Заплатить за счастье

Глава четырнадцатая

Знание — сила. Чем больше знаний ты получаешь, тем труднее держаться на ногах. Из студенческих разговоров

Сквозь щель между косяком и неплотно прикрытой дверью в коридор пробивался свет. Арха пожевала собственную губу, раздумывая, не повернуть ли ей обратно. Или, все же, стоило посмотреть, у кого тут посередине ночи проснулась такая же тяга к знаниям, как и у нее? Любопытство, отсутствием которого ведунья прославилась, победило. Девушка заглянула в щелку и тут же пожалела о том, что вообще из своей комнаты нос высунула.

— И долго ты там собираешься стоять? — поинтересовался шавер, не отрываясь от книги.

Расположился он весьма вольготно, растянувшись во весь рост на диване, скрестив ноги в сапогах, которые демон и не подумал снять, и закинув руку за голову. Во второй у него, собственно, и была книга. Рядом с диваном стоял невысокий столик с графином вина, бокалом и вазой со свежими фруктами. В общем, ушастый приятно проводил время.

— Вообще-то, я только подошла, — буркнула лекарка, прикрывая за собой дверь.

Пожалуй, библиотека имела все шансы стать ее любимым помещением в этом доме. Во-первых, такого количества книг за раз она не видела никогда. Во-вторых, тут очень приятно пахло: старой бумагой, рассохшейся кожей и немного мастикой для мебели и книжной пылью. В-третьих, комната была уютной и какой-то… закрытой, что ли? Стоило дверь закрыть — и создавалось ощущение, что находишься внутри полутемной шкатулки. В общем, в библиотеке все было прекрасно. Кроме шавера.

— Решила любовный романчик на сон грядущий прочесть? — поинтересовался ушастый, переворачивая страницу. — Мусор в шкафу у окна.

— Ты же вроде в карауле быть должен вместе с Даном?

Его любезным предложением Арха пользоваться не спешила. Отходить от двери, впрочем, тоже.

Шавер ее вопрос проигнорировал. Ну, еще бы. Чтобы всякие ушастые перед грязнокровками отчитывались! Слишком много чести. Мысль о том, что надо бы гордо удалиться, казалась все заманчивее.

— Смотри, — Ирраш бросил на стол книгу, которую читал и ткнул пальцем в какую-то гравюру.

— И на что я должна смотреть?

— Может, ты поближе подойдешь? Видно будет гораздо лучше, — съязвил желтоглазый. — И не бойся, по вторникам я не кусаюсь.

— Сегодня четверг, — напомнила ведунья, но, все-таки, подошла поближе.

На рисунке было изображено истинное обличие какого-то демона. От всех подобных гравюр он не слишком отличался. Все тот же полный набор мышц, когтей, клыков и дикой злобы, которую рисунок прекрасно передавал. Только конкретно этот вид еще обзавелся абсолютно лысым хвостом, а мордой походил на кошку. Тоже лысую. Подпись под рисунком и текст на странице были написаны от руки, таким шрифтом, что даже знай ведунья древний — не прочла бы.

— И кто этот очаровашка? — поинтересовалась она, вдоволь наглядевшись на кошко-демона.

— Шавер, — ушастый перевернулся на спину, забросив за голову обе руки.

— Ну, я же говорю — очаровашка, — хмыкнула Арха.

— В тебе половина крови этой очаровашки. А, вообще, мне с тобой поговорить надо. Так что, устрой свою задницу где-нибудь и не заслоняй мне свет.

— О том, чтобы я отсюда уматывала или о том, чтобы я перестала перед Даном задом крутить?

— Не угадала. Он тебя официально своей назвал, — ушастый поморщился, словно только что сжевал лимон. — Так что, теперь мое мнение все равно ничего не значит.

Разговор становился все интереснее. Поэтому лекарка действительно уселась в кресле, стоящем напротив дивана и поджала под себя ноги. Не смотря на обилие в доме каминов, по полу тут все равно гуляли жуткие сквозняки.

— А ты не пояснишь тупой метиске, что это вообще значит? Рабство вроде в империи запрещено законом. Да и не припомню я, чтобы передавала себя в чью-то собственность, — поинтересовалась девушка осторожно.

И напомнила себе, что слова стоит выбирать и, вообще, быть крайне благоразумной. А то кто его знает, этого ушастого, психанет еще.

— При чем тут рабство? — рыкнул он. — Ты ни Тьмы не знаешь и не понимаешь. А все равно лезешь!

— Ну, так потому тебя, умного, и спрашиваю. Чтобы не промахнуться, — успокоила его ведунья.

Успокоение не сработало, потому что шавер продолжал сверлить ее желтыми глазищами. Арха невинно похлопала ресничками. Ушастый отвернулся, словно ему на девушку смотреть было тошно.

— Если демон объявляет женщину своей, то это значит, что она принадлежит ему, — неохотно, а, главное, вполне понятно объяснил Ирраш, но, все же, решил разжевать для особо тупых. — Любое зло, причинённое тебе, это умысел против него. Любое несанкционированное действие в твою сторону — это вызов ему. Весь род Роос и его вассалы обязаны тебя охранять, как его самого. Но он вправе распоряжаться тобой, как своей собственностью.

— Что-то мне кажется, что все это не слишком законно… — протянула Арха.

— Есть закон и есть Закон. Первый написан на бумаге для простых смертных. А по Закону живут лорды. Он самой Тьмой дан.

— Понимаю…

— Да что ты понимаешь, дура? Он официально заявил, что ты его главная ценность, кретинка!

Шавер так заволновался, что даже сел на диване. И залпом проглотил вино, которого в бокале было примерно наполовину.

— А ты-то что так волнуешься? Или теперь тебе тоже меня надо охранять как главную ценность рода?

— Мне и раньше нужно было тебя охранять, идиотку. Ты просто не понимаешь! У лорда не должно быть слабостей, вообще никаких.

— Ну, да. Вы холодны, рациональны, логичны…

— Да заткнись ты, наконец! Слабость — это то, чем могут воспользоваться враги, чтобы добиться от тебя нужного им! Вруби мозги хоть ненадолго! Через тебя до Дана добраться — раз плюнуть! Или ты думаешь, у него врагов нет?

Чем больше он бесился, тем больше его рык напоминал какое-то утробное урчание. Вроде как у кошки, только лекарка таких больших котов себе и представить боялась.

— Не думаю, — помотала Арха головой и попыталась быть как можно более убедительной. — Ты мне можешь спокойно объяснить, как я могу исправить все это? Ирраш, считай меня кем угодно, но меньше всего я хочу навредить ему. Ты это попытайся понять.

— Откажись от него. Только по-настоящему откажись. Засунь все свои чувства куда-нибудь поглубже — и уйди.

Он тоже постарался быть как можно более убедительным. Даже наклонился вперед, упираясь ладонями в колени и гипнотизируя ведунью. Наверное, автор любовного романа про демонесс написал бы, что внутри у девушки все оборвалось, а мир полетел во Тьму. Но ничего подобного лекарка не чувствовала. Слова шавера так и остались словами. Нет, смысл Арха поняла, но…

Кто может добровольно отказаться от руки или ноги? Даже зная, что если их не отрезать, то гангрена отравит кровь, убьет? Любой до последнего будет отбиваться, не даваясь врачам. Не только потому, что ампутация — это больно. Скорее представить невозможно, что руки у тебя не будет. А Дан для ведуньи был даже не конечностью. Демон — это она сама. Девушка фыркнула, оценив пафос собственных мыслей. Но что делать, если только это и было правдой?

Шавер, кажется, понял, что убедить ее не получилось. Недовольно нахмурился и откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди.

— Об этом я с тобой и хотел поговорить. То, что ты принимаешь за любовь — просто инстинкт. Инстинкт шавера.

Арха не нашлась, что на это ответить. Поэтому благоразумно промолчала.

— Нас в древности называли «боевыми котами хаш-эдов». Истинные нас создали, Арха. Мы животные, просто животные из Тьмы, — он ткнул пальцем в гравюру. — У нас даже разума не было. Зато имелись инстинкты. Шаверы — самые страшные хищники в Бездне. От них не спастись. Но хаш-эды приручили их, в подкорку, в самую сущность заложили безусловное подчинение. Догадайся, как можно добиться такого повиновения?

— Через любовь? — тихо спросила ведунья.

— Точно. Это наш инстинкт, он в крови. И никуда не делся даже тогда, когда мы обрели разум. Меня с детства учили противостоять ему, управлять им, быть самостоятельным. Не смотреть каждому хаш-эду в рот, ожидая, пока он меня по холке потреплет. Но я так и не сумел справиться.

Говорил он обычным своим, слегка недовольно-раздраженным, тоном. Но Арха видела, как тяжело ему дается каждое слово. Желтые глаза позеленели, шея напряглась, словно он тяжесть поднимал. Ведунья могла его понять. Он, такой весь из себя гордый, лорд из лордов, так и оставался боевым котом. Только не хаш-эдов, а отдельно взятого рогатого. И переломать он себя не мог. Да и не хотел, наверное.

— Ты знаешь, что такое импринтинг? — спросил ушастый — лекарка кивнула. — Теперь ты понимаешь, что с тобой происходит?

— Я наполовину человек.

— Ты наполовину шавер. А кровь Тьмы гораздо сильнее человеческой.

Он замолчал, пытаясь, кажется, свою правоту впечатать девушке в голову. Наверное, будь его воля, он ей череп бы вскрыл — и вложил внутрь нужную мысль. Так, чтобы она точно никуда не делась. А поскольку он этого сделать не мог, то просто пытался просверлить в ведунье взглядом дырку.

Арха думала. Каким бы бредом ей не казалось то, что он сказал, это могло быть правдой. Кстати, многое объясняющей правдой. Да только лекарке она не подходила, не могла она принять такую реальность. Точнее, девушка бы ее и приняла, только вот ничего это не меняло. Умереть ради него — нет ничего легче, пожалуйста, в любой момент. Отказаться от него — нереально. Просто не-воз-мож-но.

— Наверное. Знаешь, Ирраш, может ты и прав, — заговорила она, наконец. — Только вот трусость это самая настоящая. Ты прячешься за своими инстинктами, как за каменной стеной. Мол, это не я, это все кровь.

— Ты так ничего и не поняла, дура! — прорычал он.

— И в этом ты вполне можешь быть прав, — Арха спорить не стала, — да только лично я предпочту сама принимать решения, а не списывать все на неведомое происхождение. Но спасибо, что рассказал. Я учту. И то, что ты говорил про слабости — тоже. И не надо мне ничего сейчас доказывать. Все равно не докажешь, а ссориться даже с тобой на ночь глядя не хочу. Спокойной ночи.

Она встала, глянула на стеллажи, набитые книгами. Но решила, что, пожалуй, обойдется сегодня без чтения. Правда, уже у самой двери не удержалась. Поскребла створку ногтями и негромко мяукнула. И только потом выскочила в коридор. В библиотеке что-то грохнуло, зазвенело разбитое стекло. Дверь заглушала разъярённый демонический рев, но смысл эпитетов, которыми ведунью осыпал шавер, все равно дошел.

И не смотря на то, что эпитеты были не слишком лицеприятными, Арха удалилась хоть и поспешно, но улыбаясь. Лучшее снадобье от тяжести на душе — сделать мелкую гадость ближнему своему.