По ту сторону Бездны[СИ]

— Иди ко мне.

Он прижимает меня к себе властно, требовательно. Целует. Целует и целует, заставляя позабыть обо всем, отдаться его губам, рукам, нетерпеливо срывающим с меня одежду, высокой траве, в которую он опрокидывает меня, не скрывая намерений. Я не против, нет, я целую и раздеваю его не менее яростно, ища забвения в нем, в его силе и в его слабости, в его любви и в его яде.

— Ну почему, — говорит он мне уже много–много потом, но все в той же, изрядно примятой траве, — почему я не могу почувствовать твою душу? Я люблю тебя, я на все для тебя готов. Я все бросил, от всего отказался. Я держу в объятиях твое тело, мне принадлежит твоя жизнь, а душа ускользает… ускользает… На ровном месте, из–за ерунды, пустяка… Почему ты всегда находишь причины от меня отгородиться?!

Я не знала ответа. Я была с ним. И мне было хорошо. Конкретно сейчас — так и очень хорошо, он умел дарить наслаждение, вот уж чего не отнимешь. Так чего же мне еще не хватало?..

Путешествие продолжалось, и мы все плыли, плыли. Вернее — летели столь низко над водой, что казалось, будто плывем. Река потихоньку сужалась, и вот уже оба берега можно легко разглядеть с воды, и солнце вечерами не падает в реку, а скрывается за лесом. Постепенно правый берег (это тот, который был слева, вот что за глупость!) становился все более крутым, там явно начиналась возвышенность, в то время как западный берег оставался по–прежнему пологим. И эти вздымающиеся над водой кручи меня просто восхищали, мы останавливались все чаще, чтоб я могла их все облазить.

Анхена веселили мои «детские забавы», он предлагал поднять меня наверх за секунду, но какой интерес в полете, если летишь не сам? А вот залезала я сама, пусть и скатываясь порой обратно, но это были мои маленькие подвиги, а не его всемогущество. Порой он ко мне присоединялся, но чаще просто любовался сверху на мои старания.

А однажды я заметила небольшой сиреневый шарик известного камня, парящий в воздухе неподалеку от меня.

— И это у нас что? — поинтересовалась у вампира, невозмутимо наблюдающего, как я третий раз скатываюсь вниз вместе с кучей песка.

— Так, записи на память. Ты веселишься, как дитя.

— Что еще за записи?

— Заберешься — покажу.

— А если не заберусь?

— Тогда спущусь и покажу. Это была твоя идея сюда лезть, я бы дальше пролетел, здесь не очень удобное место для стоянки.

— Зато красивое, — я все–таки забралась. А он показал, приманив шарик себе на руку, затем заставив его там бешено крутиться. И когда перед глазами у меня все поплыло от этого стремительного вращения, я увидела картинку: я взбираюсь по обрыву. Это было даже не кино, мир вокруг словно исчез, а тот, запечатленный обрыв и запечатленная на нем я были реальными, настоящими, дотянись рукой — и коснешься. Я разглядела свои упрямо сжатые губы и горящие от удовольствия глаза, свои чудовищно короткие волосы и перепачканные песком щеки. Рубашка местами вылезла из штанов и тоже не то чтобы особо чистая.

— Ну и зачем? Я здесь некрасивая и глупая какая–то. Это можно как–то стереть?

— Глупая — это да, — хмыкает Анхен, останавливая вращение своей вампирской сферы и возвращая тем самым реальный мир. — Вот как раз в те моменты, когда считаешь себя некрасивой, — он притягивает меня к себе, заставляя обнять его, прижаться. — Ты самая красивая. И самая нежная. И самая любимая. Моя.

И я тону в его глазах, и покоряюсь его губам, и всему–всему верю. И прошлое уходит, отступает в туманной думке, и остаемся лишь мы. Я и он. И если искать в моей жизни момент, когда я поверила, что все же люблю его, то наверное, это было где–то там, на Великой Реке с нелепым названием на «сэ». Где мы были только вдвоем, дни и ночи напролет. Дни, когда я каждый миг ощущала себя любимой и желанной, и единственной. Дни, когда я понимала, что хочу слышать его голос, и прикасаться к нему, и просто видеть его рядом — всегда–всегда. Дни, когда я видела себя отраженной в его глазах и забывала о традициях вампирского гостеприимства, и о второй машине, которая неизменно останавливалась где–то вдалеке за деревьями, и закрывала глаза на то, что по вечерам он на какое–то время за этими деревьями исчезал. И вовсе не вспоминала обо всем страшном и чудовищном, что отдалило меня от него в Стране Людей. Была ли я счастлива с ним в эти дни? О, да!

На ночь он ставил большой шатер (на нашу походную палатку это вовсе не походило, действительно шатер), ни разу после первой ночи не предлагая мне спать в машине. И наши ночи были продолжением сказки, полные страсти и его бесконечных «смелых экспериментов», и если в какой–то момент я думала, что теперь–то я знаю о сексе все, то уже в следующий раз он доказывал, что ему есть еще чему меня научить. И каждый раз, что бы он со мной ни делал, я тонула в неземном наслаждении, хоть и платила за него падением во тьму бездны. Он что–то колол мне в вену, помогая организму восполнить неизбежную кровопотерю, и наутро я вновь чувствовала себя бодрой и готовой к подвигам по освоению новых земель.

Двигались мы неспешно, весьма неспешно. Но все же однажды непроходимый лес по сторонам сменился лесостепью, низинный прежде левый берег тоже выгнулся кручами, реку словно сдавливало тянущимися с юга отрогами Сияющих гор, а на показавшихся из–за горизонта островах я различила деревянные строения, больше похожие на дома людей, чем на вампирские башни.

— Что это?

— Город, — пожимает плечами Анхен. — Каэродэ, «город на воде». Один из тех, о существовании которых редко вспоминают люди, хоть он и обозначен на школьных картах.

— А какой смысл вспоминать о том, что все равно никогда не увидишь? Да вы и сами, подозреваю, весьма постарались, подсовывая нам картинки с заоблачными башнями, а вот изображения этого городка, пожалуй, не найти ни одного.

— Ну, я бы не был столь категоричен. В школьных учебниках, возможно и нет, а в специализированных атласах виды этого города, да и многих других, присутствуют.

— Только почему–то их никто не листает? — иронично вздергиваю бровь. — Как же, как же, помню ваш дивный способ хранить информацию. Не делая из нее секрета, но делая ее всем неинтересной.

— А мы виноваты, что основная масса народа не хочет читать научные монографии? — Анхен веселится и не скрывает. — Что народ предпочитает книжки «для легкого чтения»? А книжек для легкого чтения на эту тему не–ет. Для легкого чтения — только байки и сказки.

— Тобою же и придуманные.

— Ну, не только мной, много нас было, выдумщиков. А ты выбирай, что тебе читать.

— Да я бы выбрала — знаний пока не хватает.

— Не переживай, знания будут, усваиваешь ты неплохо.

Да, понемногу сквозь дебри их языка я продиралась. И он все чаще вставлял в свою речь фразы на эльвийском. И порой мне даже хватало слов, чтоб ему ответить. Но чаще не хватало. Или я ставила их не в той форме и не в том порядке. Но для человека, всю свою жизнь незнакомого даже с самим фактом того, что существует другой язык, я действительно справлялась неплохо.

В тот вечер мы раскинули свой шатер на берегу, напротив ближайшего заселенного острова. А наутро Анхен попросил меня одеть парик с длинными косами и наряд «по человеческой моде», благо теперь в моем гардеробе такие имелись.

— Мы идем в гости, — сообщил он мне в ответ на недоуменный взгляд.

И к кому, понятно, не скажет. Ну правильно, зачем? Все равно ж узнаю, когда придем. И что за дурацкая привычка никогда ничего не договаривать? Так нравится быть единственным, кто до конца владеет ситуацией?

Но платье у меня было. Красивое. Бледно–голубое, из тонкой летящей ткани, с крупными ирисами, поднимающимися от подола. А вот поводов одеть его еще не попадалось. Оделась, накрасилась. Потом долго стояла перед зеркалом, разглядывая нарядную деву, чьи косы спускались почти до колен. И понимая, что это не я. Да, я была такой, но только была. Ни этот парик, ни эти волосы мне больше не подходили, не сочетались с чем–то в душе.

— Я нравлюсь тебе такой? — поинтересовалась у своего господина и повелителя. Любовь любовью, но мы идем, куда он скажет и делаем, что он пожелает.

— Ты нравишься мне любой, — улыбаясь, качает он головой. — Но сейчас я хочу, чтоб в тебе видели девочку из–за Бездны.

— Во мне все равно увидят только твою рабыню, — невесело пожимаю я плечами. — Ты ж сам мне объяснял, в другом качестве люди здесь не бывают.

— Юридически — да, да и те, кто не бывал за Бездной, не очень понимают разницу между вами и теми, кто вырос в загоне. Но для тех, кто общался с людьми, разница есть.

— Значит, мы идем встречаться с теми, кто за Бездной бывал?

— Значит, значит. Ну вот зачем тебе все знать заранее? Только ненужные переживания.

Сам он был в пугающе черном, но вполне мужском наряде. Вообще, того странного длиннющего платья я не видела на нем с тех пор ни разу. Впрочем, и сейчас его манжеты и воротник были оторочены золотом, что немного напоминало тот, явно официальный наряд.

Наша машина опустилась на совсем небольшом островке, расположенном чуть в стороне от прочих. На островке стоял один единственный дом, немного напомнивший мне домик Сериэнты под Новоградом. Я, кстати, как–то спрашивала Анхена о Сэнте, но он сказал, что она уже давно не пересекает Бездну. Даже чтоб повидаться с сыном. Ради меня она уж тем более не соберется. А жаль.

Садик вокруг дома был совсем крошечный, всего несколько деревьев, да пара цветочных кустов. И те показались мне какими–то ослабленными, почти увядающими. И лишь журчала со всех сторон вода, многочисленными ручейками прорезая и без того подтопленный остров.

К тому времени, как мы вышли из машины, в дверях показалась вампирша. Короткие светлые волосы в мелких кудряшках, правильные черты лица, неяркие серые глаза, пухлые губки. Однако красоты ей это не придавало. Чего–то этому лицу не хватало. Быть может, того, что Анхен обозначил когда–то словом «свет». А может, мне показалось неприятным выражение ее лица, когда она выглянула из дома. Гостей она не ждала.

Но Анхена явно узнала, и лицо ее чуть разгладилось.

— Авэнэ? Какая честь. Чему обязаны? — говорила она на эльвийском, но что–то я понимала, о чем–то догадывалась.

— Доброе утро, пресветлая, — Анхен улыбался так, словно ему здесь был оказан самый радушный прием. — Мне приятно, что вы меня узнали. И я надеюсь, что вы позволите мне войти.

Чуть поджала губы, но тут же улыбнулась, делая приглашающий жест.

— Разумеется, авэнэ. Будьте как дома.

Приобнимая за талию, Анхен вводит меня в дом. Небольшая комната тонет в полумраке, задернутые шторы хоть и прозрачны, но пропускают слишком мало света.

— Располагайтесь, прошу вас, — вампирша указует на диван. Мы подходим, но прежде, чем успеваем сесть, она берет с ближайшего кресла подушку и бросает на пол возле наших ног. Анхен невозмутимо наклоняется, поднимает подушку, перекладывает на сиденье.

— Тебе под спину, — сообщает в ответ на мой недоуменный взгляд, усаживаясь вместе со мной на диван, — будет удобней. Чуть–чуть не долетела.

Мне показалось другое. Но благоразумно молчу, слишком мало понимая в происходящем.

— Так чем обязаны честью принимать вас в нашем доме, авэнэ Анхенаридит? — она присаживается напротив, ей явно не в радость этот визит, но она не в силах отказать авэнэ. Меня она… замечает, почему нет. Как заметила бы большую коробку конфет, вздумай гость прийти с ней. И тактично промолчала, ожидая дальнейших действий гостя. В подарок он ее принес, или просто нес куда–то еще, а к ней просто по дороге заскочил, а коробку ему просто сунуть некуда, вот в руках и держит.