Никогда — это обещание

— Я люблю тебя, и прости меня.

Я могла бы продолжать и продолжать говорить. Могла бы объяснять причины и логику своего поступка. Могла бы неустанно оправдывать своё решение. Вместо этого, мои слова были краткими и простыми. Может быть, однажды мне выпадет шанс узнать её, и, может быть, когда она станет взрослой женщиной, я сяду и объясню ей, как сильно её люблю и как всё, чего я когда-либо хотела, это чтобы у неё была лучшая жизнь — жизнь, которую я никогда не смогла бы ей дать.

Социальная работница вернулась с Сэмом и Ребеккой, и перед уходом в последний раз взглянула на бумаги.

— Хочешь подержать свою дочь? — спросила я Сэма, когда он отошёл в сторону. Он придвинулся ближе, взял её на руки, где малышка стала казаться ещё меньше. Ребекка заглянула через его плечо, и они оба рассматривали крошечного маленького ангела, который внезапно сделал их семью полной.

∙ ГЛАВА 23 ∙
КОКО

— Тук-тук, — позвала я через входную дверь дома Ребекки и Сэма в колониальном стиле.

— Иду, — крикнула в ответ Ребекка. Как только она увидела меня, на её лице появилась широкая улыбка. — Дакота!

Она открыла дверь и впустила меня. На кофейном столике выстроилась в ряд аккуратно сложенная одежда.

— Я стирала бельё. Извини за беспорядок.

Рядом с ровными стопками белых пушистых полотенец лежали маленькие розовые футболки и миниатюрные белые носочки. Медовые волосы Ребекки были собраны высоко на затылке в идеальный пучок. Представив её недели, заполненные родительскими собраниями, футбольными тренировками и покупками продуктов, я поняла, что всё же никогда не видела никого настолько счастливого.

Ребекка носила домашнюю одежду с такой непринуждённостью и врождённой элегантностью, как модели высокой моды носили одежду от-кутюр. Она делала это так легко. Я почти что завидовала ей.

— Какими судьбами ты здесь? — спросила она с улыбкой, складывая маленькие брючки и разглаживая их рукой. Я наблюдала, как она взглянула на часы на стене, которые показывали два часа дня. Большинство мам отсчитывали бы свой последний час тишины, но я сомневалась, что Ребекка делала что-то подобное.

— Просто хотела зайти и извиниться, — сказала я, расправляя плечи.

— За что, дорогая?

— За то, что никогда раньше не приходила, — я наклонила голову на бок. — После того как вы с Сэмом уехали из Лексингтона с Мабри, я, как оказалась, совсем запуталась. Мне хотелось как можно быстрее окончить университет и убраться к чёрту из Кентукки.

— Я это помню, — беззаботно рассмеялась Ребекка, хлопнув себя по колену. Может быть, это беспокоило её не так сильно, как я думала? — Разве ты не брала восемнадцать кредитов за семестр, программу летнего обучения и всё такое? Сэм думал, что ты сошла с ума!

— Верно. Ты ведь знаешь, как я себя чувствую, когда у меня в голове есть цель. Я сделаю всё, чтобы её достичь, — сказала я и добавила: — любой ценой.

Ребекка откашлялась, её лицо приняло серьёзное выражение.

— Послушай, Дакота. Извинения приняты, но это было необязательно, — она встала и начала складывать аккуратно сложенную одежду в стоящую рядом корзину для белья. — Люди взрослеют. Их приоритеты меняются. Они развиваются. Они двигаются дальше. Такова жизнь, дорогая.

Я приложила руку к сердцу.

— Я по-прежнему чувствую себя ужасно, Бек. То есть, я не осознавала это, пока на днях не увидел Мабри. Я пропустила почти полностью первое десятилетие её жизни. Твоей жизни как её матери. А ведь мы были лучшими подругами.

— Лучшими кузинами, — поправила она меня. Ребекка всегда говорила, что быть лучшими кузинами в сто раз важнее, чем лучшими подругами. Это как обладание лучшим из двух миров. Хотя она всегда была для меня скорее плечом, на котором можно поплакать, чем кем-либо другим, и выбрать её приёмной матерью было вполне логичным.

— Да, лучшими кузинами. А я устранилась от тебя — и от Мабри — как какая-то эгоистичная засранка, — покачала я головой. Кто-то должен был это сделать, а Ребекка для этого слишком мила.

— Милая, ты пребывала в режиме выживания, — она подняла корзину и прижала к своему стройному бедру. — Иногда, чтобы выжить, мы должны забыть. Именно это ты и пыталась сделать, Дакота. Забыть. И невозможно даже представить, насколько трудно наблюдать, как кто-то другой воспитывает твоего ребёнка. На твоём месте я поступила бы так же. Никто не держит на тебя зла, Дакота. Поверь мне, — её тёплый взгляд омыл меня, словно печальный дождь, потом она покачала головой и вздохнула. — Он действительно заморочил тебе голову.

— Бо хочет, чтобы я вернулась, Ребекка, — закатила я глаза. — Ты можешь в это поверить? Прошло столько времени, и он посчитал, что сможет просто снова заставить меня в себя влюбиться, как будто и не было последних десяти лет.

— Ты позволишь ему?

Я собралась с мыслями и вытолкнула их на поверхность с такой же силой, как и рыцарь, измученный битвой:

— Понятия не имею.

— Если бы любить и прощать было так легко, Дакота, это делал бы каждый, — Ребекка сверкнула милой улыбкой. — Не позволяй прошлому держать твоё будущее в заложниках.

Она вышла из комнаты с корзиной одежды и через минуту вернулась с пустыми руками.

— Мне нужно вернуться на ранчо, — я встала, уперев руки в бока, и терзая зубами нижнюю губу. — Просто захотелось признаться и снять этот груз с души.

Ребекка подошла ко мне, широко раскрыв руки, и заключила в такие нежные объятия, которых я едва ли заслуживала, такие, что наполнили меня с головы до ног теплом и заставили мои глаза увлажниться от счастья.

— Люблю тебя, — сказала она, уткнувшись головой мне в плечо, как сделала бы старшая сестра. — Я всегда рядом с тобой. Знай это. И пожалуйста, приходи ещё. Мы хотим, чтобы ты присутствовала в нашей жизни — в её жизни.

— Хорошо, — и в тот раз я была очень серьёзна.

Я пролетела под пологом крон магнолий по подъездной дороге, ведущей к ранчо Мэйсонов, и, замедлившись, остановилась, когда добралась до дома. Грузовик Бо стоял на пандусе с открытым капотом, и как только я выбралась из машины, он появился из-под него.

Бо направился ко мне неторопливой походкой, без рубашки и с такой улыбкой, которая заставила меня подумать: «Вот дерьмо». Мускулы перекатывались под упругой гладкой кожей, из-за чего его тело отбрасывало блики на солнце.

— Хорошо провела время в городе?

— Да.

Он схватил грязную тряпку, лежавшую сбоку от двигателя, и вытер замасленные руки.

— Здесь я уже закончил. Пойду в дом прибраться. У меня на вечер кое-что запланировано.

Мои губы растянулись в улыбке. Опять он за своё, снова пытался навязать мне свидание — не то, чтобы я была против.

— И что же это?

Он прищурился, демонстрируя намёк на милые морщинки в уголках его великолепных голубых глаз. Его лицо давно лишилось юношеского овала, и если в школе Бо был королём выпускного бала и многим вскружил голову, то теперь можно с уверенностью сказать, что он превратился во взрослого мужчину с уверенной походкой и знающего своё дело, не принимающего ответ «нет», и при виде которого у женщин плавились трусики.

— Встретимся здесь на закате, — сказал Бо, схватив серебристый гаечный ключ, лежавший в траве неподалёку, и направился к своему грузовику. Он ослепил меня улыбкой с ямочками, из-за которой мою грудь затопило оглушающее сердцебиение.

Каждый шаг к дому был похож на увязание в паутине липких эмоций. Я чувствовала их. Повсюду. Во мне и вне меня. В моих волосах. На моей коже. То, как скоро они доберутся до меня, запутавшуюся и пойманную в их сети, было лишь вопросом времени. Моя голова уже наполнилась разными причудливыми мыслями, сердце бешено колотилось, и я снова превращалась в школьницу, влюбившуюся в Бо.

Бо Мэйсона — юношу, который уничтожил моё нежное сердце. Юношу, который отправил меня в штопор скоропалительных решений и заставил отчаянно пытаться бежать от всего на свете, что отдалённо напоминало мне наше время вместе.

Мне стало смешно оттого, что после всего, что я сделала, чтобы избавиться от влечения к нему, я снова вернулась к тому, с чего всё началось. Я поднялась по лестнице в дом, проводя руками по грубо отёсанным перилам, и покачала головой.

Бо уже обманул меня однажды…

И обманет снова…

∙ ГЛАВА 24 ∙
БО

Захлопнув капот грузовика, я сошёл с пандуса и направился внутрь, чтобы умыться. Слабый голос Дакоты эхом отражался сверху, и это, похоже, был рабочий звонок.

Эта девушка всегда работает.

Она была такой с юного возраста, устроившись в пятнадцать лет помощником печатника в местную газету. К тому времени, как Дакота перешла в старшую школу, она доросла до того, что ей доверили оформлять раздел частных объявлений.

Я шагнул в душ, и пока проигрывал предыдущую ночь с идиотской ухмылкой на лице, моя голова была полна всевозможными неприличными мыслями. Любить Дакоту было самым лёгким делом в моей жизни, а заниматься с ней любовью — самым естественным.

Благодаря тому, что моё имя стало известным и приходилось каждую ночь останавливаться в новом городе, я никогда не испытывал недостатка в симпатичных девушках, предлагающих согреть мою постель. В прежние дни такое внимание было приятным. Но всё быстро приелось. А потом я встретил Дейзи.

— Никто никогда не полюбит тебя так, как я, Бо, — говорила Дейзи со слезами на глазах в тот вечер, когда я разорвал нашу помолвку. — Не знаю, из-за кого ты стал таким, но на всей земле не найти никого, кто был бы настолько глуп, что смог бы полюбить человека с таким чёрным сердцем, как у тебя. Никто, кроме меня. — Я сидел, откинувшись назад, как придурок, молча наблюдая, как она запихивает одежду в чемодан и вслух ругает себя за то, что вообще влюбилась в меня.

Практически до двадцати пяти лет я был открыт для всего нового и пытался выкинуть на хрен Дакоту из своей головы. Мне казалось, что, оставив её, я причиню больше боли себе, а не ей. Я говорил себе, что она была стойкой маленькой девушкой со взрывным характером, которую быстро приберёт к рукам какой-нибудь симпатичный молоденький студент из колледжа.

В первый раз, когда я трахнул женщину, которая не была Дакотой, обещания, данные друг другу тем летом под звёздами, так громко звучали в моей голове, что у меня чуть не пропал стояк. Никогда не забуду черноволосую девушку, которая прыгала на моём члене и выкрикивала моё имя со слезами, струящимися по её лицу от счастья, что я воплотил её маленькие мечты. То, что я имел такую власть над кем-то в столь юном возрасте стало для меня поворотным моментом, и, будучи простым парнем с фермы из маленького городка в Кентукки, я не был готов иметь дело с таким влиянием и зрело им пользоваться.

Тем не менее, как только черноволосая красавица довела меня до кульминации, я немного умер внутри. И когда всё закончилось, я глотнул хорошего кентуккийского бурбона, чтобы заглушить чувство вины, и отключился.

Во второй раз было легче.

И в третий.