Зов Оз-моры

Тот же, побаиваясь собственной смелости, выпалил:

– Будь твоя воля, ты бы всех подряд закрепостил!

Быков понял, на что намекнул Денис. В те времена Русь, вся в ранах от Смуты и непрерывных войн, покрывалась рубцами крепостного права, и одним из таких шрамов было поместье Путилы под Данковом – захваченные им земли с вольными в недавнем прошлом земледельцами. Драл он с них столько шкур, сколько удавалось. Нет, не на роскошную жизнь: к излишествам он не привык, даже супругу держал в чёрном теле. Однако сын Артемий – другое дело. Его удалось пристроить в столицу на житие. Самого царя охранял! У молодого дворянина пока не было поместного оклада, а денег ему платили мало, вот и приходилось его содержать. Но не вечно же кормить и снаряжать жильца! Надо было выстлать ему путь к чинам, а это взятки, взятки, взятки…

Деньги требовались Быкову и на оружие, и на коней, и на доспехи для себя и своих боевых холопов, Тимошки и Егорки. Не к лицу было одевать их в старомодные тегиляи, да и потерять рабов-рыцарей не хотелось. Сколько сил приложил Путила, чтобы обучить их ратному искусству! Вот теперь и тратился на железо для них. А откуда средства брать? Жалованье у него было не такое уж и великое, тридцать рублей в год. Всего-то в три раза больше, чем он пообещал Денису.

– И закрепостил бы! – с вызовом ухмыльнулся Быков. – Как иначе людей на месте удержать? О себе все думают, не о державе. Вот и ты такой же.

Путила затряс густой седеющей бородой и повернулся к стоящей неподалёку прислужнице:

– Варька, принеси-ка ещё хлебного вина!

Та, не поднимая глаз, развернулась и мелкими шажками пошла к двери.

– Разглядел её? – вполголоса спросил Быков. – Складная, видная, статная… а какая кожа! Ни белил, ни румян не нужно. Природная белизна, природный румянец! Этакая снегурка розовощёкая. А как поёт! Заслушаешься. Правда, ни слова не разберёшь.

– Она нерусская?

– Мокшаночка[3].

– Я таких снеговых мордовок ни разу не встречал, – с удивлением покачал головой Денис. – Те, что на базар приезжают, смуглее будут.

– Всякие они бывают. Будто не разумеешь, почему. Придут степняки в селение. Одних баб в полон уведут, а других испортят и оставят на развод. Вот и рождаются чёрненькие ногайчата. Эта же девчонка – из лесной деревни. В диких дебрях жила. Туда татарский сапог не ступал… а как ступил, так и не стало там никого. Нашли мы ту деревеньку прошлой осенью. Ехали мы по свежей сакме и наткнулись на пожарище. Одни покойники да уголья! Со мной и конные стрельцы, и казаки были. Долго мы искали, остался ли кто в живых из мордвы. Молодых татары угнали, чтоб туркам продать. Тех, кто постарше, перебили.

– Всех?

– Да. Они же пытались сражаться, дураки. Не знали, что не выстоят. Вот и отправились в свой рай… или как он у них называется. Мы решили похоронить мокшан. По-простому: скудельницу в буераке устроили. Начали мы таскать туда тела… Вдруг девка из лесу выходит. Одна! Сразу к папе с мамой кинулась, плакала над ними. У моих ребят головы закружились, слюнки потекли: дюже уж девица казистая. Ясно, что они хотели с ней сделать, но я не позволил…

– Себе оставил?

– Нет! Нетронутая она, непочатая. Даже не сомневайся. Староват я уже, а тут юная тёлочка, кровь с молоком, глаза с поволокой. Ей крепкий, молодой бычок нужен. Чтоб уж прочистил, так прочистил горячую печку… В общем, вышла она к нам. Спросили, как звать. «Вяжа», отвечает. Привезли мы её сюда, крестили, нарекли Варварой. Теперь прислуживает мне за кров и еду. Ещё недужных стрельцов лечит. Травками и мордовскими заклятьями. Тайком от попа Якова, но строго у меня на глазах, чтоб не случилось чего непотребного. По-нашему уже говорить научилась. Ну, что тебе ещё о ней рассказать?

– Ты её в холопки записал?

– Нет. Замуж хочу выдать. Токмо прикипел к ней душой и за кого попало не отдам… а вот за тебя… Почему бы и нет? Ты мужик молодой, заметный. Не бедствуешь, а живёшь один, с тоски вянешь. Оно и понятно: попробуй, найди невесту в ратном городе, которому нет и двух лет от роду! Но так ведь можно и на собственном уде повеситься. Помнишь, я тебе награду обещал? Вот она, твоя награда! Жениться тебе надо на Варьке. Так решили мы с Иван Васильевичем…

Выслушав тираду Быкова, Денис ошалел: получается, сам Биркин велел женить его на мордовке-сироте! Понятно стало, зачем девчонку нарядили и надушили ароматным маслом: Путила Борисович показывал товар лицом.

Стрелецкий голова, не дожидаясь ответа, произнёс тихим беспрекословным голосом:

– Ну вот, Дениска! В приданое получишь моё и воеводино расположение. В церковь пойдёшь на Малую Пречистую[4]…

Скоро вернулась прислужница с ещё одним кувшином хлебного вина, перебросила на грудь косу цвета льняной соломы и встала рядом со столом. Денис присмотрелся к ней. Носик маленький, чуть вздёрнутый. Личико, как лесной орех – круглое, пухлощёкое, с заострённым подбородком. Не красавица, но миленькая. Черты почти детские, а вот глазищи печальные и умудрённые, как у взрослой женщины. Девица изредка поднимала их и чиркала по гостю коротким взглядом – цепким, сосредоточенным, опасливым. «Приглядывается, – догадался он. – Её, стало быть, во всё уже посвятили».

– Ну, так что? – поинтересовался голова. – Что Биркину говорить? Берёшь в жёны рабу Божию Варвару?

Денис молча кивнул: он хоть и осознавал себя свободным человеком, хоть и собирался уехать в другой город, но страшился перечить козловским начальникам.

– А ты, Варвара, пойдёшь за раба Божия Дионисия? – для порядка спросил Быков.

– Не знаю, как и благодарить! – заученной фразой ответила та и потупила глаза.

– Тогда пойди и скажи Тимошке, чтоб сбегал за попом Яковом. Потолкую с ним за чашей хлебного вина. А ты… – Быков повернулся к Денису. – Выпей-ка на посошок и валяй домой. Готовься к венчанию.

– Всего два дня до Малой Пречистой. Может, хоть до Покрова повременим? – в растерянности попросил Денис.

– Долго ли готовиться к сиротской свадьбе? – рассмеялся Путила. – Позови друзей, приятелей. Их у тебя немного. Подарок Варваре собери. Прянички там всякие, платочки, одежонку… Плёточку не забудь положить. Как же без неё, родимой? Помойся в бане, приоденься. Об остальном стрельцы да их бабы позаботятся. Они супротив моего слова не хрюкнут, поскребут по погребам, какой-никакой снеди наберут. Даже алтын венечной пошлины уплатим. Не введём тебя в разорение. Ну, ступай, ступай!

Денис, едва отошедший от оторопи, побрёл домой. Скоро в съезжую избу вернулась прислужница, и Путила подозвал её:

– Подойди поближе, Варвара краса! Не бойся. Хочу тебе кое-что шепнуть на ушко.

Та пугливо приблизилась, наклонилась над сидящим Быковым.

– За дурня тебя замуж выдаю! – Путила сплюнул на пол. – Слышала, как я c ним кисель по столу размазывал? Иван Васильевич распорядился поговорить! Оружейники у нас наперечёт, вот и пляшем вокруг них… а вокруг этого и подавно. Вбил Дениска себе в голову, что военная служба лучше, чем кузнечное дело. А чем она лучше? Тем, что помрёшь на ней скорей? Даже дворяне устают биться, нетчиков всё больше становится… а этот рвётся сражаться. Мог бы я Дениску сделать и кузнецом, и бойцом сразу. Таскал бы его на всякие вылазки, но зачем? Чтоб оружейника в стычке потерять? Подумай-подумай, как мужа сберечь! Другого такого ты не найдёшь. Кукуй ему ночной кукушкой, чтоб он не ехал ни к какому Боборыкину. Пусть остаётся здесь! Поняла?

– Как же не понять?! – угодливо ответила Варвара…

---

[1]Рубль серебряный. За рубль можно было купить полсотни кур. Годовое жалование стрельца в Козлове составляло 3,5-4 рубля, а стрелецкого головы – около 30 рублей.

[2] Подлинный случай из биографии Путилы Быкова.

[3]Мокша – один из двух волжско-финских народов (мокша и эрзя) с общим названием «мордва».

[4]Малая Пречистая (Рождество Богородицы) в 1636 году – 8 сентября по старому стилю (18 сентября но новому).

Глава 5. Утиные лапки для свадебного ларца

Денис возвращался домой почти через весь Козлов. Серебристая дымка мерцала перед его глазами, и в ней расплывались деревянные дома, редкие прохожие, собаки, гуси… Мир растекался, плавился, и дело было не только в хлебном вине. В смятении тоже. В большом смятении! Не время было жениться, ох, не время! Собрался ведь к Боборыкину, а ехать проще без супруги, не притёршейся и не объезженной.

Однако возразить Быкову у Дениса духу не хватило, да и устал он жить бобылём. Ни родни, ни семьи! А тут хоть девчонка появится под боком. Пригожая и не дурочка, по глазам видно. Значит, радовать будет не только по ночам. Дом на себя возьмёт, а может, и в кузне станет немножко помогать…

«Гнался я за надеждой, зыбкой, как болотный огонёк. Мечтал стать ратным человеком, получить коня и жалованье… Но, похоже, то были пустые грёзы. Если посмотреть на всё трезвым взглядом, то лучше Варвары мне никого не найти. Поживу с ней, а там решу, уезжать или нет», – заключил Денис, подходя к своей избе-четырёхстенке.

Дома он хотел было забраться на полати, чтобы отдохнуть и обдумать нежданный каприз судьбы, но вдруг кто-то постучал в окно. Мелкой дробью. Негромко, но настойчиво.

Денис недовольно вздохнул и нехотя поплёлся открывать дверь. За ней застенчиво переминался с ноги на ногу знакомый из посадской слободы. В руке он держал долото и всем своим видом извинялся за то, что побеспокоил оружейника по мелкому бытовому поводу.

– Вишь, щербатина какая здоровая! – начал жаловаться он, зайдя в сени и протянув Денису долото. – Поправишь?

– Никак не могу, – отрезал тот. – Женюсь через два дня. Ларчик буду ковать. Невесте в подарок. Дай Бог успеть! Спать не лягу, пока не сделаю.

– У тебя на Малую Пречистую свадьба будет? А никто и не слыхал.

– Сам не знал…

Посадский человек вылетел из сеней в полнейшем недоумении, даже не попрощавшись.

Не прошло и получаса, как к Денису пришли два ремесленника, с которыми он собирался ехать в другой город, – его юный помощник Аким и столяр Фёдор.

– Что ещё за свадьба у тебя? На ком женишься? – начал допытываться последний. – Ааа, да ты хвачёный! С кем нажрался-то?

– С Путилой Быковым.

У Фёдора вытянулось лицо.

– С кем, с кем?

– Я же сказал, – веско ответил Денис. – Со стрелецким головой.

– С какого перепугу он тебя приючал?

– Путила узнал, что я настропалился в Тонбов. Кто-то ему донёс. Вот и позвал.

– Позвал и нажрался вместе с тобой? – засмеялся Фёдор. – Не брехай!

– Взапрок говорю.

– Быков, значит, тебя отговаривал от Тонбова?

– Отговаривал? – усмехнулся Денис. – Опричился он на меня, дюже опричился! Взбуду грозился мне дать, до полусмерти избить.

– А вином тогда зачем поил?

Столяр всё ещё думал, что Денис его разыгрывает.

– Воевода велел ему меня женить, – ответил Денис. – На сироте-мордовке. В награду за Тонбов…

– Иван Васильевич? – рассмеялся Фёдор. –Тебя? Женить решил?

– Ага.

– И ты не погребовал?

– А с чего мне девкой-то гребовать? Воеводу злить?

– Невесту хоть видел? Кривая, рябая, тощая?

– Нет, приглядная. Глазищи громадные, серые. И не пиглявица какая-нибудь. Есть, что потискать. Очень даже есть! – Денис изобразил руками пышную грудь. – И ещё поёт, как соловей. Всем хороша, токмо приданого за ней нет.