ГУЛАГ уже не тот, но кое-что осталось

Анализируя эти два года работы непосредственно с заключенными, с одной стороны, я иногда думаю, что, как говорят, это хорошая школа, но лучше ее закончить заочно. Конечно, были неприятности. То тракторист на тракторе после ремонта без кабины проедет, то станок раскуроченный уговорят на баланс принять, а потом откажутся его списать, то пообещаю лично главному инженеру управления выполнить план, и приписать несколько десятков шпал, хотя сырья для их производства не было. В общем на производстве всегда случаются какие-нибудь неприятности, но всегда находились люди, которые помогали мне преодолевать эти неприятности.

С другой стороны, я понимаю, что хорошо, что такая школа была. Грязь лагерей ко мне не пристала, а я стал лучше разбираться в людях, научился с наименьшими потерями выходить из критических состояний. Конечно, в зоне всякие люди есть. Сами заключенные говорят, что нашего брата надо процентов двадцать расстрелять без суда и следствия, а остальных выпустить на волю. Они не опасны для общества. Вопрос только в том, как рассортировать этих людей.

Преступный мир, это жестокий мир. Но и в самом плохом надо находить что-то хорошее. И у преступников есть чему поучиться. Например, у них слово — закон. Пообещал, умри, но выполни. Это хорошее и перенял начальствующий состав. У них не было протоколов, стенограмм и прочей ерунды.

Мое обостренное чувство справедливости и умение держать свое слово создали уважительное к себе отношение заключенных. Меня не убили и ни разу не побили. Характерен случай, который произошел со мною уже после института.

Я, как представитель управления, поехал с ознакомительной поездкой по предприятиям. На одном подразделении строгого режима я обходил цеха и выслушивал жалобы заключенных. Один из них стал агрессивно жаловаться на администрацию. Я, как положено, предложил ему прийти вечером на планерку, там буду представители администрации, и мы во всем разберемся и примем меры. Он продолжал препираться, дескать, все Вы обещаете, но ничего не делаете. И вдруг откуда-то появляется заключенный вальяжного вида и накинулся на скандалиста.

— Ну ты, заткни свое хлебало. Этот не такой, этот если сказал, то сделает.

Я удивился:

— А откуда Вы меня знаете?

— Ты работал в Певью?

— А вы, что там срок отбывали?

— Нет, я все время здесь.

— Так откуда же Вы меня знаете? Тем боле, что пять лет прошло.

— Наше радио все знает, а срока у нас большие.

Это была хорошая рекомендация мне, как представителю вышестоящей организации.

Другой случай произошел несколько позже. На этом же предприятии забастовала бригада. Не хотят переходить на новую технологию. На старой легче было использовать «мертвых душ», которые не работали, а деньги получали. Местные власти знают причины, и знают кто за этим стоит, но ничего не могут сделать. Уже и пахана посадили в БУР (карцер), а бригада все равно не работает. Пришлось выезжать мне на место разруливать ситуацию.

Со мной вместе совершенно случайно оказался в одном номере гостиницы начальник оперативного отдела управления. Специалисты знают, что в оперативных отделах простые офицеры не работали. Там подбирали людей особых. Вот такую особенность и проявил начальник отдела.

В тот день появилась тревожная информация, что один заключенный буйствует. Забаррикадировался в бараке, машет топором, кому-то угрожает. Начальник срывается с места и бежит на место ЧП. Распоряжается разобрать баррикаду, открывает дверь и безоружный входит в комнату. Дебошир с топором бросается на него. Одно движение руки оперативника, и дебошир рухнул на пол, как мертвый. Вот такие люди работают в оперативных отделах.

Когда мне рассказали об этом, я решил воспользоваться ситуацией, и попросил начальника лагеря поговорить с паханом в БУРе. Сначала он и слышать не хотел: не положено. Но я уговорил его.

— Ладно, пойдешь с надзирателем.

Пошли. Пахан наотрез отказался разговаривать в присутствии надзирателя. Я попросил его постоять за дверью. С неохотой согласился. Спрашиваю пахана:

— Вы знаете, кто я?

— Да, знаю.

— Вы знаете, что случилось сегодня в зоне?

— Да, знаю.

— Вы знаете кто разрулил ситуацию?

— Да, знаю.

— Так вот с этим человеком я живу на одной лестничной площадке и сейчас живу с ним в одном номере. Одно мое слово, и Вас сегодня же отправят по этапу к черту на кулички, откуда Вы не сможете руководить. Половину бригады посадят, остальные пойдут работать. Вам это надо? Наверняка, нет. И я не хочу этого делать. Хочу договориться с Вами по-хорошему. Я максимально смягчу условия работы бригады, а Вы снимаете свой запрет. Договорились?

— Договорились, начальник. Я тебе верю. Другому бы не поверил.

На следующий день бригада вышла на работу в полном составе и работала нормально.

Работая в управлении, я семьей жил в городке, который даже не районный центр. Это узловая железнодорожная станция на трассе Москва — Воркута. Скорый поезд на Воркуту приходил вечером часов в семь. В вагон — ресторане всегда продавалось вкусное молоко в трехгранных пакетах. Для маленькой дочки это было то, что надо. И мы с женой приходили к этому поезду, чтобы купить молока.

Иногда, пока ждали поезда, прогуливались по перрону. И вдруг слышим:

— Здравствуйте гражданин начальник!

— О, привет! На волю с чистой совестью?

— Да вот освободился, домой еду.

— Ну счастливо тебе. Только какой я тебе гражданин. Ты уже сам гражданин.

— Да я по привычке.

Через какое-то время опять:

— Здравствуйте гражданин начальник!

Так приветствовали меня освободившиеся заключенные, отдавая мне дань уважения. Это повторялось несколько раз. Жена возмутилась:

— Всё, больше я с тобой на станцию не пойду.

Пришлось одному за молоком ходить.

Что мне нравилось на Севере, так это дружелюбная атмосфера. Сотрудники на работе разругаются вдрызг, а вечером вместе пьют пиво. Ни подсиживания, ни подзуживания, ни злорадства там не встретишь. И полное отсутствие анонимок. На партсобрании можно как угодно критиковать начальство, и никаких оргвыводов не последует. На себе не раз испытал. Позже в Киеве никак не мог привыкнуть к тому, что все происходит наоборот. Так что на Севере есть что позаимствовать.