Идеальный хаос

ГЛАВА 5

Джорджи

Я распрямила плечи, и, встретившись с его взглядом, ощутила холодную дрожь, пробежавшую вниз по позвоночнику. Решительные и без сострадания — в его глазах не было жалости или сочувствия к тому, что должно случиться. И именно поэтому он тот, кто делал это со мной. Ирония в том, что он спас меня от той самой вещи, которую делал со мной каждый год.

На нем черный костюм, идеально скроенный для его тренированного тела. У него такой же рост и темные волосы, как у Дека, но на этом сходство заканчивается. Когда он улыбается с дерзкой ухмылкой, он очаровывает, но также возникает ощущение тревоги, которое заставит девушку дважды подумать, прежде чем приблизиться к нему.

Я шагнула на его территорию в шестнадцать лет, и он вернул мне то, что я потеряла. Без нежности, без сочувствия к тому, что случилось со мной. Дек всегда будет проблемой между нами. Как он сказал, Дек — моя главная слабость, но он также часть меня, которая удерживает меня от полного разрушения. Моя опора.

Он облокотился на ржавую металлическую стену, лодыжки скрещены, как и руки, не обращая внимания на удушающую жару, близко к ощущениям сардины в консервной банке. Именно тут это должно произойти, имитируя прошлое.

Несколько месяцев спустя после похорон Коннора, он подобрал меня, идущую домой пешком из дома Робби. В этот день издевательства прекратились, но для меня, в действительности, это никогда не заканчивалось. Боль… Мне необходимо напоминание. Боль освобождает меня от воспоминаний.

Нет необходимости в праздном разговоре, и я прошла в центр хижины, деревянный пол скрипел под каждым шагом. Дождя не было какое-то время, и везде лежал тонкий слой пыли.

Это выведет меня из строя на несколько дней. Дек наблюдателен, но, к счастью, каждый год в это время он был занят работой. Это помогало скрыть мою боль. Я знала, Дек чувствует себя ответственным за Коннора, будучи лидером взвода, Дек считал, что отвечает за каждого.

Я встала на колени и опустила голову.

Глубокие вдохи.

Медленные и равномерные.

Я знала, как отвлечь мой разум. Одна из первых вещей, которой я научилась, когда боль становилась невыносимой. Раньше я плакала, умоляла и боролась, но ничто из этого не работало. Лучше отделить себя от тела и жить в тишине.

Но сейчас все было по-другому. Теперь я искала боль. Хотела почувствовать напряжение каждой мышцы. Мою плоть, разрывающуюся на части, а затем горящую. Услышать свои собственные крики. С каждым разом это освобождение от прошлого. Это раскаяние. Это для всей лжи. И когда это заканчивается, я ухожу от ненависти и приобретаю оцепенение. Но ничто… никакое количество боли не заставит меня быть нечувствительной к Деку. Моей опоре, а также моей величайшей ошибке.

Я стянула свою рубашку через голову, сложила ее и положила перед собой. А затем почувствовала неуловимое движение в воздухе, услышала его тихие шаги, когда он направился ко мне.

Он никогда не спрашивал, хотела ли я изменить решение.

Он никогда не спрашивал, уверена ли я.

Он делал то, что я его просила.

Я не знала его прошлого, но видела, что залегло в глубине его глаз — холодный мрак.

Он нашел меня, когда я была потеряна. Вернул меня обратно из бездны страха и безысходности.

Он показал мне, как выживать. Похоронить страх и заменить его силой.

Единственное, что он никогда не мог заставить меня отпустить, был Дек.

Дек вбит, врезан в мои кости. Одна часть меня, которая не будет подавлена.

Слеза скатилась из глаза и оставила след на щеке. Я не стесняюсь и не пытаюсь спрятать это. Поэтому я и пришла сюда.

Он шагнул ближе.

Я закрыла глаза, и больше нет слез.

Он нагнулся позади меня. Я сглотнула и держала руки неподвижно на коленях. Знакомый лязг расстегиваемого ремня вызвал желчь, появившуюся в задней части горла. Я сделала несколько глубоких вдохов.

Он колебался, как бы давая мне время, затем его неумолимая хватка схватила мое запястье и дернула его за спину. Потом он схватил другое запястье. Я вдохнула от напряжения в руках, затем снова расслабилась, когда он затянул ремень. Я упала вперед, моя щека вжалась в жесткие доски точно так же, как раньше. Не заняло много времени, чтобы погрузиться в воспоминания.

Первый порез всегда больней всего, он делал его наиболее глубоким и длинным, медленное движение его тупого ножа от моего бедра на поясницу, изгибаясь поперек до места чуть ниже моей подмышки. Он держал плашмя руку на моей шее, прижимал меня вперед, продолжая удерживать мою щеку на полу. Я чувствовала струйку крови, скользящую вниз по моей разгоряченной коже. Он вытер это куском грубой материи, будто убирал подтеки краски с холста.

Он выругался. Я дернулась. Его ладонь сильнее надавила на мою шее, и я могла чувствовать боль в суставах, так сильно я согнулась, обнажая свою голую спину для него.

Я держалась за мои рыдания. Становилось только хуже, когда я двигалась, мне необходимо оставаться неподвижной, насколько это возможно. Он взбесился бы, если бы я разрушила его работу.

Я знала, что последует. Мое тело знало, и я не могла контролировать дрожь. Он ударил меня в бок, и я ахнула, заваливаясь, и сразу быстро возвращаясь в позицию снова.

— Глупая сука. Оставайся, черт возьми, неподвижной.

Я почувствовала шлепок мокрой ткани по свежей ране. Мне не удалось сдержать рвущийся наружу крик. Я всегда плакала, когда он это делал. Никогда не могла заглушить боль.

Он засмеялся, звук, похожий на визг плохо настроенного банджо.

Затем, грязную черную тряпку, которая на вкус ощущалась как масло, запихнули в мой рот так яростно, что я подавилась.

— Ни звука. Я сказал тебе. Ни крика. Ни движения.

Он склонился надо мной, чтобы я могла видеть зловещий блеск в его светло-карих глазах.

— Рядом нет твоего большого брата, чтобы защитить тебя сейчас, не так ли? Я слышал, он сгорел заживо. — Он потряс головой, причмокивая. — Действительно болезненный способ умереть.

Я беззвучно кричала, пытаясь заглушить его голос, и все равно его слова резали меня так же мучительно, как и его нож.

Он понизил голос, его едкое дыхание коснулось лица.

— Пустой холст. Вот, чем ты была. Не больше. Сейчас ты запятнана.

Его нож рисовал некий дизайн на моей спине и затем — булавочные уколы, будто он делает снежинки.

— Идеальная маленькая принцесса больше не идеальна.

Я зажмурила глаза так сильно, чтобы не смогли пролиться слезы. Резкий запах алкоголя обжег мою плоть и снова проник в мои порезы. Скотч. Всегда скотч. Я никогда не забуду этот запах.

Ощущая его дыхание на коже, я задыхалась, дрожь от боли и страха прошла сквозь меня.

— Ты знала, что я закончил на «отлично» курс по искусству? Учитель сказал, у меня исключительное воображение.

Он внезапно дернул вверх мои волосы.

— Ты знаешь, почему пал выбор на тебя, Джорджи?

Я покачала головой. Он из старших классов, и я никогда не видела его раньше прошлого месяца, когда он впервые затащил меня в школьный сарай, находящийся на ремонте.

— Просто считай себя везучей, что я не сам тебя выбрал.

Он пробежал пальцами вниз по моей груди, тихо посмеявшись, когда я увернулась, чтобы избежать его прикосновения. Я услышала громкий удар за окном в заднюю часть сарая, он замер и взглянул вверх, а после рассмеялся.

— Глупый мальчишка.

Он схватил мой подбородок, развернув под неудобным углом таким образом, чтобы я смотрела прямо на него.

— Никому не скажешь о нашем небольшом уроке искусства, верно? Ты же не хочешь потерять еще одного… члена семьи, не так ли?

Я всхлипнула, зажмурив глаза, будто беззвучно молясь ему, чтобы отпустил меня.

Внезапный плеск скотча обжег открытые раны. Я скорчилась от боли, дернулась и закричала, но все бесполезно, так как он держал меня.

— Не так ли?

Я потрясла головой.

Он сильно толкнул меня в спину, и я упала вперед. Он развязал ремень вокруг моих запястий, и я услышала, как сзади он обратно просовывает кожаный ремень через петли. Я ждала скрип двери, которая откроется и закроется, прежде чем выдерну тряпку из своего рта, и начнется рвота до тех пор, пока мои бока не сведет судорогой, и во мне ничего не останется.

— Хаос? Вернись, милая.

Дек? Нет, Дек не знал Хаос. Он никогда бы не узнал про Хаос.

Я скрывала это от него. Должна ради нас обоих.

Но маленькая часть меня хотела, чтобы он увидел меня. Вместо этого он поверил в ложь, которой я стала.

Как он мог подумать, что я пьющая девчонка, которая тратит напрасно свою жизнь?

Потому что я убедила его. Сделала все, что в моих силах, чтобы скрыть свою ложь.

Я резко оттолкнула руки, медленно помогающие мне подняться с пола. Он нежно развязал ремень, убрал тряпку, и я всосала слюну, собравшуюся вокруг рта. Я держала глаза крепко зажмуренными, чтобы дать себе время вернуться из воспоминаний. Подавить боль, которую снова воскресила.

Я услышала, как он отходит к дальней части хижины, заскрипела металлическая стена, на которую он облокотился. Он, как и всегда, остался наблюдать за мной. Я не знала, делал ли он это, чтобы удостовериться, что я в порядке, или потому что он наслаждался тем, как я сворачиваюсь в клубок и плачу, пока во мне ничего не останется.

Слезы по Коннору. По брату, которого потеряла и скучала каждое мгновение. Слезы по другим девочкам, которым Робби причинил боль. Слезы по Деку. Да, я плакала по нему, потому что знала, под маской несгибаемого мужчины есть боль из-за того, что он видел в своей жизни.

Эмоции охватили меня. Вина. Боль. Ярость.

И, наконец, принятие.

Поэтому мне нужно очищение, доказать себе, что я сильная. Отпустить бессилие, которое я так сильно ненавидела. Помнить, кто я сейчас.

Прошло достаточно времени, прежде чем обнаженные эмоции снова вернулись под контроль, и я была в состоянии сделать глубокий вдох без затруднений в горле. Я чувствовала освобождение, как шарик, отпущенный на волю по ветру — свобода. Эта эйфория абсолютно ненормальна, но это моя ненормальность и то, что произошло здесь, работает для меня. Я могу уйти сильной и неуязвимой к ужасу, который разрушил ту, кем я была.

Это мой способ спрятать мое прошлое подальше в уголок разума и не выпустить снова, пока я не вернусь сюда.

Я села на пятки, слушая его приближающуюся мягкую поступь, прежде чем он аккуратно наложил бинты на порезы. Они не были глубокими, и скорее всего даже не останется шрамов. Робби тоже был предусмотрителен в этом. Раны, которые заживут, чтобы моя спина могла снова стать пустым холстом, но моя память никогда не исцелится.

Я терпеливо ждала, когда он закончит, и после подобрала рубашку и надела ее через голову. Я почувствовала запах скотча. Он, должно быть, пролил на ткань. Я смотрела, как его длинные пальцы застегнули две пуговицы вверху, и его большой палец под моим подбородком поднял мою голову, чтобы я посмотрела на него.