Двойка чаш. Приворот из гримуара

Когда-то это была детская спальня; кровать, укрытая белоснежным кружевом, шкаф с платьями, стол с куклами, полку с книгами и игрушками. Все аккуратно и чисто, как будто кто-то заботился об этой комнате, не давая ей покрыться пылью и паутиной. Но никаких следов жизни, никаких намеков, что здесь кто-то смеялся, плакал, играл или мечтал, Эстер не увидела. Эта комната была могилой, в которой хранятся воспоминания о той, кто ушла навсегда. Больше ничего и не осталось; маленькую хозяйку поглотил взрыв во время ритуала. Старший брат захотел воскресить младшую сестренку, а оставил среднего и без семьи, и даже без их тел.

Голоса умолкли, когда ведьма отперла дверь; мятежные духи этого поместья пока ее не приняли. Может быть, позже, когда поймут, что она пытается помочь Кейну, неупокоенные души смогут раскрыть ей свою историю. Мрачная, но волнующая перспектива; мысль об общении с призраками ее почему-то не так беспокоила, как о работе именно с телами умерших.

Осторожно, стараясь не оставить никаких следов своего присутствия, Эстер закрывает дверь и отправляется дальше. Исследовать.

Она спускается в сады и идет, чувствуя, как холодный ветер пытается забраться к ней под плащ. Оглядывается, чтобы ненароком своим отсутствием этикета не напугать какую-нибудь престарелую экономку, опускается и прямо рукой зачерпывает небольшую горсть земли и мелких камней. Пытается наладить контакт. Эстер сложно поверить, что это были когда-то роскошные сады, полные цветов и плодов. Теперь же все выглядит умирающим и проклятым. Деревья скрючились и склонились к земле, как будто пытались укрыться от чьего-то злого взгляда. Здесь так же, как на границе графства, из-под земли по стволам вверх поднимается тьма, словно черви, пожирающие древесину. Ветви стали сухими и черными, о появлении зеленых почек можно было даже и не мечтать. Не слышно ни пения птиц, ни шелеста ветра, ни журчания ручьев. Только тяжелое молчание, нарушаемое лишь шагами чужачки.

Эстер продолжает свой путь по умирающему саду, стараясь не обращать внимания на то, как тьма и разрушение оставили свой след на каждом цветке и кусте. Если бы не атмосфера непрекращающихся похорон, здесь можно было бы ходить на чудеснейшие прогулки, вдохновляться на поэзию и высокие рассуждения. За садами виднеется густой хвойный лес. Девушка замечает, что между стволами что-то находится чужеродное, рукотворное; небольшой склеп, окруженный невысокими надгробиями. Фамильное кладбище.

Место силы некроманта.

Смутившись, она медлит; стоит ли ей туда сейчас идти? Без сомнения, там скверной магией вся земля пропитана, и предки Кейна вряд ли будут гостеприимны.

К черту; она здесь не преступница, не беглянка, а служительница света, и ей непозволительно даже думать, что темная история этих земель окажется сильнее нее. На ее стороне благо; и, стоит ей преисполниться храбрости и ступить в сторону кладбища, совсем рядом раздается мягкий, насмешливый голос.

— В правильном направлении думаете, миледи. В доме некроманта знакомство надо не с живых начинать. Пожалуй, я как раз вас родным и представлю. Простите только, они очень разговорчивые.

Намек понят. Эстер натянуто улыбается, глядя прямо в карие глаза мужчины напротив. Не вздумай ничего устроить — за тобой следят.

— Конечно, граф Винтер. Вы ко мне чудовищно добры.

Долг долгом, а он все же некромант.

Расслабляться не стоит.

IV. Хозяин

Эстер и Кейн по узкой тропинке приходят к последнему пристанищу семьи Винтеров — фамильному кладбищу в тени готического замка. Похоже, кто-то пытался разбить здесь маленький поминальный садик, чтобы на мраморной скамье часами разговаривать с ушедшими; деревья посадили недавно, стволы были тонкие и хрупкие, и оттого казались еще печальнее. Лишенные листьев и плодов, они тянулись к небу, как будто молились о пощаде. Тщетно.

Ворота были низкие, кованые, с искусными завитками и острыми шипами, и украшены гербом семьи. Эстер еще не успела его ранее нигде заметить, и только сейчас присмотрелась — и опешила. На черном щите серебряный череп, вокруг которого навечно зависли четыре символа: кубок, монета, посох и меч. Под щитом лента с девизом. «Mors magica est vita».

— «В смерти — магия жизни», — переводит граф, заметив, куда смотрит Эстер. — Пафосно, высокомерно, аристократично. Все, как любили мои старшие.

Эстер заходит на кладбище первой. Ее встречает тишина и ряды надгробий, свидетели истории семьи Винтеров. Некоторые были целыми и аккуратными, с именами и датами, которые говорили о достоинстве и почете. Другие — треснутыми и покосившимися, с неразборчивыми надписями, наследием страдания и позора. Несколько остались разбитыми и разбросанными, как будто кто-то их разрушил намеренно, чтобы стереть память о них. По всему кладбищу росли колючки и плющ, обвивая и закрывая камни, как будто хотели поглотить их.

В центре кладбища стоит фамильный склеп в готическом стиле, сложенный из серого камня. Ровно посередине фасада пролегает глубокая трещина, недостаточно глубокая, чтобы здание уже развалилось, но… это явно было всего лишь делом времени. Двери в усыпальницу приоткрыты, как будто кто-то изнутри захотел проветрить комнату; от такой ассоциации у Эстер по спине бегут мурашки.

Кейн поднимается на несколько ступенек и театрально ударяет по камню кулаком три раза.

— Стучаться надо, — поучительно говорит он, — а то вдруг заняты. Не услышали, как мы подходим.

— А вам весело, смотрю? — не выдерживает Эстер.

— Чего ж уже грустить. Тут несколько поколений отдыхает, по каждому времени скорбеть не хватит. Это для вас смерть — конец разговора с человеком, — он как-то хищно улыбается, — а я всегда могу к предкам за советом обратиться.

К тем, от кого осталось, что хоронить. Абрахам и пока безымянная сестренка тут уже не упокоятся. Может, после ритуала дверь и осталась не заперта — скорее всего, все происходило в спешке. Чтобы Кейн не успел все же помешать.

Эстер чуть наклонилась, чтобы присмотреться к надписям на надгробиях.

— И что же, весь род — некроманты?

— Нет, конечно. Просто титул заработали на работе с мертвыми солдатами во славу короне. Много было мелких темных колдунов со скверным характером, парочка пиромантов, дядя по материнской линии монастырем, вроде, заведовал. Все разные. Иногда рождались истинные сыны рода, способные поднять всех предыдущих, — в голосе проскользнула некая гордость. — То, что я и Абрахам подряд вышли одаренные, родители сначала сочли чудом. Потом уже было поздно кого-то по тетушкам ссылать.

Понятно, знакомство с родителями уже началось. Где-то здесь уже прислушиваются к ее тону и шагам. В поместье она больше ни на какую кареглазую старушку не наткнется.

Осторожно, опасаясь неожиданной реакции энергии на чужеродное присутствие, Эстер проводит пальцами по имени, высеченному на одном из памятников, собирает кожей пыль и все тот же треклятый пепел. Погружения в последние моменты, как в подземелье, не происходит — может, магом человек под землей не был, или просто его боль уже «выветрилась» из окружения.

Пытается сосредоточиться, закрывает глаза и тянется душой к многочисленным нитям силы, оплетающим каждый камень в этом месте. Это были следы не только волшебной энергии, но семейной и романтической любви, клятв и предательств; несколько нитей тянулись к стоящему неподалеку Кейну. Заплетались вокруг запястий и груди, светились и пульсировали. Связи с теми, что воспитывали, обучали и любили этого человека. К кому он сюда приходит.

Чьи голоса могут звучать в пустых комнатах замка.

Она чуть давит на камень надгробия, и по кончикам пальцев пляшут зеленые искры; она представляет себя хранителям этой земли, показывает свои силы, чтобы они благословили ее на работу. Сжав зубы в страхе, ждет реакции — боится, что сейчас ее оттолкнут, и дальше либо в каждый ритуал закладывать сопротивление рода, либо просто возвращаться к своему… но из земли между ее ботинок прорезается одинокий подснежник. Хилый, склонившийся сразу на тонком стебле, но — живой.

Наблюдающий за всем этим Кейн довольно хмыкает, лишь больше убеждаясь в правильности своего выбора.

Не открывая глаз, оставаясь в мире линий энергии, Эстер отнимает руки от холодного камня и складывает ладони, сжимает их вместе; контрастируя с черной паутиной проклятья, по земле от нее расползается пульсирующей волной изумрудный свет. Сначала мир сопротивляется, но все же подчиняется той, что ведает. Рахитичные кустики, спутавшиеся друг с другом колючими ветвями, распускаются розовым цветом; оживает засохший плющ, ползет по памятникам, как змея. На тонких деревьицах завязываются почки, набухают бутоны; в воздухе разливается сладковатый аромат.

— Жасмин, — тихо говорит Кейн и тянется к белым цветам. От неосторожного прикосновения темного мага лепестки тут же начинают осыпаться под ноги; он отдергивает руку.

Эстер разнимает ладони и открывает глаза; она чувствует неожиданную слабость во всем теле, будто потратила слишком много энергии сразу. Кружится голова. Она делает несколько вдохов через рот, стараясь найти баланс, и только после уже смотрит на графа.

— Впечатляюще, — даже не отрицает тот. Вокруг него, правда, тьма еще осталась — как обожженное пятно, черный след выделялся в пробивающейся молодой траве. Его заклятие Эстер просто обогнуло, свет не смог рассеять тени. — Забавно, что теперь наше кладбище — самое благое место в землях Исендора.

Иронично, не поспоришь; но ведьма почувствовала, что это было правильным решением. Она пытается противостоять чудовищной по масштабу силе, и поддержкой предков заручиться было совсем не лишним.

— Мне нужно… отдохнуть, — едва слышно произносит Эстер, побелевшая, будто вместе с силой у нее эта вспышка выпила еще и всю кровь.

Кейн понимающе кивает, и ворота раскрываются по его щелчку. Он подходит к девушке вплотную, и подставляет локоть так, чтобы она могла идти, уперевшись и не упасть по дороге. Она чуть мешкает, но помощь принимает с благодарностью.

Маленький жест уважения. Он все же джентльмен.

Не стоит этому придавать слишком большого значения.

***

В своей новой роскошной комнате Эстер сначала чувствует себя некомфортно. Не на своем месте; такой образ жизни часто мелькал у нее в мечтах, но она должна была сама до этого дорасти. Здесь и сейчас, уставшая и вымотанная ведьма не выглядела благородной барышней, и своим хмурым лицом распугала всю живую прислугу.

Как бы не пришлось довольствоваться Принцем.

Честно, теория, что это граф так пытается ее быстрее приучить к местным порядкам и обычаям, казалась вполне логичной. Станется с него; попробует еще как-то напугать, скорее всего. Может, она шкаф откроет, а оттуда кто-то полуразложившийся выпрыгнет. Всегда надо быть настороже…

…говорит себе Эстер и просто лицом вниз падает на мягкую кровать. Из корсета и множества слоев свое бренное тело выковыривать нет просто сил; так засыпать — просто отвратительная идея, но она проваливается в сладостную тьму раньше, чем заставляет себя все же встать и вести себя, как подобает женщине.