Шаг вверх

— Он и об этом сказал. — Берия усмехнулся. Он говорит, что страна уже дала ему всё что можно, и даже больше, а он ещё не отдал всё что может. Поэтому то, что у него есть, он рассматривает как аванс. — Лаврентий Павлович помолчал. — Я бы предложил его избрать депутатом Верховного Совета, но это хорошее место только для того, кто уже сделал на профессиональном поприще всё что возможно, и хорошим вариантом для него является переход на общественную работу. Но мальчишке всего двадцать лет! Какая ему общественная работа. Нет, с людьми-то он управляется отлично. И с трудовыми коллективами, тоже, но пока ему самому интересно работать, как он говорит «с железками».

— Что уводит нас в сторону, не приближая к ответу на вопрос, как и чем мы можем отметить его заслуги. — Произнёс Сталин.

— Коба, ну что ты от меня хочешь? — Лаврентий Павлович недовольно стукнул ладонью по столу. — Давай ему ещё один Орден Ленина дадим. Да хоть Героя Соцтруда, или бюст на родине.

Сталин помолчал, посмотрел долгим взглядом на трубку, со вздохом убрал её в карман, и стал собирать набор для чистки в пенал.

— Есть мнение, что нужно поднять авторитет товарища Мечникова. Принять его в члены Центрального комитета Партии[1] и поручить открытие новой дороги Ленинград — Москва.

Это было очень серьёзно. Такие масштабные стройки заканчивали только первые лица государства. Берия задумался. Конечно можно было подать это под тем соусом, что Александр эту дорогу придумал, сделал первые эскизы и даже посчитал на вычислителях экономический эффект. Он же защищал проект перед правительственной комиссией. Но вот это… Ленточка под телекамеры, митинг строителей, вручение наград, и всё это будет показано по телевидению и перед киносеансами в киножурнале «Новости дня». И это не мутное фото в газете где ничего не разглядеть, или фотография в журнале, который читают немногие. С этого момента лицо Мечникова будут узнавать все.

А советский народ очень внимательно следит за сигналами такого рода. Можно сказать, что после такого представления, рейтинг Мечникова поднимется на уровень зампреда правительства. Хотя он и сейчас вполне на уровне. Но после того, как он перережет ленточку и вручит награды, он точно будет восприниматься как будущий руководитель страны.

— А не испортим мы его? — Спросил Берия, давая понять Сталину что согласился с его предложением, и остались лишь мелкие технические моменты.

— Пока же не смогли. — Сталин усмехнулся. — Да и не завтра мы его двигаем на солнцепёк. Лет десять путь оботрётся, поймёт до конца как у нас тут всё работает… Может даже в армии послужит. Кстати, неплохая идея, для молодых кадров — послужить в армии хотя бы лет пять — восемь. Посмотреть, как проявит себя работая непосредственно с людьми. Кто сейчас его курирует от партии?

— Надя Крупская. — Берия вздохнул и закатил глаза. — Ты же её знаешь. Умна как дьявол, но увлекается. А парень видный, вот её и штормит.

— А от органов безопасности?

— Так Артузов же. — Берия удивлённо посмотрел на Сталина. Вполне компетентный и грамотный специалист. А если учесть, что он долгие годы давал оценку устойчивости наших агентов, и ни разу не ошибался…

— А с охраной что? — Сталин встал с кресла и прошёлся по комнате.

— Госконтроль. — Сталин пожал плечами. — Там правда несколько наших парней из Партконтроля, но сам не бедная овечка. — Берия усмехнулся. — Жахнуть может так, что мало никому не будет. — Он кивнул. — И всё-таки вручение наград, нужно провести с человеком более значимым. Булганин, там, я или ты. Но ты прав, Коба. Нужно обозначить новый статус парня.

— Да. — Сталин остановился у окна, и посмотрел куда-то вдаль. — Понимаешь, эти все люди, герои войны, и организаторы производства, они все из вчера, а кое-кто из позавчера. Мы — хороший грузик, для того, чтобы страна правильно ориентировалась в потоке. Хвостовое оперение если хочешь. Но если не будет головы, так сказать острия стрелы, мы неизбежно зарулим на обочину. И хорошо если просто на обочину, а не в пропасть. До пятьдесят седьмого так всё и шло. Мы по капле, по сантиметру, но неумолимо смещались с осевой линии истории. Ты представляешь, мне как-то приснилось что Никитка Хрущёв, ну ты должен помнить этого деятеля, так вот Никитка стал после меня Генеральным секретарём. Уж он бы наворочал дел.

— Это после этого ты решил передать власть мне? — Берия взглянул в лицо Сталина.

— Да, Лаврентий. — Сталин кивнул. — Ты впереди, я за твоей спиной, мы образовали удивительно устойчивую конструкцию. Словно две головы в одном месте. Ещё десять — двадцать лет, и ты уйдёшь, оставив вместо себя надёжного человека. Но и я, и ты, и будущий генеральный секретарь, мы все балласт, который помогает кораблю прямо сидеть на воде. А должны быть люди, которые поведут корабль. И не куда-нибудь, а в завтра, где у наших детей будет лучшее в мире образование, у рабочих и служащих надёжное будущее, а у стариков, сытая и тёплая старость.

Москва, Солнечный.

А Александру Мечникову было не до партийных раскладов. Он работал у себя в кабинете, когда услышал вой пожарной тревоги, и накинув пиджак поспешил к месту пожара.

Там уже суетились бойцы пожарной охраны Солнечного, поливая издали горевшую бытовку.

— Что случилось? — Требовательно спросил Александр у старшего пожарного расчёта. Тот было попытался отмахнуться, но узнав кто перед ним, вытянулся по стойке смирно.

— Загорелась бытовка, товарищ Мечников. Так во всяком случае говорят рабочие. Но огонь уж больно сильный. А там, за стальной переборкой, кислородная станция. Если лист прогорит, то взрыв будет такой, что полцеха развалится. Бытовку потушить не можем. Горит там что-то серьёзное. Но пытаемся достать до переборки и поливать её водой, чтобы отсечь пламя.

Александр кивнул, посмотрел по сторонам и не найдя глазами заводское начальство, пошёл ко входу в цех, через который можно было пройти в кислородную. Там, у дверей стоял неизвестный мужчина, который загораживал проход, и орал во всю глотку чтобы все уходили.

Мечников, не вступая в спор, пробил мужчине в солнечное сплетение, и аккуратно опустив бесчувственное тело на землю, вошёл в пристрой, где складировали кислородные баллоны. Тут их было с полсотни, хотя положено было иметь запас ровно на смену, а это около пяти штук.

Стенка между бытовкой и складом баллонов уже светилась светло-красным, и от неё плотно пыхало жаром, словно из печки.

Увезти баллоны уже не успеть. Двери маленькие, даже погрузчик не загнать. Оглядываясь, Александр мучительно соображал, что делать пока не хлопнул себя по лбу.

— Вот я дебил. — Он сплюнул на бетонный пол, и одним коротким взмахом руки, скастовал «ударное ядро» выбивая кирпичную стену между пристроем и улицей, а затем собрав триграмму «поглощение», стал загонять в неё энергию, пока лютый холод не выгнал его наружу. Мужчина, которого Александр так невежливо попросил отойти, уже куда-то делся, поэтому опасаясь попасть под поток воды из брандспойта, Мечников вышел не через проделанную им дыру, а через основные ворота цеха.

На месте горевшей бытовки, уже не было не огня ни дыма, а только огромный кривой ком снега пополам со льдом, и лужа, которая быстро покрывалась коркой льда.

— Ваша работа? — Начальник Отдельной военизированной пожарной части майор внутренней службы Симонов, кивнул Александру и пожал протянутую руку.

— Моя. — Александр кивнул. — Но вы, Олег Семёнович не расслабляйтесь. Я на это дело и трудовую инспекцию натравлю, и пожарных следователей, и вообще кого смогу. Если бы баллоны рванули, там половину цеха разнесло бы в клочья. А каждый станок на вес золота. Поэтому, поднимаете своих офицеров, и чтобы во всём Солнечном, пожарная безопасность была как на показательном объекте. Не можете исправить, закрывайте нахрен. Я знаю у вас есть такое право. Потом будем разбираться. Но если ещё раз что-то подобное произойдёт, вы как огромную удачу, будете рассматривать десятку на лесоповале.

Москва, дом на Площади Восстания

Утро, начавшись с долгого поцелуя прекрасной дамы, было сразу же испорчено телефонным звонком от Артузова, который отругал подчинённого, за присутствие на пожаре.

— Артур Христианович, — произнёс Мечников, когда министр Точмаша наконец выдохся, — теперь пожалуйста послушайте меня. Завод номер два, он не просто дорогой. Он обошёлся бы стране, наверное, вдвое дешевле захоти мы, поставить такие же по весу станки из золота. Но самое главное, мы вот этот второй собирали по всей стране. Ограбили три десятка заводов, где эти станки тоже очень были нужны. И если бы мы потеряли хотя бы часть, то все планы по выпуску продукции можно было бы отправлять в корзину. Пятьдесят баллонов с кислородом. Слышите? Пятьдесят штук, даже просто разорвавшись от давления, наделали бы столько бед, что разгребать их пришлось как минимум год. И разгон на Центральной Контрольной Комиссии, это меньшее из зол. Меня бы убрали куда-нибудь завлабом, а вас, отправили в Гурзуф, или обратно готовить кадры, в ну очень закрытом учреждении. Вы меня не ругать должны, Артур Христианович. А облобызать троекратно, за то, что я спас свою, вашу и другие задницы, от жестоких надругательств. Но это не значит, что я, в свою очередь не сделаю с ними того, что могли сделать с нами. Так что приглашаю вас к десяти, в Солнечный. Будем раздавать всем сестрам по мозгам.

В кабинет вошла Маргарита Терехова, кутаясь в пушистый халат.

— Ты кого так отчитывал? — Она зевнула, показав ровные белые зубки, и не спрашивая села на колени Александра, обняв его за шею.

— Да, так. С сослуживцем разговаривал. — Александр бросил взгляд на часы, стоявшие на рабочем столе. — Так. Время семь, а мы с тобой неумытые и непозавтраканные. И поскольку у нас есть немного времени, предлагаю сделать это вместе. — Александр встал, подняв Маргариту на руки, и понёс в ванную.

[1] ЦК КПСС в разные периоды советской истории в нашей реальности насчитывал до 400 членов.