Синдром Вильямса

Глава 1. Шестое чувство

Я проснулась без будильника. Чувство времени вернулось ко мне совсем недавно, недели две назад. И когда я, открыв глаза, первый раз поняла, что знаю до секунды, сколько сейчас времени, я по-настоящему обрадовалась. Хотя искренне думала, что это уже невозможно.

Нет, в первое время после перехода я ждала, что вот-вот ко мне начнут возвращаться все мои чувства и способности. Но день шел за днем, месяц за месяцем… Ожидание сменилось верой, вера — надеждой, а потом угасла и она. Не знаю, почему я выжила в то темное время — спасла ли меня клятва, или Софья Степановна — женщина из дома-интерната, которая взяла меня на работу без документов, без рекомендаций, без жилья. Последнее, впрочем, меня волновало мало, я могла бы продать одно из своих оставшихся украшений и снять комнату где-нибудь рядом с интернатом, как уже делала сразу после перехода. Но Софья Степановна выделила мне место в комнате для персонала, так что на одну бытовую проблему стало меньше. Я ухаживала за стариками, мыла их, кормила, меняла одежду, слушала их разговоры… И плакала от бессилия, что не могу почувствовать, что у них болит, не могу ничего изменить, исправить. Потому что раньше — смогла бы. Мне не хватало этих способностей, как воздуха, как воды, как света.

Зрение, слух, вкус, обоняние и осязание — вот все, чем я пользовалась долгих три года. И это, между прочим, весь набор, который доступен типичным жителям этого мира. Все, что выходит за рамки восприятия первичными органами чувств, здесь называют по-простому — «шестое чувство». У одних это интуиция, у других — ориентация в пространстве, у третьих — восприятие магнитных полюсов планеты. Гипервосприятие органами чувств тоже попадало под «шестое» чувство. Однажды в приступе особенно плохого настроения я сосчитала все «шестые чувства», которыми я пользовалась в нормальном состоянии, до того, как оказалась здесь. Их оказалось двадцать четыре. Не считая умений, которыми я обладала с рождения, но которые потерялись при переходе. И если на восстановление чувств я все-таки могла надеяться, потому что наша нервная система обладает хорошей памятью, то как поведут себя врожденные способности к целительству, я не знала. Генетическая память, по идее, не должна была никуда исчезнуть. Но теория и практика — разные вещи. Я перестала об этом думать, когда потеряла веру в то, что стану такой, как раньше.

Но сейчас, поднимаясь с постели, я впервые за много дней задумалась, что делать дальше. Не в смысле, в какой очередности принимать душ, завтракать и одеваться, а в самом глобальном смысле. Регенерация началась. Пройдет полгода или год, может, пять лет, но я все равно вернусь в прежнюю форму. Что тогда?

Заниматься тем, чем я всегда занималась, то есть лечить? Без документа о местном образовании я не смогу. А местное образование — это шесть лет. И здесь медицина была той, которую я любила меньше всего — синтетические лекарства, биохимические костыли, грубая хирургия.

Уходить в мир, более подходящий для жизни? Сколько сил уйдет на такой переход и смогу ли я восстановиться? У меня не было желания экспериментировать. Да и какой мир для меня теперь более подходящий? В любом месте могут оказаться охотники. Снова заводить семью, устраивать безопасное убежище, дрожать за каждый шаг? Нет, я не готова. Я вообще не готова жить, раз уж на то пошло. Но, кажется, тетушка Гацания была права. Каждый раз, когда я опускала руки, падала в прямом и переносном смыслах на дно и думала, что все, больше я не сделаю ни шагу, проходило немного времени, и я снова поднималась, очищала себя от обломков прошлой жизни и продолжала жить дальше. Более того, не просто продолжала, а искала пути подняться вверх. Сейчас я находилась на плаву. У меня были документы, работа, место для жизни и даже небольшие сбережения. Клятва, чем бы она ни была и как бы она ни действовала на нас, работала. Даже когда я была против.

Попробовать найти своих в этом мире? Эта идея приходила мне в голову не в первый раз. Помню, года два назад в библиотеке я изобразила крайнюю растерянность и сказала, что мне нужны книги по истории народа, у которого нет своей родины, которых всюду подстерегают враги, который вынуждены скитаться по всей земле. Меня отправили в отделы иудаизма, антисемитизма и истории Израиля. Вдоволь налюбовавшись чернобровыми носатыми лицами, я признала, что ошиблась. Наш народ не имеет ничего общего с евреями. Зато я просветилась по поводу местных мировых религий, и это было очень полезное знание. Итак, можно попробовать найти своих. Но неизвестно, как это делать. И есть ли они в этом мире.

Продолжать двигаться дальше? Но куда? В чем смысл моей жизни? Я не знала. Сейчас не знала. Но кажется, в прошлой жизни ответ мне был известен. А вот прямо сейчас мне нужно наконец выбраться из-под одеяла, добежать до душа и отправиться на работу. Завтракать придется уже где-то по пути, потому что время, отведенное на завтрак, я посвятила планам на будущее. Полезное дело, но на него можно потратить не то что минуты — часы и даже сутки.

Я вошла в пустой, темный еще кабинет и сказала «Доброе утро!». Видимо, поздоровалась с местными обитателями: двумя молоденькими фиалками, роскошным лохматым папоротником и старой изогнутой солянкой. Нет, я не понимала язык трав и цветов, но я знала, что они гораздо более живые, чем выглядят, хотя и не чувствовала этого.

Работа… работа у меня простая. Я и не претендовала на большее. Главное, чтобы хватало на еду, кое-какую одежду и оплату жилья. Мне с трудом удалось добыть самые необходимые документы для жизни, благодаря все той же Софье Степановне, ее связям и моему амулету, который помог ее дочке забеременеть. Амулет был простенький, сделанный еще в до перехода сюда, и сделан был на всякий случай — для миров, где не было знаний о контрацепции. Он всего лишь менял цвет в дни, когда женщина была фертильной, вот и все. Но этого оказалось достаточно, чтобы дочка Софьи Степановны стала мамой, а сама Софья Степановна раздобыла мне паспорт. Я подозревала, что паспорт принадлежал кому-то из тех людей, которых привозили зимой в наш морг, но предпочитала не спрашивать. С паспортом я смогла получить какие-то не очень понятные мне карточки и даже запросить копию аттестата, а год спустя сменила чужую фамилию в паспорте на свое родное имя. Так началась моя легальная жизнь. Но диплома о специальном образовании у меня не было. А судя по аттестату, училась я из рук вон плохо. Это значило, что никакой работы сложнее отправления и получения почты, мне не светит. Собственно, моя работа заключалась именно в этом: получить письмо с техническими требованиями, передать в отдел дизайна, в назначенный срок забрать макет и отправить в редакцию. Потом купить журнал, вырезать оттуда страницу с нашей статьей, оторвать обложку и подшить все это в папку. И таких папок у меня было около сотни — по числу изданий, с которыми сотрудничала компания, где я работала.

Я вздохнула и села за свой стол. Теперь, когда ко мне начали возвращаться мои шестые, седьмые и остальные чувства, мое занятие начало казаться мне бессмысленной тратой времени. И подозреваю, чем дальше, чем больше я буду становиться собой, тем меньше любви будет у меня вызывать моя работа. Особенно в такие дни, как сегодня, когда переделаны почти все дела перед большими выходными и у меня будет свободное время…

Что ж, доброе утро, компьютер, доброе утро, стол, доброе утро, я. Кем бы ты ни была, Крепис, давай-ка заканчивай свои самокопания и занимайся тем, за что тебе платят деньги. И кстати, для начала не забудь позавтракать.

На кухне, как всегда по утрам, было многолюдно и шумно. Руководители отделов и директор компании приходили на час позже нас и потому многие предпочитали этот час «работать» на кухне. Нет, даже прожив три года среди этих людей, я все еще с трудом понимала их. Да, первое открытие меня ждало, когда я открыла их учебник по биологии и выяснила, что у них две спирали ДНК. Я первый раз встречалась с такими существами. Более того, я всегда думала, что внешне они будут сильно отличаться от нас. Но нет! Как раз внешних отличий было не так уж много. В массе своей они были выше, но не настолько, чтобы мой рост казался чем-то аномальным. У них были более густые и красивые волосы, больше похожие на шерсть животных или гривы лошадей. Маленькие круглые уши, сидящие по бокам. И большие круглые глаза. Когда я впервые увидела людей, то подумала, что шансов выжить у меня мало. Мне казалось, мы отличаемся как небо и земля. Но за три года никто не заподозрил во мне чужака, представителя другой расы, а это значит, что мы действительно очень похожи. И те отличия, что заметила я, несущественны для остальных. Но их поведение было для меня настоящей загадкой.

— А Кристина у нас будет эльфом, — услышала я голос Валентины. — Правда, Кристин?

Я оторвалась от заваривания чая и обернулась. Валентина и ее подруги, видимо, придумали что-то гениальное и теперь пытались воплотить свою идею в жизнь. Я их боялась. В числе их увлекательных затей был двухдневный сплав по реке на байдарках, дикая пиратская вечеринка в парке отдыха и ночная экскурсия по городу. В этих планах был единственный недостаток — они были оторваны от реальности. Так, ровно середина речного маршрута пролегала через территорию электростанции, куда нас, естественно не пустили, и нам пришлось идти в обход по лесу. Естественно, байдарки мы несли на себе. На пиратской вечеринке через десять минут после разжигания костра к нам прилетел вертолет пожарной охраны и лично потушил огонь. Сырое мясо и холод почему-то не вызвали радости у участников, хотя потом Валентину все утешали, что она «не виновата». А экскурсия по ночному городу была даже по-своему увлекательной, пока мы не выяснили, что по ночам муниципальные туалеты закрыты, а кафе работают до двух часов ночи…

— А что мне придется делать?

— Ну, мы планируем вечеринку…

Я напряглась. Еще одну вечеринку? Зимой?

— Надеюсь, не с костром? — уточнила я на всякий случай.

Все рассмеялись. Вообще, я не всегда понимаю, почему некоторые мои слова вызывают бурю хохота. Но я научилась делать вид, что у меня такая своеобразная манера шутить.

— Да нет, в офисе. Завтра, в конце дня. Все равно после обеда уже работы не будет. Но все должны прийти в костюмах с самого утра. И так работать.

— В костюмах, значит? — мрачно спросил кто-то рядом со мной. Это оказался мальчик из монтажной. Кажется, мы с ним были единственными, кто не разделял общего энтузиазма. — Я буду в костюме менеджера, так и быть, надену костюм и галстук.

Видеомонтажеры не вели деловых переговоров, поэтому одевались более вольно, чем большая часть офиса. А непосредственно этот мальчик, кажется, вообще носил только джинсы и клетчатые рубашки. Не помню, чтобы я видела его в чем-то другом.

— Неет, Матвей, так не пойдет! — возразила Валентина. — Каждый отдел будет представлять легенды и мифы какой-то конкретной страны. Рекламщики нам визуализируют кельтскую мифологию…

— Почему?

— Да у них там каждый второй — тролль. Одна Кристинка как эльф.

— Хорошо, — согласилась я, — как скажете. Эльф — значит, эльф. Главное, чтобы не я одна завтра в костюме пришла.