Красный гаолян

— Это сколько же вина нужно? — спросил дядя Лохань.

— Сколько нужно, столько и используйте.

Работники принесли на коромыслах несколько вёдер вина и облили всё вокруг. Бабушка стояла в винных парах, растянув губы в улыбке.

На эту масштабную дезинфекцию ушло девять чанов вина. Когда всё облили, бабушка велела работникам взять новые тряпки, вымочить в вине и протереть всё, что можно протереть, по нескольку раз. После этого стены побелили известью, окна и двери покрасили, на кан постелили свежую солому, поверх новую циновку, обустроив новый мир.

По окончании работ бабушка выдала каждому из работников по три серебряных юаня.

Торговля вином под руководством бабушки и дяди Лоханя набирала обороты.

На десятый день после «большой дезинфекции» пары вина рассеялись, и приятно пахло свежей побелкой. Бабушка с лёгким сердцем отправилась в деревню и купила ножницы, красную бумагу, серебряные иголки, золотые нити и ещё кучу женских штучек. Вернувшись домой, она забралась на кан и, повернувшись лицом к окнам, оклеенным новой белой бумагой, взяла ножницы и принялась вырезать бумажные узоры, чтобы наклеить на окна. У бабушки были золотые руки, в девичестве в родительском доме она очень часто занималась вырезанием из бумаги и вышиванием в компании девочек-соседок и зачастую превосходила их в мастерстве. Бабушка была видной мастерицей и внесла значительный вклад в развитие искусства вырезания из бумаги в нашем дунбэйском Гаоми.

В Гаоми рисунки из бумаги получаются ажурными, но без излишеств, в них воплощается полёт фантазии и самобытный стиль.

Бабушка взяла ножницы и для начала вырезала из красной бумаги квадрат, а затем её душу внезапно словно молния поразила тревога, и, хотя она продолжала сидеть на кане, душа её давно уже вылетела за окно и кружила над морем гаоляна, словно голубь… Бабушка с детства редко выходила за ворота и почти ни с кем не общалась, сидела взаперти, практически в изоляции. Когда она более или менее подросла, то по воле родителей второпях вышла замуж — как говорится, «родители решили, сваха познакомила». Но за последние десять с лишним дней всё перевернулось с ног на голову, словно ветер поменял направление, дождь переворошил ряску, и на озере сплошь плавали поломанные листья лотоса да пара уточек-мандаринок. За эти десять с небольшим дней бабушкино сердце то купалось в меду, то погружалось в ледяную воду, то варилось в крутом кипятке, то вымачивалось в гаоляновом вине — оно обрело тысячу разных вкусов и покрылось десятью тысячами шрамов. Бабушка ждала чего-то, но сама не понимала чего. Она взяла ножницы, не зная, что бы вырезать, все её оригинальные задумки рассыпались из-за хаоса произошедших событий. Мысли прыгали с одного на другое, бабушка услышала, как с осенних равнин и гаоляновых полей, источавших запах вина, донёсся жалобный стрёкот кузнечика. Бабушка словно бы увидела перед собой это маленькое ярко-зелёное насекомое, сидевшее на светло-красном гаоляне и крошечными тонкими усиками задевавшее крылья. Бабушке на ум внезапно пришла смелая и оригинальная идея: вырезать кузнечика, который выпрыгнул из прекрасной клетки, сидит теперь на покрывале и стрекочет.

Бабушка вырезала кузнечика, сбежавшего из клетки, а потом ещё оленёнка, у которого из спины росла дикая слива, — оленёнок, гордо вскинув голову и выпятив грудь, гулял на воле в поисках прекрасной новой жизни, беззаботной, ничем не стеснённой.

Моя бабушка всю жизнь прожила под девизом «великие деяния не требуют точного соблюдения этикета, а важным обрядам не чужды маленькие уступки». В своих устремлениях она поднималась выше неба, а судьба оказалась тонкой, как бумага; она осмелилась сопротивляться, осмелилась бороться, и привыкла к такой жизни. Так называемое становление человеческого характера для своего завершения, несомненно, требует объективных условий, но если нет внутренних условий, то все объективные насмарку. Правильно сказал председатель Мао Цзэдун, что под воздействием тепла из яйца может вылупиться цыплёнок, но из камня цыплёнок не вылупится. А Конфуций говорил: «Из гнилого дерева хорошей вещи не вырежешь, а к стене из сухого навоза штукатурка не пристанет».[69] Я думаю, так и есть.

Оригинальные идеи узоров на бумаге в полной мере отражают то обстоятельство, что она была выдающейся женщиной. Только она осмелилась бы поместить ветку сливы на спине оленя. Всякий раз, когда вижу рисунки, вырезанные бабушкой из бумаги, я испытываю благоговение. Если бы бабушка выбрала литературную стезю, то посрамила бы целую толпу писателей. Она была творцом, знающим цену своим словам, и раз она решила, что кузнечик вырвался из клетки, значит, он вырвался, раз сказала, что у оленя на спине растёт дерево, значит, так и будет.

Бабушка, твой внук по сравнению с тобой так же хил и слаб, как вошь, голодавшая три года.

Она вырезала рисунок из бумаги и тут внезапно услыхала, как ворота со скрипом открылись, и знакомый и в то же время незнакомый голос громко крикнул со двора:

— Хозяева, нанимаете работников?

Ножницы выпали из её рук на кан.