Они совсем не страшные, детка!

* * *

— К Вам можно, Профессор?

Взгляд оторвался от монитора и остановился на высоком человеке в форме. Он стоял в дверном проеме маленькой комнатки, заложив руки за спину.

— Генерал?.. Да, конечно, прошу.

Военный прошел вперед и сел на предложенный стул.

— Какие новости?

— Новости? — Профессор снял очки и протер их пожелтевшим платочком. — Если не считать того, что солнечные панели полностью функционируют и мы теперь имеем неиссякаемый источник энергии — никаких новостей нет.

— Приятно это слышать, после двух лет блужданий во тьме. — Военный потер подбородок. — Значит, теперь у нас есть возможность связаться с остальными выжившими?

— Боюсь что нет. Вторжение было очень четко спланировано, в тактике эраков не было даже малейшего недочета.

— Что Вы хотите этим сказать?

— Как Вы помните, в первый же час после нападения, они отрезали нам все коммуникации — вывели из строя спутники, перерубили телефонные кабели, заблокировали все возможные радиосигналы. Они оставили нас без возможности координировать свои действия, и человечество оказалось в худшем положении, какое можно себе представить — в одиночестве. Я прекрасно помню, что гарнизон Бергена проиграл только потому, что не смог связаться с Ставангерскими войсками. А Осло пал под ударами шведских ракет из-за помех в радиоэфире. Я ни в коем случае не хочу Вас как-то унизить или оскорбить, но вторжение соизмеримо разве что со взрывом гранаты в муравейнике. В данном случае мы — муравьи.

— Да-да, я понимаю Вас. — Генерал несколько мгновений молчал. — Ваша фамилия Верманд?

— Да генерал.

— А имя?

— Бенедикт.

— Бенедикт Верманд. — Генерал протянул эти два слова, словно пытаясь прочувствовать каждую букву. — Интересное сочетание. Имя шведское, даже скорее древнескандинавское, а фамилия норвежская.

— Так меня назвали родители. — С легким смущением, профессор пожал плечами. — Вся моя родня жила в Норвегии, а история семьи идет еще со скандинавских времен.

— Но как получилось, что Вы оказались здесь? Все-таки до Бергена полторы тысячи километров.

— Тысяча триста семьдесят три. — Профессор Бенедикт вздохнул. — Когда все началось, еще несколько часов я оставался в городе, потому что в парламенте собрали всех профессоров, ученых и тому подобных. Мы должны были в кратчайшие сроки выдать оценку ситуации с научной точки зрения. — Верманд посмотрел на генерала. — Разумеется, это было абсурдом, но выхода не было. Нас отвезли в бомбоубежище, туда же привезли трупы нескольких эраков. Даже не трупы, а то что от них осталось после ракетного удара. Информации мы извлекли очень мало, а времени было еще меньше. Когда стены затрещали от обстрела, в лаборатории нас было четверо — физик, биолог, химик и…

— И Вы, — генерал улыбнулся, — все вместе.

— Да, и я. Все остальные погибли наверху, когда обвалились стены здания. Пришлось выбираться.

— А почему вы не остались на месте? По современным правилам эксплуатации, убежища рассчитаны на многолетнее пребывание в них, большого количества людей.

— Да генерал, но то убежище, очевидно, не попадало в этот список. Хотя всему виной чиновники и бюрократы, не иначе. Еды на четверых хватило бы только на несколько дней, это из тех запасов, которые не были протухшими. Оборудование давно устарело, да и система воздухоснабжения была в аварийном состоянии. Я уже не говорю о санитарных узлах. — Генерал усмехнулся. — Пробыв там несколько часов и убедившись, что грохот взрывов так и не утих, мы решили двигаться дальше. Переодевшись в форму, которую вы сейчас видите на мне, мы собрали съедобную еду, фонарики, спички, кое-какое оружие — словом все, что могло пригодиться для выживания, набили этим большие рюкзаки и, пробравшись через канализацию, оказались за чертой города, где-то в сточных водах. — Профессор сделал паузу, прикрыв рот рукой. — Я давал себе слово не оглядываться, но не смог… Город был похож на огромный костер, над которым как искры летали корабли эраков. Было… было тяжело понимать, что где-то там горит вся твоя семья.

— Откуда Вы знаете? Много людей из Бергена выжило…

— Только не те, кто был заживо похоронен в доме номер семнадцать, по улице Беккетомтен… По досадной случайности первый удар пришелся именно туда, будто снайпер попал в крыло мухе…

— Вы… видели?..

— Дом взорвали через семьдесят две секунды после того, как машина парламента отъехала от моего подъезда… Моя мама старалась постоянно тренировать мой мозг — она приучила меня считать, сколько секунд занимает моя дорога…

— И что было дальше? — Генерал сожалел о своем неаккуратном вопросе и пытался свести разговор к другому. — После того, как вы выбрались из убежища…

— Мы сели в первую попавшуюся машину и поехали в аэропорт, лавируя среди хаоса. Страшная картина — люди бежали без оглядки, таща за собой детей, одежду, падая в канавы, утопая в болотах, реках, машины проезжали по упавшим… Это было жутко. Десятки людей гибли просто от паники… Выехали мы утром, а приехали только после обеда. Городские аэропорты были разрушены, оставался только дальний. Приехав туда мы обнаружили, что он пострадал еще больше. Всюду был огонь, трупы военных и простых людей, груды металла. Прямо у нас на глазах корабли Эраков взорвали огромный лайнер, взлетающий с горящей полосы. Хуже просто не придумаешь.

— Как же вы выбрались?

— Крис ходил на летные курсы. Кристиан Клейтон, биолог, мы учились вместе. — Бенедикт снова закрыл рот рукой, пытаясь держать себя в руках. — Мы пытались спрятаться в одном из ангаров и нашли там маленький моторный самолет.

— Смелые ребята. — Улыбнулся Генерал, потирая губы. — Настоящие отчаянные парни.

— Может быть. — Профессор грустно усмехнулся. — В той ситуации мы действовали исключительно по воле инстинкта самосохранения, а минимальные познания в биологии давали нам понять, что новый вид всегда уничтожает представителей другого вида, вторгаясь на его территорию. Самолет был двухместным, но мы забрались туда вчетвером. Эраки были заняты снующими машинами и пытающимися взлететь лайнерами, так что мы взлетели почти беспрепятственно.

— Почти?

— Аэропорт использовался и военными, поэтому военной техники было навалом. Перепуганные до смерти они палили во все стороны, так что у нас был пробит топливный бак, а хвостовые рули высоты практически вышли из строя. — У него вырвался легкий смешок. — Мы летели, оставляя за собой ровный шлейф черного дыма.

— И куда вы направлялись?

— Никуда. Мы вообще об этом не думали. Мы были так напуганы, что Крис просто жал на рычаги, стараясь как можно дальше убраться от всего этого ужаса. И раз уж я здесь, значит ничего не вышло. Когда мы оказались над водой, что-то закрыло солнце и стало темно. Это летел с небес Маркор.

— Машина для добычи воды?

— Наверно я был одним из первых, кто увидел его. Крис резко повернул самолет, но скорость была слишком мала. Маркор не раздавил нас, но когда он врезался в воду, поднялась гигантская волна. Она мгновенно потушила весь аэродром, а заодно смыла всех, кто на нем находился и накрыла нас. Теперь я знаю, что испытывает одежда, когда ее раскручивает стиральная машина. Ощущения были примерно те же. Самолет ударило с такой силой, что он пролетел вперед примерно километр — все это время нас неистово трясло внутри, засыпало осколками разбитых окон, било о стены и друг о друга. В этой тряске я потерял сознание и оказался между Альвиссом и Олом. Это меня и спасло. Их тела сработали как буферы… Получилось, что они спасли мне жизнь…

— А Ваш друг?

— Кристиан? Я нашел его тело метрах в двухстах от места падения… Ему… оторвало голову.

Военный глубоко и шумно вздохнул. Ему пришлось повидать немало за последние два года, но терять тех, с кем общался еще утром, было тяжело для каждого.

— Оттуда аэродром совсем не было видно. Меня закинуло далеко. Я с трудом различал дымовые шапки в небе, да очертания Маркора на воде. Я вытащил из разбитого самолета тела друзей, кое-как похоронил их, забрал запасы из их рюкзаков и направился вдоль побережья, подальше от грохота взрывов.

— Удивительная история. — Тихо сказал Генерал.

— А мне она кажется банальной. — Профессор вытер вспотевший лоб. — Каждый из тех, кто находится здесь, может рассказать такую же историю, ничуть ни скучнее. Нас всех объединяет одно — мы все потеряли кого-то в этой войне, но рады, что нашли друг друга.

— Вы смелый человек. Я встречал многих смельчаков, но Вы — из редкой породы тех, кто сохраняет самообладание даже в самой пиковой ситуации.

— Вы преувеличиваете, — засмеялся молодой человек, — и, причем самым бессовестным образом. До того дня я рос в интеллигентной семье, был отличником в школе и носил очки. Не имел успеха у девушек, был объектом всевозможных насмешек у юношей и коротал вечера погрузившись в книги. Этакий среднестатистический ботаник.

— А сейчас — тот, кто подарил двумстам семидесяти выжившим необходимую радость жизни — электроэнергию. Тот, благодаря кому раненые сумели выжить без необходимых медикаментов. И наконец, тот, кто сумел воссоздать работающую копию инфразвукового излучателя, который сейчас проходит стадию испытания в полевых условиях. — Генерал поднялся с места. — Вы можете думать о себе что угодно, правда лишь одна — каждый из нас может прожить целую жизнь, раскрыв свое предназначение лишь в ее конце. Или так и не раскрыв. Не важно каким Вы были раньше и как к Вам относились, важно здесь и сейчас. От Вашей работы зависит жизнь многих людей и, я не удивлюсь, если даже всего человечества и самое приятное во всем этом это то, что у Вас есть силы чтобы делать то, что Вы делаете. Бог дает только ту ношу, которую можно поднять.

— Вы верите в Бога?

Генерал улыбнулся.

— Не бывает атеистов в окопах под огнем.

Он вышел. Несколько мгновений ученый смотрел на дверь, прокручивая в уме слова Генерала, затем бросил взгляд на малюсенькое окошко под потолком, приподнимавшееся снаружи над землей всего на пару сантиметров. В это крохотное отверстие пробивался яркий солнечный свет. Губы озарила улыбка, Бенедикт тряхнул руками и застучал по клавишам компьютера.