По ту сторону Бездны[СИ]

Неприятно. Но я — не конфета. А даже если — то уж точно не для нее. Стараюсь смотреть на нее спокойно, но похоже, получается с вызовом, потому как глаза ее неприятно блеснули. Интересно, что она пыталась мне объяснить?

— Я хотел бы видеть Дэлиату Тэрриану ир го тэ Мэирэ, — все с той же доброжелательнейшей улыбкой сообщает Анхен. — Насколько я знаю, этот дом — ее. Или мои сведения не верны?

— Пока еще верны, — интересный ответ. — Но Дэлиата больше не принимает гостей. Я ее сестра, Ираина Дайна ир го тэ Рэ, и я готова ответить на все ваши вопросы вместо нее.

— Не думаю, что вы знаете ответы на мои вопросы, Ираина, — мягко улыбается светлейший авэнэ. — Разве что вы расскажете мне о сестре. Кажется, я видел ее последний раз лет 15 тому назад. А потом она оставила работу и покинула Илианэсэ. Вы поведаете мне о причинах?

— Причины до банальности просты. Она подорвала себе здоровье, работая в этом вашем человеческом заповеднике.

— «Этот мой заповедник» угрозы здоровью не несет. Даже человеческому.

— Пресветлому авэнэ, безусловно виднее, хотя я слышала другую версию. Ну, значит, ее подкосили постоянные полеты через Бездну. Не станете же вы утверждать, что и Бездна безопасна? Насколько я знаю, именно вы настояли на ее консервации. И именно потому, что реальный урон во много раз превосходил возможную пользу.

— То есть что–то хорошее я все же сделал? Приятно слышать, — на его губах все та же вежливая улыбка. Но теперь это — подчеркнуто дежурная вежливость. И разницу она ощущает, немного нервно опуская глаза. — Так что конкретно со здоровьем вашей сестры, Ираина?

— Здоровья у нее больше нет, пресветлый. Она угасает. Врачи дают ей еще несколько лет, не больше. Едва ли за этот срок успеют изобрести лекарство.

— Лиапия?

— Да, в последней стадии. И мозг… уже поражен, хотя приступы еще не слишком продолжительны.

— Мне жаль. Но тем сильнее я буду настаивать на нашей встрече сейчас, пока приступы не стали слишком продолжительны.

— Ваша воля, авэнэ, — вампирша вздохнула. — Дэлиата на берегу, позвольте, я провожу вас.

— Нет необходимости, пресветлая. Я найду и сам.

Он встает, подает мне руку, и мы выходим из этого дома. Ираина остается, неодобрительно глядя нам вслед.

Это сейчас я передаю тот диалог столь гладко. Тогда же я не поняла и половины, мучительно прислушиваясь и додумывая непонятное, основываясь на тех словах, что все же удалось разобрать. И потому далеко не сразу сообразила, что имя Дэлиата мне смутно знакомо, я вроде слышала его уже, но вот где?

— Кто она, Анхен? И почему ты так хочешь ее видеть?

— Она аниара, дева вод. Старейшая из тех, кто владеет этой стихией, — он чуть приобнимает меня и добавляет, — и она та вампирша, что дала некогда свою кровь твоему отцу. И тем самым подарила тебе частичку своих способностей. Я надеялся, что она поможет тебе немного с ними разобраться, но сейчас… Нам остался только разговор о погоде…

— А… эта болезнь?..

— Она не заразна, малыш. А люди ей и вовсе не болеют. И Ираина не права, Бездна здесь ни при чем. Это только солнце, принцесса, только солнце. Когда–нибудь оно выжжет нас всех.

Мы обогнули дом, и я увидела ее. Она сидела, склонившись к самой воде. Как водится у вампиров — очень стройная, по вампирской же моде — полуодетая. Прозрачная белая блузка, сквозь которую отчетливо проглядывал лифчик насыщенно–василькового цвета, невероятно короткие штанишки, открывающие стройные ноги. Дэлиата задумчиво водила руками по воде, не замечая, что ее длинные, невероятно широкие рукава давно намокли, покачиваясь на волнах, словно бледные опавшие листы.

— Доброе утро, прекраснейшая, — совершенно неожиданно для меня, Анхен заговаривает с вампиршей на человеческом. — Вы позволите мне со спутницей составить вам компанию?

Она неспешно обернулась — и меня поразили ее глаза. Мне казалось, что у девы вод они должны быть голубыми. В крайнем случае, серыми. А ее были бледно–желтого, я у людей такого цвета и не встречала никогда. И эти бледные, почти прозрачные глаза совсем не подходили к ее каштановым волосам такого насыщенного, яркого оттенка. Но лицо ее было очень приятным, даже красивым. А мне почему–то подумалось, что она совсем не похожа на мою маму… Если папа ее любил… Но ведь и маму мою он тоже любил… А мама у меня светлая, сероглазая… Чем привлекла его моя мать? Тем, что совсем не походила на сказочную вампиршу?

И тут Дэлиата улыбнулась. И я узнала эту улыбку. Ей улыбалась мне мама, склоняясь над моей детской кроваткой… и встречая меня из школы… и провожая в университет… и в Новоград… провожая…

Стало горько. И даже не потому, что я больше уже никогда… Просто выходит, он никогда ее не любил, он влюбился в улыбку на лице человеческой девы, в тень, призрак своей вампирской любви… а мою наивную, простодушную маму Лиду не любил никогда, просто терпел, как носительницу памяти о той, потерянной… А я на маму почти совсем не похожа… А от вампирши у меня, значит, вся эта тяга к воде…

— Авэнэ? Что делает Хранитель Огня в этом царстве воды? Не ожидала увидеть вас… здесь, — закончила она, а мне подумалось «больше». — Но конечно, я буду рада, если вы составите мне компанию и будете моим гостем.

Она поднялась нам навстречу — легко, изящно, и тут же пошатнулась, и, возможно, упала бы, если б Анхен ее не подхватил.

— Простите. Порой кружится голова… Мне нельзя делать резких движений. Забываю, — она встала ровнее, продолжая опираться на его руку. — Вы не познакомите меня с вашей спутницей, Анхенаридит?

— Разумеется. Знакомьтесь, Дэлиата, это Лариса. Лариса Алентова. Она родилась в Светлогорске двадцать лет тому назад.

— Приятно познакомиться, Лариса. Не смущайся, чувствуй себя как дома, — она вновь улыбнулась. Уже лично мне, такой знакомой, маминой улыбкой. — Право, Анхенаридит, не стоило делать этого столь подробно, вы совсем смутили ребенка, — обернулась она к авэнэ.

— Что поделать, — он улыбается в ответ и чуть пожимает плечами. — Вашу сестру я смутил самим фактом своего приезда, а дальше намерен смущать вас. Видно, планида у меня такая.

— Ну, я бы не стала все списывать на внешние факторы. Позвольте пригласить вас в дом?

— Лучше в беседку, если вы не возражаете.

— Да, конечно. Но я полагала, вам там будет не слишком комфортно.

Беседка представляла собой отдельный островок, соединенный с землей тоненьким мостиком. Перилами мостика, как и ограждением беседки, служили лишь струи воды, бившие невысоко, но под различными углами, создавая при этом какое–то немыслимое плетение. Анхен бросает взгляд на это хрупкое сооружение, чуть хмыкает, и вновь оборачивается к Дэлиате:

— Вот не везет мне нынче с девами. Одна считает, что я плавать не умею, другая, видно, думает, что я и вовсе воды боюсь, — и прежде, чем вампирша успевает ответить, подхватывает ее на руки. — Идем в беседку. Разговор будет долгий, и вашу сестру он совсем не касается.

— Ну что вы, я… — пытается трепыхнуться Дэлиата.

— Просто доставьте мне удовольствие, — пресекает ее попытки добиться самостоятельности светлейший вампир, бодрым шагом неся ее по направлению к беседке.

Плетусь следом. Нет, она, конечно, больная и умирающая, но все же неприятно. Что ж так глупо–то все? С Ираиной было неприятно, потому как она и Анхена едва терпела, и на меня, как на мебель, а здесь… Они явно друг другу симпатичны, а у вампиров где симпатия, там и… Вот они целоваться прям при мне начнут, или все же «ребенка» сначала спать отправят?

В беседке не скамьи, несколько кресел. Из какого–то прозрачного материала, так, что вначале даже подумалось, что и они водяные. А посередине столик. Прозрачный, на единственной ножке. Вдоль ножки бьют струи воды, и кажется, что столешница просто всплыла на гребне волн и вот–вот будет сметена прочь.

Анхен сажает вампиршу в одно из кресел, сам садится рядом, а я… а я прохожу мимо кресел и, встав на самом краю этого водяного дома, рассматриваю окрестности. Отсюда хорошо виден большой остров, и множество домиков на нем, утопающих в зелени и цветах. И теперь я вижу, что не весь город на островах, на восточном берегу тоже есть строения, и немало, просто дома здесь крайне невысокие, не выше двух этажей, и зелень их частично скрывает…

— Ты не присядешь с нами, Ларис? — зовет меня Анхен.

— Ннет, чуть позже. Здесь такой интересный вид, — дело, конечно, не в виде, и даже не в том, что меня напрягло его излишне–дружеское участие (ведь может, и не излишне, я сама все напридумывала). Просто, я ведь знала, о чем пойдет разговор, и мне было… неловко. Я предпочла бы и вовсе на нем не присутствовать. Но совсем отвернуться прочь не смогла, краем глаза поглядывала. А уж слушала — и вовсе очень внимательно.

— Как скажешь, — и он оборачивается к Дэлиате. — Так вы позволите мне смутить вас одной весьма любопытной историей, прекраснейшая?

— Вы полагаете, меня еще может что–то смутить? — чуть приподнимает она бровь.

— А вот это мы сейчас и проверим. Не так давно для меня делали справку по базам человеческой крови. Взгляд зацепился за одну очень интересную аномалию. Человеческий мужчина, Сергей, если не ошибаюсь. В 18 лет его кровь полностью соответствовала подгруппе Ан‑14/2. А на настоящий момент контрольная проверка выявила у него в крови наличие зибо–каранов в концентрации, превышающей пределы возможного в сотни раз, а подгруппа его крови, соответственно, определяется теперь как Зи‑300/80. Не мне вам объяснять, что естественным путем подобного произойти не могло.

— И сколько, вы говорите, ему было лет при последней проверке? — ее голос спокоен и даже чуть насмешлив.

— Что–то в районе пятидесяти, точно я уже не помню.

— И вы полагаете, что сумеете найти, где и когда за истекшие 30 лет произошла смена состава крови? Боюсь, ваша проверка выявила аномалию слишком поздно, вам уже ничего не найти и не доказать. Проще признать результаты анализов недействительными, — она безмятежно пожимает плечами.

— Ну что вы, Дэла, я уже и нашел, и доказал…

— Не припомню, чтобы позволяла вам называть меня так, — ее голос становится жестче, а потом она вновь безмятежно улыбается. — В любом случае, вы уже опоздали. За Бездну я давно не езжу, и все, связанное с жизнью на той стороне, уже не может ни заинтересовать меня, ни смутить.

— Даже его смерть?

— Что? — наши с Дэлиатой голоса сливаются, я стремительно оборачиваюсь, она невольно подается вперед в своем кресле.

— Лар, ты пейзажем вроде любуешься, — невозмутимо смотрит он на меня такими честными глазищами, — так что б тебе не полюбоваться им еще немного?

— Ты же сказал мне, что он жив! — еще держу себя в руках, но уже с трудом.

— А я и сейчас не сказал ничего другого. Я лишь задал нашей очаровательной хозяйке вопрос: заинтересует ли ее известие о смерти незнакомого ей человека? Как видишь, заинтересовало, и весьма. Смутит ли ее тот факт, что он был устранен именно в связи с аномалией в его крови?

— Так жив или был устранен? — Дэлиата более не играет в безмятежность, голос жесткий и требовательный, как и взгляд ее странных, хрустально–прозрачных глаз с желтоватым отливом.