Не потеряй душу

Я залезла на кровать и рубашкой вытерла слезы с лица. Он был настоящий! Туман был настоящий! Но понимание этого принесло истинный страх. Если это была не галлюцинация, какого черта происходило?

— Дай мне руки, — ахнула Лидия, снова скорчившись от боли. Когда она снова посмотрела вверх, я взяла ее руку в свою, но второй продолжила прикрывать рот.

— Обычно я пытаюсь это заблокировать, — прошептала девочка, откидывая влажные коричневые волосы с лица. — Но сейчас у меня нет для этого сил. Это место полно боли…

Заблокировать что? Какого черта сейчас происходит? Неуверенность кольнула живот, почти равная по силе темному страху, подпитывающему мое неконтролируемое причитание. О чем она говорила? Неудивительно, что эта девочка ранее не разговаривала.

Лидия закрыла глаза, превозмогая волну боли, затем открыла их, и ее голос прозвучал так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать сказанное.

— Я могу позволить боли протекать естественно — от этого станет легче нам обоим. Или могу забрать ее у тебя. Так быстрее, но иногда я забираю слишком много. Беру не только боль. — Она снова поморщилась, и ее взгляд сместился на что-то за моим плечом, словно она могла видеть сквозь стены, что отделяли нас от Тайлера. — И не могу отдать назад. Но так или иначе, будет легче, если я буду прикасаться к тебе.

Она ждала, но мне удалось лишь пожать плечами и покачать головой, чтобы продемонстрировать смятение, мои губы по-прежнему были крепко сжаты, я удерживала вой, разрывающий меня изнутри.

— Закрой глаза и позволь боли протекать, — сказала Лидия, и я подчинилась, потому что не знала, что еще делать.

Внезапно, в одну секунду мою руку окутало и теплом, и холодом, словно меня бросало в жар и морозило одновременно. Пальцы Лидии дрожали в моих, и когда я открыла глаза, то увидела, как она содрогается всем телом. Я попыталась высвободить руку, но она хлопнула по ней ладонью, удерживая меня крепче, когда ее зубы начали стучать.

— Н-не отк-крывай гл-лаза, — дрожала она, — чт-чтобы ни случ-чилось.

Будучи объятая ужасом, я закрыла глаза и сконцентрировалась на том, чтобы не разомкнуть челюсти. И не видеть то, что водится в тумане.

И медленно, очень медленно, паника начала убывать. Сначала постепенно, затем диссонирующий вой, что вырывался из меня, утончился, подобно нити, напоминающей волосок. Хоть паника все еще нарастала внутри, теперь она была слабее, и я с блаженством поблагодарила Лидию за то, что она делала.

Я решилась посмотреть на девочку и увидела, что ее глаза были закрыты, лицо исказила боль, лоб блестел от пота. Свободной рукой она сжимала в кулаке свою мешковатую футболку, прижимая ткань к животу, словно та причиняла ей боль. Но никакой крови или другого признака ранения не было — я присмотрелась поближе, чтобы убедиться.

Она каким-то образом выкачивала панику из меня, и от этого ей было плохо. И как бы сильно я не хотела покинуть Лейксайд, я бы не приняла свободу ценой ее жизни.

Я все еще не могла говорить, так что попыталась отнять руку, но глаза Лидии распахнулись при первой же моей попытке.

— Нет! — Она вцепилась в мои пальцы, в ее глазах застыли слезы. — Я не могу прекратить это, а от сопротивления становится только хуже.

Боль не убила бы меня, но по тому, как это выглядело, она могла убить Лидию. Я снова потянула, и Лидия громко сглотнула, резко покачав головой.

— Больно мне, Кейли. Если я отпущу, станет лишь хуже.

Она лгала. Я видела это в ее глазах. Лидия слышала моих тётю и дядю и знала, что если у меня случится еще один приступ крика, дядя Брендон не позволит, чтобы меня выпустили. Лидия лгала, чтобы не отпускать, даже если ей было в разы больнее. Возможно, она убивала себя каждой долей паники, что забирала у меня.

Поначалу я позволяла ей, потому что она казалась настроенной сделать это. У нее явно были свои причины, даже если я их не понимала. Но когда чувство вины стало слишком тяжелым, и я снова попыталась отнять руку, девочка до боли сжала мою ладонь.

— Он почти добрался до конца… — прошептала она, и я поискала значение сказанного в ее глазах. Я до сих понятия не имела, о чем она говорит. — Все изменится. Боль Тайлера закончится, а твоя начнется.

Начнется? Потому что до этого все было шуточками….

Но прежде, чем мне удалось закончить эту мысль, руки Лидии обмякли на моих, и она расслабилась так внезапно и основательно, что казалась почти полностью лишившейся сил. Девочка улыбнулась на краткий миг, явно не чувствуя боли, и я начала думать, что все закончилось.

— Его больше нет, — тихо сказала Лидия.

Затем паника по-настоящему ударила по мне.

То, что я чувствовала до этого, было цветочками. Полное ощущение пришло только сейчас. Настоящий ужас. Как в торговом центре.

Чувство непередаваемой скорби взорвалось внутри меня, шокировав всю мою систему. Легкие рвало от боли. Горло горело. Слезы скатывались по щекам. Крик метался внутри моей головы так быстро и с такой силой, что я не могла думать.

Не могла сдержать его. Причитание снова зарождалось, более острое, чем когда-либо, и мои челюсти, уже болевшие от сжатия, не справлялись с новым давлением.

— Отдай это мне… — сказала Лидия, и я открыла глаза, чтобы увидеть, как она с самым серьезным видом смотрит на меня. Она выглядела немного лучше. Сильнее. Не такая бледная. Но если она заберет еще хоть немного моей боли, у нее снова случится приступ. Мгновенный и тяжелый.

К сожалению, я уже находилась за гранью возможности сфокусироваться. Я не знала, стоит ли давать ей то, что она хотела, как и не ведала о способе, как это сделать. Я могла лишь направлять порыв крика через себя, словно поток электричества, и надеяться, что смогу его сдержать.

Но тщетно. Причитание становилось сильнее. Крик нарастал, пока мне не показалось, что я давлюсь им. Зубы стучали под его безудержной силой, словно от холода. У меня не получалось его сдержать.

Но я также не могла позволить ему вырваться.

— Ее слишком много. Слишком медленно, — простонала Лидия. Она была напряженной, словно даже малейшее движение приносило ей боль. Ее руки снова дрожали, и лицо превратилось в одну постоянную гримасу. — Прости. Я должна забрать ее.

Что? Что это значит? Ей и так было больно, а она хотела еще? Я отдернула руку, но девочка снова схватила ее в тот момент, когда я открыла рот. У меня больше не было сил сопротивляться.

Крик вырвался из моего горла вспышкой боли, подобно агонии, словно меня рвало гвоздями. Но не раздалось ни звука.

Через мгновение после того, как крик вырвался из моего горла, но прежде, чем у него был хотя бы шанс достигнуть нашего слуха, его втянуло в меня злобным притяжением из глубины моего естества. Мой рот захлопнулся. Гвозди, которые разрывали мне горло, погружались обратно в меня. Закручивались в водоворот во мне, а не достигнувший наших ушей крик равномерно вытягивался из меня в…

Лидию.

У нее начались судороги, но я не смогла отцепить ее пальцы от своей руки. Ее глаза закатилось так сильно, что были видны лишь краешки зеленых радужек, и все равно она вцепилась в меня, вытягивая последний крик в себя. Забирая вместе с ним и боль.

Вместе с агонией уходила боль в легких, рев в голове и стук в висках. Затихало пугающее чувство скорби, то отчаяние, что поглощало меня настолько, что я не могла думать о чем-либо другом. Исчез серый туман — он растворялся вокруг нас, пока я пыталась освободить руку.

Затем все резко закончилось. Ее пальцы выпали из моих, глаза закрылись. Прежде, чем я смогла поймать ее, девочка упала назад, все еще корчась в конвульсиях. Лидия ударилась головой о изголовье кровати, а когда я потянулась за подушкой, чтобы положить ее ей под голову, увидела, что из ее носа течет кровь, равномерно капая на одеяло.

— Помогите! — закричала я, это был первый звук с того момента, как все это началось несколькими бесконечными минутами ранее. — Кто-нибудь помогите мне! — мой голос звучал смешно. Нечетко. Почему мне было так тяжело говорить? Почему я так странно себя чувствовала? Словно все происходило в замедленном движении. Как будто мой мозг набили ватой.

По коридору послышались гулкие шаги, затем дверь распахнулась.

— Что случилось? — спросила сестра Ненси, две медсестры повыше заглянули через ее плечо.

— Она… — я моргнула, попытавшись сфокусироваться в густом облаке смятения. — Она забрала слишком много… — Только слишком много чего? Ответ витал прямо здесь, но был таким размытым… Я могла увидеть его, но не смогла сфокусироваться.

— Что? — Сестра Ненси опустилась на колено возле девушки на моей кровати — как же ее зовут, Лиза? Леа? — и подняла ее веки. — Уведите ее отсюда! — указав на меня одной рукой, крикнула помощницам медсестра. — И принесите носилки. У нее припадок.

Женщина в ярких голубых штанах повела меня за руку через коридор.

— Посиди в общем зале, — сказала она, затем сорвалась на бег.

Я медленно брела по коридору, держась одной рукой за холодную, грубую стену в поисках равновесия. Пыталась оставаться над поверхностью волн смятения, что омывали меня снова и снова. Уселась в первое пустое кресло, которое нашла, и закрыла лицо руками. Я не могла думать. Не могла даже вспомнить…

Люди разговаривали вокруг меня, шептали фразы, значения которых я понять не могла. Не могла узнать имена. Так что зацепилась вниманием за первое, что увидела: головоломка, разложенная на столе у окна. Это была моя головоломка. Я собирала ее перед тем, как случилось что-то плохое. Перед тем, как …

Холодные руки. Темный туман. Крик. Кровь.

Я сложила три кусочка паззла, когда две медсестры прокатили носилки мимо приемной в направлении главного крыла.

— Еще одна? — спросил охранник, придерживая дверь открытой.

— Эта еще дышит, — ответила медсестра в фиолетовом.

Эта? Но чем сильнее я старалась вспомнить, тем менее отчетливыми становились воспоминания.

Я сложила еще только два кусочка, когда кто-то окликнул меня по имени. Я оторвалась от головоломки и увидела еще одну медсестру, — ее звали Джуди, это я вспомнила, — стоявшую возле дяди Брендона, рядом с которым ожидал мой чемодан.

— Кейли? — Дядя Брендон хмуро и тревожно посмотрел на меня. — Готова поехать домой?

Да. Это уж точно было ясно. Но мое облегчение пришло с горьким осадком вины и грусти. Случилось что-то плохое. Что-то, что имеет отношение к девушке на моей кровати. Но я не могла вспомнить, что.

Я последовала за дядей Брендоном через главный коридор — тот, из которого можно выйти лишь через дверь с пропускным звонком — затем остановилась. Двое мужчин наклонились над носилками перед лифтом, на которых без движения лежала девушка с темными волосами. Один из них равномерно сжимал кислородную подушку, прикрепленную к маске на ее лице. На ее щеке были разводы крови. Глаза девочки были закрыты, но в моей поврежденной памяти они были ярко-зеленые.

— Ты знаешь ее? — спросил дядя Брендон. — Что с ней случилось?