Я родилась пятидесятилетней...

— Конечно, испанский! Билли, мы все учили испанский! У нас в Форксе даже курсов других языков нет, насколько мне известно.

— А ты сам-то её спрашивал на эту тему?

— Рене или Беллу?

— Беллу, конечно. Извини, но Рене не производит впечатления продвинутой матери.

— Не критикуй мою жену, Блэк, она старается, — огрызнулся я, но потом вздохнул, вспомнив случай с крышечкой и пару подобных моментов…

— Знаешь, я не стал спрашивать Беллу по поводу зарядки. Мне показалось, что это глупо — подозревать собственного ребёнка в чём-либо. Она вполне могла увидеть, как какой-то рыжий немец вёл программу фитнеса. Телевизор работает целыми днями, а Белла никогда не смотрит мультфильмы.

— Эй, а вот это действительно странно. Мне казалось, что все дети любят мультики!

— Моя дочь — исключение, — я улыбнулся воспоминаниям. — Мы пробовали их ей включать, но, кажется, что она смотрела их из вежливости минут десять, а потом просилась спать.

— Ну и ну! У тебя действительно идеальный ребенок, Свон. Моих девочек уложить можно только после трёх сказок.

— Вот тебе и «ну и ну». Ты бы видел, как Белла веселилась, узнав значение этой фразы.* (Дело в том, что в английском есть устойчивое выражение «Holy cow» дословный перевод на русский — «святая корова», имеет значение типа: «ну и ну», «бог ты мой», «вот это да»)

— Не знаю, что её рассмешило, но она хохотала до слёз.

— А она знает, что такое «корова»? — осторожно спросил Блэк.

— Я подозреваю, что да. Потому что потом она спросила про коровьи рожки и их отношение к ангелам.

Билли посмотрел на меня, словно надеясь, что я скажу, будто это шутка. Но это не было шуткой…

— Ты меня разыгрываешь.

Я покачал головой.

— У неё специфический юмор для годовалого ребенка, — я усмехнулся, вспоминая, что Белла, в отличие от той же Рене, всегда понимала мой сарказм. Я видел это по прищуренным глазам и закушенной губе дочери, когда она сидела рядом во время наших утренних подначек с Рене.

Я подозревал, что ранний брак — это не то, о чём мечтала Рене, заканчивая школу. Она всегда хотела уехать из этого города, ей не нравился постоянный дождь, она хотела жить в мегаполисе, а не быть одной из трёх тысяч жителей населенного пункта под названием Форкс. Мы были разными. Но я любил её. Наверное, я мало говорил ей это, всегда считая, что самым красноречивым проявлением любви являются поступки. Но ей нужны были слова, наверное. Жаль, что в нашем случае нельзя сказать, что противоположности притягиваются. Это чудо, что школьный роман с весёлой девчушкой неожиданно перерос в брак.

Я помню, как Рене сказала мне, что беременна. Почему-то я представлял голубоглазого мальчика, который ходил бы со мной вместе рыбачить и на бейсбол… Парня, которого бы я в четырнадцать лет научил стрелять и основам рукопашного боя. Парень, который мог бы продолжить моё дело…

Но, когда на УЗИ нам показали маленькую девочку, я понял, что мои мечты о сыне были не идеальными. Парни бывают откровенными балбесами и шалопаями. Девять из десяти бросают родителей и уезжают в дальние дали, не поступают в колледж, начинают пить раньше двадцати одного или что похуже. Мальчика трудно воспитать, тем более помощнику шерифа. Слишком много времени съедает работа. Слишком мало внимания остается для ребёнка. И редкий ребенок понимает необходимость работы.

«Мой папа шериф». В устах парня это звучит как вызов, хвастовство, тогда как если эти слова скажет девочка, в них будет предупреждение. Только взяв на руки этот маленький попискивающий и дрожащий комочек из рук медсестры, я понял, насколько счастлив, что у меня именно дочь. Но при взгляде в растерянные глаза, которые смотрели как будто сквозь меня, я испытал самый настоящий страх, который не знал никогда в жизни.

Она такая маленькая, такая беззащитная. Кто, если не я, защитит её, такую хрупкую, такую слабую? А если обманут? Обидят? При одной мысли об этом мои кулаки каждый раз непроизвольно сжимались, грозя уничтожить будущего неудачника, который рискнёт её расстроить. Первые месяцы я боялся даже взять дочку на руки. Она выглядела слишком хрупкой для этого мира. Маленькие пальчики меньше моего ногтя на мизинце ввергали меня в шок. Она точно вырастет? — хотелось спросить мне, глядя на её миниатюрность.

Все мои школьные друзья подшучивали, что теперь мне мало удастся поспать. Что теперь моя жизнь превратится в ад и будет подчинена детскому крику, пелёнкам, бутылочкам и памперсам. Причём мне необходимо будет научиться распознавать по децибелам, чего же хочет Белла.

В реальности с ребёнком проблемы были минимальны. Она много спала, а когда не спала, то ела или занимала себя самостоятельно. Поначалу мы с Рене, наслушавшись чужих советов, накупили дочери цветных игрушек, но все они мало привлекали моего ребёнка.

Говорят, что дети немного с другой планеты, но если выстроить всех детей в ряд и поставить рядом мою Беллу, она бы явно была на этой планете, по меньшей мере, военным маршалом или президентом, с такой серьезностью она порой смотрела на наши попытки её развеселить. Иногда я готов был поклясться, что она закатывает глаза, когда мы вели себя, по её мнению, глупо.

Необыкновенный ребёнок. Мой ребёнок. Моя дочь.

Мне казалось, что она понимает некоторые вещи даже лучше, чем я. Хотя, возможно, с большой натяжкой, некоторые моменты можно было назвать простым совпадением. Но… с ОЧЕНЬ большой натяжкой.

Чего только стоит случай, когда мы в прошлый раз поссорились с Рене, потому что она начала в открытую флиртовать с Бобом, кассиром продуктового магазина? Мы ругались по дороге домой, не замечая ребёнка, который с задумчивым видом рассматривал пейзаж на заднем сидении автомобиля. На секунду замолчав, переводя дух, мы услышали, как дочь напевает сама себе смутно знакомую мелодию.

— Чарли, пожалуйста, скажи, что это не La donna è mobile из Риголетто*… (знаменитая ария оперы Джузеппе Верди, слова которой на русском выглядят так «Сердце красавиц склонно к изменам и к переменам, как ветер мая…») — более образованная в музыке Рене перевела на меня ошарашенный взгляд.

До меня тоже быстро дошёл смысл этой мелодии, и я аккуратно съехал на обочину.

Обернувшись на дочь, которая перестала напевать, как только мы остановились, я спокойно спросил:

— Белла, что ты поёшь?

В карих глазах дочери мелькнула растерянность, потом лёгкий страх, а потом её глаза стали хитренькими.

— Песенку, — она улыбнулась, как будто только что провернула шалость, но знала, что ей ничего за это не будет.

— А ты знаешь, что это за песенка? — осторожно спросила жена.

— Да, её пел глустный дядя в телевизоле, — спокойно пожала плечами наша крошка.

Дальнейший путь до дома прошёл в молчании. По приезду Белла первым делом ушла мыть руки, оставляя нас с Рене разбирать продукты. Мы молчали; я не самый разговорчивый человек по натуре, молчание же говорушки Рене настораживало.

— Дело не в Бобе, Чарли. Я не права, знаю, но я не могу так больше. Это длится уже не первый месяц…прости… Я… Я решила уехать, — уверенно закончила Рене.

Я посмотрел на неё. Вид у жены был виноватый. Но она ведь не могла говорить о разводе, так ведь? Возможно, я был не лучшим мужем, которого она заслуживала, но… Я старался, у нас была семья, у нас была Белла… Маленькое, почти годовалое чудо, которое напевает Верди, когда её непутевые родители ссорятся.

— Надолго?

Она сглотнула.

— Навсегда.

Это маленькое слово ударило меня под дых.

— А Белла?

— Белла поедет со мной.

— Нет.

Я был решительно против, чтобы она забирала дочь, но внутренне понимал, что вряд ли суд встанет на мою сторону, отдавая опеку в мои руки.

— Чарли, подумай сам, что ей может дать этот город? Наша дочь умница, ты не можешь этого отрицать! Господи, да все мои подруги жалуются на то, что их дети совсем не разговаривают почти в два года, а нашей малышке десять месяцев, а она говорит предложениями! Вспомни Эрика Йорки, он старше её на полгода, но до сих пор не освоил горшок и ест левой рукой! Ей нужны курсы, ей нужны кружки, хорошая школа, колледж! Господи, ты только подумай, сколько может дать Белле мегаполис.

— Рене, но ведь дело не только в Белле, признайся. С самого начала, ещё до её рождения, ты мечтала лишь о том, сколько большой город может дать ТЕБЕ! — я понимал, что Рене права и Белле не место в Форксе, но мне была невыносима мысль, что они уедут. Я любил своих девочек.

Но всё дело было в том, что Рене уже не любила меня. Я видел, как постепенно её глаза гаснут, и в них зарождается грусть. Она чахла под вечно хмурым небом Форкса. Она разочаровалась в браке со мной. Но она определённо не была разочарована Беллой. Я знал, что Рене любит нашу дочь. Я медленно разжал кулаки. Я сдавался.

— Хорошо, я дам тебе развод, — решение далось мне непросто, резко защемило сердце, но я и не подумал растереть грудь в этом районе, не желая показать себя слабым и разбитым решением женщины, которую по-прежнему любил, — Белла останется с тобой, но я хочу, чтобы она приезжала ко мне на лето.

Рене вскинула подбородок выше. Она выглядела почти оскорблённой.

— Конечно, ты можешь видеться с ней в любое время, я не собираюсь ограничивать тебя в этом. Но, полагаю, тебе будет трудно, так как я планировала переезжать в Аризону.

— Не в Сиэтл?! — мне резко стало хуже, я тяжело опустился на стул.

Господи, ну конечно. Рене давно мечтала переехать туда, где побольше солнца.

— Нет, я уже нашла чудесный домик в Финиксе… — жена поджала губы.

Значит, она уже присмотрела домик…

— Рене, там сорок градусов по Цельсию в тени почти круглый год, а если Белле не понравится такая жара?! — я не выдержал и ударил ладонью по столешнице.

Женщина напротив меня тихо вскрикнула. Да, я редко повышал голос, тем более она никогда не видела меня в таком состоянии. Что же, когда, как не перед разводом, можно узнать все грани характера человека, с которым жил под одной крышей, делил спальню и воспитывал дочь… Поспешность жены в этом вопросе тоже стала для меня сюрпризом. Она не дала мне и шанса.

— Я уверена, что Белле будет хорошо там. Конечно, если ей будет плохо, я подыщу другое место, но это будет явно не этот Богом забытый городишко! — вспылила она. — Наша дочь не застрянет в этом болоте, чтобы выйти замуж «по залёту» и всю оставшуюся жизнь чистить рыбу, пить пиво, лежать на диване и смотреть бейсбол по телику!

Это было как пощёчина. Резко встав, отчего стул громко скрипнул, я быстро вышел из кухни.

Позже Рене опять извинилась.

Мы поговорили и решили, что на время оформления развода будем вести себя по-старому, чтобы Белла даже не догадывалась о том, как всё плохо. Я дал возможность Рене сказать самой о переезде. Сам же почти всё свободное время посвящал дочке.

Сегодняшний вечер с Билли был исключением. Я кинул взгляд в сторону кухни. Возможно, сейчас Рене говорит Белле о переезде. Что она подумает? Обрадуется ли? Расстроится ли?

— Это правда, что вы разводитесь, Чарли?