно трапезничать в башенной пристройке. Всё дело в том, что баба Вера, бывшая в свое время кормилицей его величества Кудеяра Смура, после пропажи короля осерчала на всех чародеев на свете и на деда Грозоврата конкретно — и дала клятву никогда в жизни не возвращаться в башню. Ну, и в пристройку заодно. А бросить юного королевича-сиротинушку на произвол судьбы старушка не смогла. Потому и поселилась в очаровательном, прямо-таки пряничном домике в глубине сада, откуда руководила жизнью всего поместья. (Понятно, что клятва «не возвращаться» не приравнивалась к условию «не переступать порог», иначе как тут похозяйничаешь — например, погребок для домашних вин и наливок нянюшка обустроила в подвалах пристройки).

Кстати, пряничных домиков в саду набралась целая улочка — прямо-таки женское царство! — и бабы Верин был самый просторный среди прочих, ибо включал в себя обширное помещение кухни. Далее в зарослях чего-то цветущего и благоухающего располагался двухэтажный, с чердаком и балкончиком, теремок королевны. Следующим был домик с обширным ухоженным огородом — принцессиной гувернантки. За ними — общие домики для незамужних горничных и кухарок. (Замужние и семейные люди жили в деревеньке за воротами усадьбы. А у Тихуна была своя каморка при конюшне сайгака Друни, за которым парень обязан был ухаживать в первую очередь и лишь в остальное время исполнять поручения хозяина. Конюшня и кроличий сарай размещались на противоположной стороне усадьбы, дабы не тревожить барышень запахами зверинца).

Когда удалились от башни на достаточное расстояние, Варя оглянулась назад, задрала голову вверх. Хотелось уважительно присвистнуть: мрачная громада, возвышающаяся над верхушками деревьев и упирающаяся в облака, показалась ей внушительнее небоскребов. Несомненно, в подобных твердынях положено обитать колдунам-гениям, старикам-отшельникам с длинной седой бородой. Если верить картинкам в школьных учебниках, дед Путивест Грозоврат был именно таким чародеем.

«Пристройка», как небрежно называл ее Снежен, примыкала к башне сбоку, будто подпирая ее, точно домик смотрителя к маяку. Только это был самый настоящий дворец, пусть и урезанный по длине, без полагающихся дворцам крыльев. Зато с колоннадой при центральном входе, с островерхой сложной крышей, украшенной собственными башенками и мансардными окошками. Покои на верхних этажах красовались балконами и высокими окнами. Нижний и второй этажи щеголяли витражами бальных залов и ажурным ритмом галерей. Сквозь огромные окна в просторном холле виднелась шикарная парадная лестница, соединяющая все этажи, прихотливо заплетенная широкими витками сама на себя, будто перевернутый кальмар, да еще украшенная статуями.

— И что, неужели во дворце никто не живет? — изумилась Варя.

— Нет, — отозвался Зимослав. — Я-то не против, это ведь не башня, но там никому не нравится.

Путивест Грозоврат велел возвести пристройку, когда надумал жениться. Супруге и ребенку требовались компаньонки, свита, няньки, слуги — разместить их всех в башне было невозможно по многим соображениям. Во времена детства отца Снежена, дворец при башне был сердцем королевства, но не мозгом — вершить государственные дела королю Грозоврату приходилось в столице, во Дворце Министров.

Когда трон перешел к Кудеяру Смуру, его супруга, Хранислава Буря, потребовала переезда в столицу. Там по ее желанию в центре города, напротив Дворца Министров, возвели новый роскошный дворец, сделавшийся отныне королевской резиденцией.

После похорон бабушки Снежена, дед Грозоврат перестал пользоваться пристройкой, для скорби и размышлений ему хватало своей башни. Когда же и он преставился, четыре года назад, поместье окончательно перешло Зимославу. Хотя фактически королевич сделался здесь хозяином гораздо раньше, ибо столетнему чародею давно было не до житейских мелочей.

Подросшей Зореславе-Сияне, переехавшей в поместье вместе с братом, тоже не приглянулся бабушкин дворец, от просторных залов она успела устать в родительском столичном гнезде.

— Нет, ну в чем-то я твоих женщин понимаю, — пробормотала Варя, входя следом за Зимославом в обитель бабы Веры, от самых сеней благоухающую выпечкой и ароматами пряностей. — В маленьких домах уютненько. И убираться проще. И отапливать несложно — ты ж говорил, у вас тут зимы холодные… Добрый день! Простите за беспокойство…

Баба Вера оказалась именно такой, какой ее ожидала увидеть Варя — небольшого роста бойкая жизнерадостная и вместе с тем строгая хлопотливая старуха, суетящаяся между печью и обеденным столом.

К слову, проходя мимо двери, ведущей в смежную горницу, Варя заметила, что в домике есть и большая столовая. Но их, видимо, как опоздавших, хозяйка посадила чаевничать на кухне — чтобы далеко не носить подогретые сырники и пироги, чтобы сразу же разлить по чашкам чай из зашумевшего медного чайника.

Здесь же обнаружился и Венцемир, примостившийся в уголочке — спешно расправлялся с ноздреватыми, истекающими маслом блинчиками с мясным фаршем, политыми густым ягодным соусом.

— Вы только пришли — а я уж всё, убегаю, — вскочил он с места, дожевывая на ходу, сорвал салфетку с ворота. Вдоль стеночки прокрался к выходу, не забыв на прощанье чмокнуть хозяйку в привычно подставленную щеку. Оглянулся на Зима, будто нуждался в распоряжениях: — Ваше высочество! Прикажете готовить лодку? Значит, пойду наловлю зябликов, загоню их к причалу.

— Угу, — подтвердил Снежен, хищно нависнув над столом, прикидывая, что бы выбрать из предлагающихся вкусностей.

У Вари тоже невольно слюна набежала от манящих запахов и от завлекательного вида угощений — тут и блинчики с разнообразной начинкой и соусами, и пироги, и сырники, и… блюда местной кухни, которым она названия еще не знала.

— Куда тянешься, рук не помыв?! — обернувшись от печки, баба Вера возмущенно замахнулась на королевича поварешкой. Ею же грозно указала на имеющийся в углу рукомойник.

Зимослав заворчал что-то жалобное невнятно, но покорно отправился наводить чистоту, кивнув Варе присоединяться, что та и сделала, поежившись под пристальным взором кухонной генеральши.

Полотенце, висевшее на крючке возле рукомойника, было вышито по кромке занятным узором, в котором угадывались резвящиеся белко-песцы — и хрустело от крахмальной свежести. Видимо, только что поменяли, пока их ждали.

— Так-то лучше! — сменила гнев на милость бабка. — Прошу за стол! Зимушко, что будешь? Сырнички, поди? Или сперва блинцов с мясом? Так бы и дала тебе трёпку, государь сопливый! Кто ж по делам ездиет без завтрака, а?! Слыхала я новость, как ты вчера перед соседями осрамился, без чувств посреди площади рухнул! Ладно, Белокрас с Аленьким рядом оказались — хоть мальчонки за тобой, обормотом, приглядывают, им спасибо!..