На земле достаточно места (Сборник рассказов)

— Вы уверены?

— Вполне. Может быть, вы не подумаете, глядя на меня, но, признаюсь вам, пока все это не случилось, я получал большое, пусть невинное, удовольствие, глядя на красивую женскую фигуру. А теперь меня совсем не интересуют женщины. Просто злость берет. Да нет, какая там злость? Меня даже не раздражает это равнодушие.

Р. Е. бросил беглый взгляд на прохожих.

— Я вас понимаю.

— Появление индейцев это сущие пустяки, — продолжал Левайн. — Вообразите, что творится сейчас в Старом свете! Возвращаются кайзеры и цари. В Вердене и на Сомме солдаты приходят на старые поля сражений. Наполеон со своими маршалами мечется по всей Европе. И Магомет, должно быть, вернулся посмотреть, чего достиг за прошлые века ислам, а святые и апостолы прослеживают путь, пройденный христианством. Монголы с их ханами, начиная с Темучина, наверно, беспомощно блуждают в степях, тоскуя по своим лошадям.

— Вам, профессору истории, давно бы нужно быть там и наблюдать, — сказал Р. Е.

— А как бы я туда добрался? Ни один человек на Земле не попадет сейчас никуда дальше, чем может пройти пешком. Никаких машин нет, да и лошадей, как я только что говорил, тоже нет. И что я увидел бы в Европе? Только апатию. То же, что и здесь.

Р. Е. услышал, что у него за спиной что-то мягко осело с едва уловимым гулом. Он обернулся. Крыло соседнего кирпичного здания рассыпалось. Всюду валялись куски кирпичей. Некоторые из них, очевидно, проскочили сквозь него, но он этого не почувствовал. Он осмотрелся кругом. Груды обломков теперь попадались реже. Те, что остались, заметно уменьшились, постепенно сглаживаясь.

— Я встретил сегодня одного человека, — сказал Р. Е. — Он думает, что над всеми нами уже свершился суд. Сейчас мы в раю.

— Суд? — встрепенулся Левайн, безучастно сидевший рядом. — Ну да, наверно, был. Теперь перед нами вечность. У нас не осталось Вселенной, никакого внешнего мира, ни чувств, ни страстей. Ничего, кроме нас самих и наших мыслей. Мы будем жить вечно погруженные в себя. А помните, как мы ломали голову — что с собой делать в дождливое воскресенье?

— Наше нынешнее положение вас как будто беспокоит?

— Беспокоит — это мягко сказано. Вот что я думаю. Представление Данте об аде было наивным, недостойным божественного воображения. Муки в огне. Нет, есть куда более изощренная пытка. Это скука. Муки ума, не находящего никакого выхода, обреченного вечно гнить в своем же сочащемся умственном гное, — вот настоящая пытка. О да, друг мой, нас судили и мы осуждены. Это не рай. Это ад.

Левайн встал и, уныло понурившись, ушел.

Осознание неудачи длилось лишь мгновение, а затем, совершенно внезапно Этериэль поднялся так высоко и засиял так ярко, как только осмеливался перед лицом Владыки. Его нимб мерцал маленькой светлой точкой в космосе.

— Смиренно прошу вас, Владыка, — сказал он, склонившись, — выполнить ваше решение. Я не смею просить отказаться от него.

— Так что ж тебе надо, сын мой?

— Документ, одобренный Небесным Советом и подписанный вами, гласит, что воскрешение из мертвых наступит в определенный день и час 1967 года по земному летосчислению.

— Верно, сын мой.

— В решении не сказано, какой 1967 год. Как надо понимать 1967 год? Для большинства людей на земле это 1967 год после рождества христова. Но с того дня, как вы вдохнули жизнь в нашу землю, прошло 5960 лет. Если же верить доказательствам, которые вы создали, в этой вселенной прошло четыре миллиарда лет. Какой же сейчас год — 1967, 5960 или 4 000 000 000?

— Скажу вам еще, — продолжал Этериель — 1967 год после рождества христова это 5726 год по еврейскому календарю. Это 2718 год со времени основания Рима, если пользоваться римским календарем. Это 1385 год по магометанскому календарю.

Владыка ответил тихим голосом:

— Я всегда это знал, сын мой, это тебе должно быть известно.

— Пусть тогда исполнится ваша воля! — воскликнул засветившийся от радости Этериель. — Пусть день воскрешения из мертвых наступит в 1967 году, но лишь когда все жители Земли придут к согласию, что 1967 нужно назвать такой-то год и никакой другой!

— Да будет так, — сказал Владыка, и по этому его слову Земля приняла прежний вид вместе с Солнцем, Луной и всеми небесными светилами.

Было 7 часов утра 1 января 1967 года, когда Р. Е. Манн, вздрогнув, проснулся. Прозвучали самые зачатки той долгожданной ноты, которая должна была наполнить всю вселенную, и все же она не прозвучала.

На мгновение он склонил голову набок, как будто позволяя пониманию проникнуть внутрь, а затем легкая гримаса ярости промелькнула на его лице и исчезла. — Это была всего лишь еще одна проигранная битва.

Он сел за свой стол, чтобы составить дальнейший план действий. Люди уже говорили о реформе календаря, и ее нужно было бы стимулировать. Новая эра должна начаться с 2 декабря 1944 года, и когда-нибудь наступит новый 1967 год; 1967 год атомной эры, признанный таковым всем миром.

Странный свет озарил его голову, когда мысли проходили через его более чем человеческий разум, и тень Ахримана на стене имела маленькие рожки на обоих висках.