Дротнинг

И все же лицо у нее было такое, словно она вот-вот закричит. Потрясенное.

Измученное.

Пора заканчивать с ведьмами, тут же решил Харальд. Иначе Сванхильд может не выдержать и вмешаться. Разумней всего приказать, чтобы ее унесли в женский дом. Но что будет, если Сванхильд начнет кричать и трепыхаться на руках у Болли? Ей и так досталось, ее надо поберечь…

И поскорей с ней поговорить, тут же мелькнуло у Харальда. Рассказать то, что можно рассказать. Интересно, что она уже знает? Про свадьбу, про Труди — что?

А еще надо разобраться с Кейлевом. Каким местом он думал, когда притащил сюда Сванхильд? Вместо того, чтобы послать весточку, как ему было велено?

Но сначала — ведьмы.

Харальд повернул голову. Глянул на Гейрульфа, замершего поодаль, перед трупами Брегги и Труди. Мужик в ответ посмотрел равнодушно — но на лице его, неподвижном, спокойном, уже проступила обреченность.

Асвейг, успевшая обернуться к Сванхильд, тоже быстро взглянула на Харальда. Глаза ведьмы блестели от слез, по одной щеке неторопливо ползла мокрая дорожка.

И бешено, яро в уме у Харальда вдруг пролетело — сделаю тебе дар, жена! Такой, что понравится больше шелков и золота…

— Не годится конунгу нарушать свое слово! — рявкнул он, перекрывая гул негромких разговоров, повисший над толпой.

Люди, смотревшие в сторону Сванхильд, обернулись к помосту.

— И поразмыслив, я решил свое слово сберечь! — крикнул Харальд, не жалея легких. — Чтобы потом, когда я снова пообещаю свою милость, никто из вас не боялся обмана!

Воины стояли тихо, все разговоры примолкли. Где-то за частоколом отдаленно, всполошено закаркали вороны.

— Однако на волю Асвейг я не отпущу! — так же громко продолжил Харальд. — Ведьма будет сидеть взаперти, с ошейником на шее…

— Тут клетка есть, — буркнул Свальд, хмуро смотревший на брата. — Кейлев приволок в крепость.

Сказано было тихо, но Харальд его расслышал. И рявкнул:

— А для надежности ведьма посидит пока в клетке! Потом, когда мы отправимся в поход, я высажу ее и Гейрульфа на дальних берегах!

Однако до тех пор я еще успею посмотреть девке в глаза, тут же мелькнуло у Харальда. Как той поварихе, у которой появилось третье веко — после чего на все вопросы она отвечала послушно, не запираясь. Времени хватит и на то, чтобы опробовать свой взгляд на паре рабов. Посмотреть, что он делает с людьми, насколько они послушны после этого…

— Но если ты по-прежнему хочешь хольмганга, Гейрульф, — громко бросил Харальд, посмотрев на мужика в упор, — то я здесь. И жду только тебя!

Тот чуть приподнял брови. Сказал, возвысив голос, неспешно роняя слова — и видно было, как он изо всех сил сдерживается, чтобы не выглядеть слишком обрадованным:

— Благодарю тебя за сдержанное слово, конунг Харальд! И за твою великую милость!

Но теперь нам незачем драться. Всегда и везде я буду помнить твою честность. И пока я в твоем войске, вернее человека у тебя не будет!

Харальд едва заметно кивнул. Приказал, уже отворачиваясь от Гейрульфа:

— Сигурд, отведи Асвейг к стражникам. Пусть пока постоит под присмотром. И приведи Исгерд…

— Нет! — неожиданно проорал кто-то из толпы.

Вопль прилетел слева. Харальд посмотрел в ту сторону, разглядел Убби, вокруг которого уже расступились люди…

Хирдман, поймав его взгляд, зашагал к помосту. Воины проворно уступали ему дорогу. Смотрели уже с угрюмым азартом. Казнь понемногу становилась развлечением, конунг на возвышении казался спокойным, ярл Свальд глядел разъяренно, трупы задушенных ведьм ожить не пытались — а те бабы, что еще были живы, стояли смирно в окружении стражников. Закричи дротнинг, и вовсе вышла бы потеха. Но она молчала.

Молчал и Харальд — до тех пор, пока хирдман не подошел поближе. Уронил, когда мужику оставалось до помоста шага четыре, не больше:

— Хочешь мне что-то сказать, Убби?

Хирдман, до этого с ненавистью смотревший на Асвейг, угрюмо зыркнул в ответ.

Следом остановился и крикнул:

— Нет, мне тебе нечего сказать, конунг Харальд! Ты свое слово дал, ты его выполнил. Тут все по-честному! Но если ты не хочешь драться с Гейрульфом, потому что задолжал ему за дротнинг — то хочу я! Эту ведьму нельзя отпускать! Она еще вернется, чтобы отомстить нам за сестер. И многие тогда накроются волчьими шкурами! А все потому, что Гейрульф решил урвать для себя конунгову дочку!

В последних словах все и спрятано, мелькнуло у Харальда. Дочь конунга, которую взял себе Убби, мертва, а конунгову девку, которую захотел Гейрульф, помиловали…

И Харальд уже открыл рот, чтобы заткнуть хирдмана, но тут Убби заорал:

— Жаль, что наш конунг теперь связан своим словом! Зато меня ничего не держит! Поэтому я говорю при всех — эта ведьма враг каждому из нас! И она должна сдохнуть! Если ты мужик, Гейрульф, и штаны носишь не для обмана, а потому, что в них кое-что болтается, то выйдешь со мной драться! Если победа будет за мной, то девка, которую ты получил от конунга, достанется мне! И умрет, как ей положено! А если победишь ты, то в землю закопают меня! Но пусть знают все, что нынче я буду биться за все наше войско! За каждого из вас! И за то, чтобы исполнилась воля конунга… а он приговорил эту ведьму к смерти!

Убби, замолчав, оглянулся. Прошелся взглядом по лицам людей. Тишина, наступившая после его слов, казалась до странности звенящей.

Теперь это не запретишь, быстро подумал Харальд. Речь идет о ведьме, которую должны были придушить по его же приказу. И придушили бы, не вмешайся Гейрульф. Все- таки надо было прикончить Убби сразу…

Где-то вдали опять каркнули вороны. Гейрульф громко бросил:

— Зря ты приплел сюда войско, Убби. В бою, на который ты меня зовешь, каждый будет биться за свое. И ты это знаешь! Я буду драться за свою невесту, а ты за память о Рагнхильд. Не держи людей за дураков, и защитником их не прикидывайся. Но чтобы все было по-честному, я возьму меч в левую руку…

— Нет! — рявкнул Убби. — Требую эйнвинги! На ножах, до смерти! Свяжем правые кулаки вместе — и так сравняем силы! А потом пусть норны решают, за кем правда, а кому пора сдохнуть! Откажешься, и все запомнят тебя как нидинга, человека без чести!

— Эйнвинги так эйнвинги, — проворчал Гейрульф.

Харальд чуть сдвинул брови. Пропал Гейрульф, мелькнуло у него. Убби уже привык орудовать одной левой, а у Гейрульфа такой сноровки нет. Да еще на ножах. Это будет не эйнвинги, а убийство. Но убийство быстрое.

Он вдруг подосадовал, что решил устроить публичную казнь. Захотелось показать людям, что волчьи ведьмы не так опасны, и умирают так же легко, как люди. А еще хотелось чтобы по всем здешним краям прошел слух — ведьм, полезших к нему, ждет позорная смерть. После которой они попадут в Хельхейм, к его же тетке. И даже после смерти им суждено быть во власти рода Локи…

Люди вокруг Убби уже расступались, образуя круг, который все ширился и ширился. На лицах был жадный, злой интерес. Гейрульф, вложив меч в ножны, спрыгнул с помоста.

Харальд тем временем шагнул назад. Оглянулся на воина, замершего рядом со ступенями — и краем глаза зацепил при этом бледное лицо Сванхильд, сейчас смотревшей куда-то в сторону пожарища. Негромко уронил:

— Передай Кейлеву, что я приказал отнести дротнинг в женский дом. Насмотрелась, хватит.

Мужик, кивнув, отступил. А потом, с ходу опершись коленом о стол, стоявший за помостом, перемахнул через столешницу. И метнулся между лавок туда, где стоял Кейлев.