Их невинная любовница

Прежде чем она успела признаться, он резко вошел в нее, проталкиваясь сквозь ее тугие складки. Она почувствовала, как что-то рвется вместе с колющей болью. Она не могла сдержать сдавленный крик, вырвавшийся из ее горла.

Как могло случиться, что ему пришлось разорвать ее девственную плеву? Она очень активно занималась спортом в школе. Разве ее девственная плева не должна была порваться раньше? Черт, он был таким большим и проникал с такой силой. Он наполнил ее так, что она не могла больше вдохнуть.

Все прежнее удовольствие рассеялось, и она вцепилась в Оливера, моля об облегчении, равновесии… о чем-то, что могло бы избавиться от агонии. Она впилась ногтями ему в плечи и попыталась сдержать слезы.

— Какого черта? — Оливер застыл над ней, его лицо исказилось в зарождающемся ужасе. — Скажи мне, что это было не то, что я думаю.

Жесткий тон его голоса развеял остатки приятного тумана. Она пошевелилась, изо всех сил пытаясь привыкнуть к ощущению, что он занимал все пространство внутри нее. Она старалась, чтобы его слова не задели ее.

— Нет, — приказал Оливер с отчаянием в голосе. — Не двигайся, черт возьми. Я не могу…

Тори ничего не могла с собой поделать. Он был слишком большим. Она чувствовала его слишком глубоко, но все же должна была каким-то образом приспособиться к его захватывающему дыханию обхвату. Она стиснула зубы. Слезы затуманили ее зрение, пока она извивалась под ним.

Его лицо напряглось. Он застонал, его бедра двигались, когда он входил снова и снова, как будто он не мог удержаться. Медленно боль прошла. Жар начал омывать ее. Покалывание вспыхнуло между ее ног, заставив ее ахнуть. Это происходило. Оливер был внутри нее. Ей не терпелось ощутить связь, как будто они были двумя людьми, ставшими одним целым.

Он уткнулся лицом ей в шею и ускорил темп, быстрее, быстрее. Минуту спустя он протяжно и тихо прорычал, а затем глубоко вошел в нее, его тело содрогнулось. Что-то теплое окутало ее внутренности.

Она перекатился на бок и посмотрел в потолок.

— Черт, — его грудь вздымалась. Он сжал зубы и провел ладонью по лицу. — Какого черта эта было?

Тори изо всех сил пыталась сделать глубокий вдох, чтобы не закричать ему в лицо от жгучей ярости. Она перевернулась на другой бок, жалея, что они не сняли одеяло, чтобы ей было чем прикрыться. Лучшее, что она могла сделать, это повернуться на бок, чтобы он мог видеть только ее задницу. Она подсчитала свои шансы броситься в ванную без того, чтобы он ее остановил.

— Я думаю, тебе следует уйти.

Всего несколько минут назад Тори чувствовала себя переполненной, но не ожидала, что почувствует себя такой опустошенной… такой использованной. На самом деле она не ожидала, что он вообще заметит ее девственность, не говоря уже о том, чтобы разозлиться на то, что она все еще обладала ею.

— На моем члене кровь. Не хочешь объяснить? — его слова сочились льдом.

Она почувствовала, как он шевельнулся, кровать под ней сдвинулась. Она села, ее ноги касались пола. Тори осторожно держалась спиной к нему, потому что сейчас чувствовала себя слишком голой. Почему-то она не представляла, что занятия любовью между ними закончатся таким образом.

Но это не было занятием любовью. Просто секс.

Она не была глупой. Она знала, что в первый раз будет болезненным, но Оливер подготовил ее, и проникновение должно было пройти легко. Это могло бы быть невероятно. Они оба должны были быть довольны. Она должна сейчас лежать в его объятиях, чувствуя себя обожаемой. Вместо этого она была холодной, голой и одинокой.

— Я сказала тебе уходить.

— Я никуда не пойду, пока не получу объяснений. — Он вскочил на ноги, его руки устроились на мускулистых бедрах. — Тори, скажи мне, что ты не была девственницей.

Она встала и направилась в ванную, где висел халат. Она не разговаривала с ним, особенно когда была голой. Что-то между ними пошло не так. Пока не разберется, она будет в одежде и не разденется для мужчины еще очень долго.

Боль пульсировала в ее бедрах. Влага капала из ее лона. Боже…

Она развернулась, чтобы бросить на него обвиняющий взгляд, полный ужаса, угрожающего взять верх.

— Ты не использовал презерватив. Черт тебя подери.

Тори не могла оставаться голой рядом с ним и не развалиться. Она пересекла комнату, направляясь к ванной.

Он поймал ее, прежде чем она успела убежать, схватив ее за локоть.

— Я не соображал, но потом подумал, что, поскольку у тебя есть жених, противозачаточные не будут проблемой, Торранс. Я полагал, что у меня была обоюдно приятная встреча с опытной женщиной. Разве это не то, во что ты хотела, чтобы я поверил?

Он обвинял ее в чем-то, но она не могла понять в чем.

— Я только хотела провести ночь, чтобы оставить с собой несколько хороших воспоминаний, прежде чем я уеду утром. И ты хочешь, чтобы я сказала, что я не была девственницей. Никто из нас не получил того, что хотел.

— Никуда ты сейчас не пойдешь, — он резко отпустил ее локоть, как будто не мог выдержать прикосновения к ней. Выражение полнейшего презрения на его лице заставило ее похолодеть. — Я должен был предвидеть эту уловку. Ты очень хороша. Скажи мне кое-что. Сколько времени тебе понадобилось, чтобы организовать эту аферу? Кто был первоначальной целью?

— Аферу? Цель? — как она могла стоять здесь с ним, дрожа от гнева, сокрушенная такой болью, когда за несколько мгновений до этого она дрожала от удовольствия под его ртом? Резкая перемена казалась сюрреалистичной. Она была ближе с Оливером, чем с кем-либо в своей жизни, и теперь он был незнакомцем.

— Да, цель твоей аферы. Вот кто мы для тебя, не так ли? Или, возможно, ты предпочитаешь словесное обозначение. Как мошенники называют своих жертв?

С тем же успехом он мог бы дать ей пощечину.

— Аферистка?

— Золотоискательница, в твоем случае. Так скажи мне, если бы я не прервал тебя и Каллума в отеле, разве он был бы тем, кто шатался от мысли, что он мог обрюхатил лживую маленькую девственницу?

О, она закончила с ним. Тори стиснула зубы. Ей следовало послушать сестру, зятя. Оливер Тарстон-Хьюз был раненым зверем и не хотел лечиться. В глубине души она это знала. Она просто не прислушалась к инстинкту, который подсказывал ей, что он может наброситься, как хищник, и разорвать ее на части.

— Убирайся, — она отвернулась и побежала в ванную, захлопнув дверь и заперев ее трясущимися пальцами. Слезы катились по ее лицу.

— Я не уйду пока мы не проясним кое-что, — Оливер прокричал в дверь между ними. — Хорошенько подумай получится ли у тебя манипулировать мной с помощью ребенка.

— Я не Ясмин, — прокричала она в ответ.

Она знала его историю. К сожалению, как и весь мир. Измены Ясмин и тот факт, что она манипулировала им с помощью беременностей, которые она позже прервала и назвала выкидышами, были на первых полосах всех таблоидов в Европе после ее смерти. Глупая. Тори поняла, что была такой глупой, думая, что Оливера можно вылечить, даже на одну ночь.

— Ты не Ясмин, и я, черт возьми, позабочусь о том, чтобы ты не играла в ее игры. Иди сюда, потому что я хочу тебе кое-что сказать.

— Просто уходи, Оливер. Я уеду, чтобы ты не беспокоился о том, что увидишь меня снова. Прибереги свои гадкие слова для следующей дуры, которая думает, что у нее есть к тебе чувства и что ты стоишь того, чтобы рискнуть. — Слезы сильнее потекли по ее щекам. Она чувствовала себя опустошенной, как будто кто-то взял ложку для мороженого, вырезал все счастье и оставил грустную оболочку.

Она уставилась в зеркало. Она хотела быть такой же счастливой и смелой в любви, как ее сестра. Вот и все. Она хотела, чтобы ее обожали, и на мгновение подумала, что нашла что-то особенное. Этим мужчинам нужна была женщина, которая стала бы центром их мира, как Пайпер для своих мужей. Тори поняла, что это не она.

Слишком поздно Тори вспомнила, почему она защищала себя, почему она держалась за свою девственность. Она думала, что это подарок для одного из мужчин, которых она любила. Она не помнила, что подарки можно открыть, найти недостаточными и отвергнуть.

Несколько мгновений он молчал, и она надеялась, что он понял намек и ушел. Она не позвонит и не напишет ему. Если она беременна, то скоро узнает об этом и станет готовиться к жизни как мать-одиночка, потому что Оливер был ядом.

С такой усталостью, какой она никогда раньше не чувствовала, она натянула халат, открыла дверь ванной и заглянула в свою спальню.

Оливер ушел. Его большое, злое, сексуальное присутствие сохранилось, но сам мужчина ушел. Она была одна, слава богу. Она чувствовала себя пустой. Ее квартира казалась пустой. Ее будущее… да, тоже пустое. Она была уничтожена как профессионально, так и лично. Боже, она даже не могла больше плакать. Она сделает это, когда доберется до дворца. Она будет сидеть и обнимать своих племянников и найдет способ изгнать братьев Тарстон-Хьюз из своего сердца.

— Ублюдок, — знакомый голос раздался из гостиной. Каллум. Что он здесь делал?

Раздался приглушенный ответ, за которым последовал грохот.

— Хватит, вы оба, — кричал Рори громко и отчетливо.

Злость взорвалась, как бомба. Эти мужчины всегда ссорились, а теперь использовали ее как предлог. Не то, чтобы они нуждались в нем. Ее тело болело, но это было ничто по сравнению с болью, которую она чувствовала глубоко внутри. Было хорошо отложить и то и другое и дать волю ярости.

Тори намеревалась ясно дать понять, что с ними покончено. Сейчас и навсегда.

***

Ошеломленный, потрясенный, Оливер тащился прочь от двери ее ванной, прежде чем он сделал что-то крайне глупое, например, выбил ее ногой, бросил Тори через плечо и забрал ее с собой домой. Он вел себя плохо. Он взял на себя ответственность за это, как взял бы на себя ответственность за манипулирующую малышку, но он не дал бы ей того, что она просила.

Он нашел брюки и заставил себя надеть их. Что, черт возьми, произошло? Он едва мог уложить в голове тот факт, что она была девственницей. Он должен был что-то заподозрить, когда впервые сунул пальцы внутрь нее и почувствовал особенно тугую хватку ее влагалища. Он задавался вопросом, был ли у ее жениха крошечный пенис. Затем мысль о члене Джеймса Фенуэя внутри Тори вызвала особенно неприятные мысли, которые подтолкнули его к сильному и быстрому проникновению в нее, прежде чем разум возобладал, и он смог уговорить себя не прикасаться к ней. Потребность сделать ее своей переполняла его.

Что ж, теперь она была его. Его и только его. Ни один другой член никогда не наслаждался этой тугой киской. Определенно никакой другой член не оплодотворил ее. О чем, черт возьми, он думал? Он сунул ноги в носки и обыскал комнату в поисках рубашки. Он вообще не думал. Он наслаждался ее сладостью, какой мягкой и податливой она была для него. Он думал о том, как Каллуму нравилось связывать женщин, шлепать их и трахать. Он думал, что Тори будет выглядеть восхитительно, вся обтянутая веревкой, как подарок, ожидая, пока он развернет ее и насладится ею.

Она натянул рубашку и думал, как теперь ему разгрести это дерьмо. Небольшой блеск на полу привлек его внимание.

Ее кольцо. Он наклонился и поднял его.

Бедолага. Где-то в Техасе мужчина ждал свою маленькую девственницу. Мужчина узнает, что мир несправедлив.