Руна на ладони

— Ты загнала меня в угол. Отпущаешь, значит? Только тут ты ошиблась, Свейта. Это волки отпускают. Пока у меня не начнет гореть кожа под гривной рядом с тобой — тебе от меня не избавиться.

Этот и впрямь не сбежит, счастливо подумала вдруг Света. В носу защипало…

Она шмыгнула носом, вжалась в широкую грудь Ульфа. Пробормотала:

— Говорить. Торгейр, Хильдегард — гореть кожа под гривной?

— Нет, — проворчал Ульф. — И странно… когда я смотрю на Хильдегард, мне почему-то мерещатся руны. Ожерельем на её груди. Но на ней ничего такого нет. Знаешь что, жена? (Читай на Книгоед.нет) Давай-ка я сначала закончу с переборкой. Потом помоюсь, поменяю рубаху. Поем. Ты тоже поешь. Сигвард сказал, ты очнулась только после обеда — значит, на тебя зелье подействовало сильней, чем на моих воинов. Тебе нужны еда и питье. После этого мы поговорим. И о том, что ты недавно выкинула перед Торгейром и Хильдегард — тоже. Раз уж ты выторговала для нас время до утра…

Он разжал руки — и Света отступила. Прикусила губу, потому что на лицо так и норовила вылезти счастливая улыбка.

Как мало мне надо для счастья, подумала она вдруг смущенно. Всего-то услышать, что ошиблась — и что от него не избавиться.

***

Где-то через час они сидели на постели. Между ними стоял поднос с едой. Мокрые волосы Ульфа привычно топорщились…

И в переборке над сундуком в переборке светлела новая доска. Даже щепки Света кое-как сгребла в кучку лоскутом ткани — а Ульф вышвырнул их потом за окно вместе с тряпкой.

— Значит, так, — объявил он, накалывая на острие ножа пластину какой-то вяленой рыбы. — Я обдумал то, что увидел и услышал. Ты не умеешь подчиняться воле мужчины, Свейта. Но похоже, это для тебя привычно. Что, отец никогда не требовал от тебя послушания?

Света, успевшая протянуть руку к подносу, возмущенно вскинула брови.

— Понятно, — снисходительно сказал Ульф. — Что, в вашем мире все женщины так себя ведут? Принимают решения за мужчин, чуть ли не приказы им отдают…

Он запихнул рыбу в рот, орудуя только острием ножа — и, перемалывая немаленькую пластину челюстями, уставился на неё.

Причем уставился почти доброжелательно.

Света отдернула руку от подноса.

— Ешь! — тут же потребовал Ульф. И бросил насмешливо: — Женщина, которая пытается решать все за мужа, должна быть сильной…

— Нет решать все, — пробормотала она. Голос дрогнул.

Рука Ульфа, державшая нож и уже нацелившаяся на следующий кусок, замерла в воздухе.

— Ты поставила меня сегодня перед выбором, — негромко сказал оборотень, не сводя с неё глаз, горевших янтарем. — Или силой заставить тебя пройти на ту сторону…

Ульф кивнул на переборку, в которой светлела новая доска.

— Или притвориться, что я сам хочу остаться. Я выбрал второе — чтобы не позорить свою жену при чужих людях. Мне не хотелось показывать, что ты всего лишь глупая женщина… настолько глупая, что мужу приходится давать тебе пинка, чтобы шла, куда надо! Но ты моя жена, пока сама не захочешь уйти. А я твой муж. Я помню об этом. И ты не забывай!

Света сцепила ладони на коленях.

Вот ты как заговорил, мелькнуло у неё. А она-то пыталась его защитить…

— Не жги меня взглядом. — Ульф вдруг досадливо вздохнул. — Свейта. Я знаю, что ты сильней меня. Но в семье как на драккаре. Командует один, остальные выполняют приказы. Иначе корабль рано или поздно затонет. И на моем драккаре хозяин я. Так было, и так будет. Мне придется придумать, как заставить тебя слушаться — но я найду способ, будь уверена. Только хочу предупредить…

Он насадил на нож кусок чего-то мясного. Добавил, уже поднося ко рту и оскаливая при этом клыки:

— Не вздумай использовать на мне одну из рун. Добром это для тебя не кончится, так и знай.

— А ты — зелье, — прищурившись, уронила Света.

Ульфу хватило совести отвести взгляд — и ей стало чуть легче.

— Это как раз то, о чем я говорил, — проворчал он. — Ты сильней меня. Но я все равно с тобой справлюсь. Если понадобится, конечно. А теперь ешь. И пока будешь есть, рассказывай, почему не захотела отправиться со мной в Нордмарк. Обычная бабья глупость? Или у тебя что-то на уме?

По крайней мере, он признает, что ум у меня есть, полусердито, полуехидно подумала Света.

А потом схватила что-то с подноса — пусть радуется, видя, как она его слушается, пусть и в мелочах. Быстро сказала:

— Сигтрюг колдовать Хильдегард, чтобы она убивать Торгейр. Так?

Ульф кивнул, глядя на неё и перемалывая челюстями кусок мяса. Под клыками громко, щелкающе, как кастаньеты, похрустывали кости.

— Ты — ночь идти Нордмарк. Сигтрюг — нет колдовать?

Челюсти Ульфа замерли. Он проглотил то, что было во рту, ответил:

— Я сам думал об этом. Может, Сигтрюг и пытался одолеть меня своим колдовством — только со мной это не сработало. Одно дело человек, другое — оборотень. На меня его колдовство могло не подействовать. Но есть и другое. Я попросил Торгейра, чтобы он разрешил мне допросить Сигтрюга ещё раз. Уже после того, как тот признался в убийстве Олафа. Но конунг это запретил. И тогда мне показалось, что он меня испугался. Запах изменился…

— Вот! — горячо, на чистом русском сказала Света. Затем торопливо принялась подбирать слова: — Торгейр говорить плохо. Хильдегард говорить — я руны, ты идти, смотреть, учить. Плохо! Не знать Хильдегард!

— Ешь, — нахмурившись, приказал Ульф.

И недовольно скривился. Верхняя губа задралась, открывая клыки.

— Я дал клятву Торгейру — служить и защищать, — строго заявил он, глядя ей в глаза. — Теперь он мой конунг. Говорить плохо, значит? Как бы то ни было, я не могу сбежать от своего конунга. Да и тебе нужно отправиться в Нордмарк. Чтобы научиться использовать руны.

Все бесполезно, горестно подумала Света. Он твердо намерен вернуться в Нордмарк — и её с собой потащит. А ей все вспоминался волк с потемневшей гривной, Хильдегард, стоявшая рядом с ним…

Света со злостью откусила от черствого хлебца.

Ульф одним взмахом отрезал кусок от окорока, наколол на нож и протянул ей. Велел:

— Не хрусти одними сухарями. Бери мясо, чтобы не шататься от слабости. Мне нужно подумать, Свейта. И поспать. Как знать, вдруг после этого ко мне придут какие-нибудь умные мысли. Скажи, как ты использовала руну Врат?

Может, соврать, мелькнуло у Светы. Если Ульф узнает, как работает в её руках руна — тут же сообразит, что она способна в любой момент открыть проход в Нордмарк. Торгейра-то она видела. И Хильдегард…

Одна ложь тащит за собой другую, с сожалением подумала она тут же. А Хильдегард может потом объяснить Ульфу, как все работает на самом деле.

— Смотреть Ульф, — пробормотала она. — Держать руна Врат — думать Ульф. Думать, как смотреть Ульф.

— Ты представила меня, держа в руке руну, — перевел он для себя её бормотанье. Задумчиво добавил: — Значит, чем больше ты людей увидишь, тем больше будет мест, куда ты можешь попасть…

***

Может, поэтому Хильдегард тогда и заговорила со мной, вдруг подумал Ульф. Чтобы в памяти у неё появилось ещё одно лицо.

Но в тот день, во дворе крепости конунга, когда он спросил, не пугают ли её волки Ульфхольма, она так улыбнулась…

Правда, ничего не сказала. Однако он уже знал ответ — запах сказал, что не пугают. Более того, он ей понравился, как мужчина.

Но потом отец Хильдегард заявил Сигварду, что хочет отдать свою дочь за Сигтрюга. Похоже, тот именно так и подобрался к мастерице рун — через сватовство. А затем она сговорилась уже с Торгейром, и теперь тот называет Хильдегард своей женой. Хотя свадьбу они так и не отпраздновали. Хотя люди, а особенно конунги, праздновать такие дела любят.

Ульф вдруг напрягся — и раздосадовано клацнул клыками.

Было в памяти ещё что-то, касавшееся Хильдегард. Было, но все время ускользало, вытекало, как вода из пригоршни, когда он пытался ухватиться за это воспоминание. Такого с ним никогда ещё не случалось.

Может, меня ударили по голове, но сам я этого не помню, недовольно решил Ульф. Скажем, когда расправлялся со стражниками. Или колдовство Сигтрюга все-таки сработало?

Все было слишком зыбко. Слишком непонятно.

Он замер, глядя на Свейту, наконец-то занявшуюся едой — и сейчас отрезавшую от окорока кусок, похожий на стружку. Ему самому такого ломтика хватило бы на то, чтобы понюхать, но не наполнить рот…

Колдовство. Колдовство Сигтрюга и колдовство Хильдегард. Про первое ему много рассказывали — но сам он его так и не увидел. Про второе с рунами, ему тоже рассказывали. И он видел, как его использует Свейта. Кроме того, Хильдегард совсем недавно открыла проход в его каюту. До этого она при нем рун не касалась. Вроде бы не касалась.

Но…

Память вдруг услужливо рассыпала перед ним клочки воспоминаний. Вот Хильдегард стоит со странным ожерельем на груди, из плоских деревяшек, на которых вырезаны руны. Её освещает скудный свет, идущий снизу…

Однако сколько он не пытался вспомнить, где и когда видел её с этим ожерельем, в памяти ничего не всплывало.

И — Гудбранд с Сигтрюгом. В уме плавала неуверенная мысль о том, что этих двоих он, кажется, все-таки пытал. Но разум и воспоминания утверждали обратное. Гудбранда казнили на его глазах, отрубив голову мечом. И он видел, как Сигтрюга уводили в подземелье. Ни на первом, ни на втором следов пыток не было.

А после меня, подумал Ульф, должны были остаться следы. Даже если не тронул лицо — все равно на одежде осталась бы кровь. И шагали бы через силу. И должны были пахнуть болью, кровью, потом…

Ничего этого он не увидел и не почуял.

Зато в памяти застряла Хильдегард с ожерельем на груди.

А ещё он только что предупредил Свейту, чтобы та не смела использовать на нем руны…

Ульф потянулся, взял с подноса баклагу, вынул затычку и глотнул эля.

Догадка оказалась острой, холодно-болезненной, как нож, воткнутый под ребро. Все становилось складным и понятным, если допустить, что Хильдегард уже использовала свои руны на нем. Скажем, ту же Наудр, руну рабской покорности. Его околдовали, ему приказали… что?

Что-то забыть, ответил сам себе Ульф. А потом служить Торгейру верно, как пес. Доверять ему, слушаться его…

И он забыл, где и когда видел Хильдегард с ожерельем из рун на груди. Даже сейчас ему становилось не по себе от мысли, что он пошел против воли Торгейра, своего конунга.

Единственное, что его остановило, когда Торгейр стоял по ту сторону дыры в переборке и требовал вернуться в Нордмарк немедленно — то, что Свейта его жена. Одно из правил волков — если нужно жестко обойтись со своими, не делай это на глазах у людей. Не унижай своих при чужих, если этого можно избежать…

Мудрое правило.

Губы растянулись, открывая клыки, долгий выдох уже грозил обернуться рычанием — и Ульф напрягся, сдерживаясь. Когти вдавились в медную баклагу, сминая её, по ладони плеснуло элем…

Свейта глянула удивленно, спросила, смешно выговаривая слова:

— Ульф — плохо?

Он мотнул головой, хрипло выдавил:

— Хорошо. Ешь. После поговорим.

Она поморщилась, но все же послушно взяла с подноса ещё один хлебец. Куснула, не отводя от него глаз.

Надо все обдумать, осознал Ульф. Понятно, что Хильдегард нужна Свейта. Зачем? Дар Свейты… можно ли его заполучить? Как-то передать? Или её просто хотят как-то использовать? Скажем, в каком-то деле…