Никогда — это обещание

— Ты всегда сможешь вернуться, когда захочешь, — успокоил он. — Здесь Эддисон и Уайлдер, так что мы всё время будем приезжать сюда, особенно когда им окончательно надоест путешествовать по миру, и они решат завести маленького кузена для нашего сыночка.

— Ей ненавистно, что я возвращаюсь домой, — засмеялась я, взяв фотографию в рамке с нашей свадьбы, которую ещё не успели упаковать. На ней я босая, в белом деревенском сарафане, с венком из цветков гипсофилы в длинных волнистых волосах, — это был один из самых счастливых дней в нашей жизни. Мы поженились, когда вернулись в Кентукки, под дубом на нашем любимом месте сразу за ранчо, где нам нравилось рыбачить. Присутствовала и семья Бо, мама, и Эддисон с Уайлдером. И, конечно же, Сэм, Ребекка и Мабри.

— Думаешь, она когда-нибудь вернётся?

— Нет, нет и нет. Никогда в жизни, даже через миллион лет. Ей нравится Нью-Йорк даже больше, чем мне, и Уайлдеру тоже.

Я стояла у раковины на ранчо Мэйсонов и мыла кассероль. Вечером, когда мы вернулись в город, наши соседи с западной стороны, Янссены, оставили нам ужин. Моё лицо обдувал лёгкий ветерок, принося с собой сладкий запах сирени от кустов, растущих снаружи.

Бо разговаривал на улице с человеком, который должен был завезти четырех лошадей в ближайшие выходные. Теперь мы были официальными коннозаводчиками, и никогда в жизни я не думала, что это станет моей жизнью.

Прошли те дни, когда я надевала туфли на высоких каблуках, которые жали мне ноги и стоили больше, чем большинство людей зарабатывало за неделю, и прошли те дни, когда я находила признание своей значимости в миллионах безликих телезрителей.

Я больше не была Коко Биссетт и, пока жива, никогда больше ей не буду.

В простоте была некая элегантность. В мире и покое ощущалась роскошь. В тихих безмолвных моментах присутствовала грация и утончённость. И мне потребовался тридцать один год для осознания того, что я искала правильные вещи в неправильных местах.

Счастьем было наблюдать, как мой муж занимается снаружи своими теннессийскими лошадьми и стоит, зацепив большие пальцы за петли на поясе обтягивающих джинсов.

Счастьем было чувствовать, как мой ребенок в животе толкается и переворачивается, понимая, что он только наш, и мне не придётся отдавать его в чьи-то другие руки.

Счастьем было знать, что милая Мабри была всего лишь в нескольких минутах езды на машине, и что мы могли наблюдать, как она растёт, и могли быть рядом с ней на каждом этапе её жизни, когда ей понадобится наша помощь.

Счастьем было осознать, что я могу простить человека за то, что он причинил мне ужасную боль, и в конечном итоге полюбить его ещё сильнее.

Я вытерла руки тряпкой и поставила кассероль сушиться, после чего вышла во двор. Парень, с которым договаривался о лошадях Бо, отъехал на своём красном грузовике и помахал ему через окно.

— У нас всё в порядке? — спросила я, просовывая руку ему за спину.

— Да, — ответил он. — Три кобылы и жеребец-чемпион.

— Да, вот будет веселье, — я похлопала его по спине и повернулась, чтобы пойти в дом, но он мягко схватил меня за руку и притянул к себе.

— Куда это вы собрались, миссис Мэйсон? — Бо заключил моё лицо в ладони и наклонился, сминая мои губы своими. Я встала на носочки, и трава защекотала мои голые ноги. Мне нравилось, когда он целовал меня так сильно, что у меня сводило пальцы на ногах.

Это и есть счастье.