Танго нуэво

* * *

С утра Мерседес отправилась к ювелиру.

И доехала бы она до лавки сеньора Агирре, и предложила бы жемчуг ему, и было бы все гладко и ладно, но… мобили!

Кто не понимает – вся техника подчиняется не законам физики. Вот уж нет!

И даже не законам магии.

Она подчиняется общемировым законам подлости и вредности.

Она решительно ломается в неподходящий момент, она устраивает катастрофы, она летит, когда не надо, и ползет, когда надо лететь. У нее судьба такая. Она создана изводить людей.

Мерседес это ощутила на своем опыте, когда заглох мобиль.

Да, вот так. Прямо посреди улицы.

А в мобиле водитель, она и охранник. И что делать?

Водитель, кстати, является и вторым охранником, и встает выбор. Или Мерседес сейчас остается в мобиле, пока его будут чинить, или покидает мобиль и с одним охранником идет дальше. Благо тут улицы широкие, светлые, белый день на дворе, то есть утро, да и до лавки ювелира – один квартал.

И чего тут идти?

Это она охране и предложила.

Мужчины переглянулись и согласились. Действительно, не трущобы какие и не прибрежный квартал. Здесь можно не опасаться.

Мерседес и не переживала, спокойно шла, когда…

Вот так и бывает в жизни. Ты идешь, человек идет, а потом она ка-ак берет, да ка-ак сталкивает! И лбом по лбу! Чтобы точно увидели.

И прониклись заодно.

Тан Мальдонадо решил наведаться в ювелирный квартал, сам не зная для чего.

Может, зайти к мастеру Агирре. Может, прогуляться.

Может… да и сам бы он на этот вопрос не ответил. И почему вчера рано лег, и почему сегодня рано встал – тоже. Растревожил его душу вчерашний разговор. И сыщик этот…

И Пенья туда же!

Вот как хотите, а на душе у мужчины было решительно неспокойно. Потому и на девушку он не сразу отреагировал, хотя в обычном состоянии успел бы увернуться, и еще даму подхватить…

Не успел.

Искры из глаз, конечно, у него не посыпались. Но налетела Мерседес на него очень сильно. Аж дух выбило.

– Ух, – сказал Херардо Диас, едва не складываясь вдвое.

– Ой, – сказала Мерседес. Тан оказался очень плотным. Оно и неудивительно, эпатаж требует хорошей физической формы. Поди, покачайся на фонаре, если у тебя мышцы, как сопли! Да и дуэли случаются, и много еще чего… поддержал девушку он автоматически. И Мерседес оказалась плотно прижата к белой шелковой рубашке.

– П-простите, – пискнула она.

– Ни за что, – машинально отозвался Мальдонадо. И только спустя несколько секунд пригляделся. И – сменил гнев на милость. Мгновенно, решительно и бесповоротно.

На него смотрела… камея.

Или гемма.

Или…

Такие профили надо на монетах изображать и на медалях. Тогда люди их точно тратить не будут. А то возьмешь в руки реал, а там такая харя… так и хочется его пропить побыстрее. Еще и плюнуть сверху. А на Мерседес так бы и смотрел.

– Сеньорита, вы в порядке? – наконец-то вмешался сопровождающий.

Мальдонадо поднял брови.

– Сеньорита?

– Мерседес Вирджиния Веласкес, – еще тише пискнула Мерседес.

Мужчина был выше ее на полголовы, и такой… смущающий. Ей даже с мальчиками обниматься до сих пор не приходилось. А тут…

– Тан Херардо Диас Мальдонадо, к вашим услугам, сеньорита, – приосанился Херардо.

– Я… – окончательно засмущалась Мерседес. – Простите…

Охранник пока держался рядом, но ничего не предпринимал. А зачем?

Мальдонадо в столице личность известная, но юным девушкам от него ничего не грозит. Вот уж этого не было.

Голым на дереве – было. Эпатажа – хоть лопатой отгребай, пренебрежения к морали и нравственности тоже, и наплевательское отношение к законам.

Но в одном он был непреклонен.

С женщинами – только по добровольному согласию. И только с совершеннолетними. Максимум, что грозило Мерседес – это пара любезных слов, а потом разойдутся в разные стороны.

Так думал охранник. И решительно ошибался.

Речь пошла не о любви. Художник увидел потрясающую натурщицу. И отпустить такое чудо? Когда оно тебе само в руки падает? При всем эпатаже, Мальдонадо был талантлив, а потому…

– Сеньорита, это мне впору умолять о прощении. Хотите на колени встану?

– Нет! – едва не вскрикнула Мерседес.

– Тогда как мне заслужить ваше милосердие? Скажите, вы любите кофе?

– Да…

– Давайте я угощу вас кофе. И безе? Здесь рядом есть совершенно замечательное кафе, мы посидим буквально пятнадцать минут, но я буду знать, что прощен. И вы меня на целый день осчастливите.

Что могла ответить на это Мерседес, которую жизнь совершенно не готовила к таким резким поворотам?

Да только одно.

– Хорошо, тан….

– Вы позволите предложить вам руку? – Херардо Диас согнул локоть, предлагая девушке опереться. И отметил, что руки у нее тоже красивые. Классическая форма кисти, тонкие длинные пальцы, овальные ногти, точеные запястья.

Мерседес не миниатюрная, это другой тип красоты. Но такой притягательный…

– Вы предпочитаете просто безе? Между прочим, у них восхитительно готовят взбитые сливки. Просто невероятно вкусно. Стыдно признаться, но я их обожаю.

– Я тоже, – созналась Мерседес, которой регулярно доставалось за пристрастие к сладкому. А какое тут может быть удовольствие, когда тебе бубнят в ухо: растолстеешь, станешь, как колода, будешь выглядеть, как бочка с салом… Вирджиния была достаточно тонкокостной, не в мать пошла. И пилила Мерседес регулярно, даже не понимая, насколько больно делает своему ребенку. Неужели нельзя было сказать – я тебя буду любить, даже если ты растолстеешь? Но нет. Это Вирджинии и в голову не приходило. – Просто я толстая.

– ВЫ?!

Если бы на голову Мальдонадо полено упало, он бы и тогда так не возмутился. Мерседес хлопнула ресницами. Да, она… и что?

– Вы великолепны! И вам нельзя худеть! Вы нарушите все пропорции и будете выглядеть ужасно! – вознегодовал художник. – Я не знаю, кто говорит вам эти глупости, но во имя искусства – не слушайте бездаря!

Мерседес невольно улыбнулась.

– Тогда я согласна на взбитые сливки, тан Мальдонадо.

– Вот и прекрасно.

Охранник только плечами пожал. Ладно, пока ничего страшного не происходит. Все в порядке.