Когда в задаче одни неизвестные

За обедом

Сенька Плахов пока слесарничал в депо, учиться на помощника машиниста только собирался, и тетка, Ангелина Ивановна, не считала его настоящим железнодорожником. Говорила: «Слесарничать можно и в артели «Напрасный труд». Настоящий железнодорожник — мужчина — машинист тепловоза, на худой конец — путеец». Сенька, в свою очередь, не считал настоящей железнодорожницей тетку, и сейчас, за обедом, подтрунивал над ней. Дурашливо-спокойным тоном утверждал: работники багажной конторы (следовательно, и тетка) — так себе, мелкие чиновники от счетоводства.

Ангелина Ивановна, конечно, видела, куда гнет племянник, но ее занимало совсем другое, и она помалкивала. Отец Сеньки был в поездке, он тоже подшутил бы над Ангелиной — она доводилась ему сестрой. А мать Сеньки, Анна Васильевна, глуха к пикировкам сына с Ангелиной. Ее больше интересовало, сколько стоит сейчас картошка на базаре.

— Не волнуйся, — заметила Ангелина Ивановна, — вот-вот подвезут эту самую бульбу из средней полосы России.

Сказала — и опять к своим мыслям. Не могла забыть: позапрошлой ночью, на перроне, раненый ножом — лежал, бедный, зажал рукой живот, на руке, на всех пальцах, — кровь, а сейчас ведь не война, сейчас мирное время... Не могла забыть и сотрудника милиции, который расспрашивал об этом раненом, о парнях, что звонили от дежурного по станции... Сегодня слышали: умер раненый. Она уже рассказывала об этом Анне Васильевне, но, видимо, до конца не выговорилась.

— Горе-то какое родственникам, — сказала она сейчас, продолжая вслух свои рассуждения. — Это ведь надо...

Сенька не понял, о чем речь.

— Кому горе-то, тетя Ангелина?

— Парня ножом убили. В нашу смену было...

— А, это всем известно... И ты говорила.

— Говорила... Ищут теперь преступника, и к нам заходили из милиции.

— A-а, ищут, — пренебрежительно махнул рукой Сенька. — Ищут, но не найдут. — Чуть поколебался. Похвалился: — А мой знакомый помощник машиниста знает, кто убил.

— Этот поммашиниста — Шамов, твоя любовь? — спросила Ангелина Ивановна, не поднимая глаз от дыни, которую разрезала в эту минуту.

— А хотя бы и он. Я с ним дружу.

— Он что, сам видел?

— Говорит, видел.

— Милиции рассказал об этом?

— Он что, дурной?

— То есть, как ты сказал? — строго посмотрела тетка. Неторопливо положила нож рядом с дыней.

Сенька знал: сейчас с теткой лучше не заводиться. И все же повторил:

— Я сказал: «Он что, дурной?»

— Это почему же?

— А ты не знаешь, как таскают свидетелей?.. И на кого нарвешься. А то скажешь — дружки того пришьют тебя, чтоб следующий раз не вертел языком...

Ангелина Ивановна поднялась из-за стола.

— А ну, мой руки, пошли, — скомандовала она Сеньке.

— Куда? — удивился тот. — Мне через полчаса на работу.

— Я позвоню твоему начальству... А пойдем в милицию.

— Это зачем?

— Как «зачем?» Расскажешь, как и что тебе говорил твой приятель Шамов.

— Зачем мне это нужно?.. И мы ведь так, вдвоем говорили...

— Ах, тебе не нужно? — глаза Ангелины Ивановны сузились, побелели. — Тебе, комсомольцу, не нужно? Не модно, да?

— Геля, охланись, — ввязалась Сенькина мать.

— Нет, Анюта, не охланусь. Да какой же он комсомолец?..

— А чего Сенька?.. Несмышленыш ведь...

— Брось, Анюта, не криви душой. Придумала — «несмышленыш». — И Сеньке: — Собирайся, идем в милицию. А не пойдешь — одна схожу. А потом — в вашу комсомольскую организацию, все скажу, настою, чтоб гнали тебя в шею из комсомола — болтать только умеем... И поммашиниста тебе не быть: на транспорте не нужны трусы и слизняки, так и знай...

— Нет, Геля, не пущу я его, — поднялась из-за стола и Анна Васильевна. Губы ее дрожали. — Не хочу оплакивать своего сына, не хочу, чтоб ему ножик в бок!..

— Ты что, Анюта? Совсем потеряла разум? — опешила Ангелина Ивановна. — На тебе лица нет.

— Не пущу!

Ангелина Ивановна поморщилась.

— Ладно, не кричи... Сейчас пойду, возьму материальчик ему на пеленки.

Анна Васильевна заплакала, пошла в спальню.

— Сумасшедшая — ты, ты...

— Ладно уж, какая есть...

Ангелина Ивановна, не глядя на Сеньку, пошла к вешалке.

— Тетя Ангелина, — тихо сказал Сенька, — сейчас или... Пойдем.