Синдром Вильямса

— Да и неважно, — он махнул рукой. — Так расскажите мне, прекрасная леди, как вы с такими знаниями работаете в офисе и тратите свой талант непонятно зачем непонятно на что.

— У меня нет образования, — призналась я. — Только курсы по оказанию первой помощи.

Серафим Витальевич нахмурился.

— А сколько тебе лет?

— Не очень много, — я улыбнулась. Вот не хватало мне тут при Матвее рассказывать ему тайны своей биографии. Сейчас как проболтаюсь, что могу видеть в ультрафиолете и даже в рентгеновском спектре, так меня вообще в соседнюю палату положат. А у меня собака не гуляна. И вообще. — Я собираюсь в мед поступать в этом году.

— А раньше о чем думала?

— А раньше мне нужно было заработать денег на учебу, — с вызовом ответила я. — Родителей у меня нет, содержать некому.

— Так ты детдомовская? Сиротам положены льготы при поступлении, — несмотря на нарочито грубый вопрос, он звучал мягко. И я видела в глазах врача сочувствие. Настоящее, не поддельное. Свое.

Я сглотнула подступивший ком. Только бы не расплакаться!

— Родители погибли, когда мне было восемнадцать. Других родственников у меня нет. — Я дернула плечом. — Я бедная. И сирота.

— Извини, — он похлопал меня по плечу. — Я не буду больше. Извините, что помешал. — Он развернулся и вышел из палаты. Я надеялась, что он вернется, но он даже не обернулся. Что ж, и здесь он поступил так, как сделала бы я. Но он не нашего народа, он человек. Значит, у них не все потеряно…

— Он классный мужик, — заговорил Матвей. — И вообще на скорой редко работает. Мне повезло.

— Да ты вообще везучий, как я посмотрю.

— В общем, да.

— Знаешь, мне пора. Я вижу, ты в надежных руках. Угрозы жизни нет, восстанавливаться будешь пару месяцев, но потом забудешь, что было. Селезенка — не печенка.

— Врач тоже так говорит, — улыбнулся Матвей. — Но ты не ответила на мой вопрос. Как я могу тебя отблагодарить?

— Не надо меня благодарить. Врача лучше отблагодари. И выздоравливай.

Я подумала, не похлопать ли его по плечу, раз здесь так заведено, но решила, что лучше не нужно. Я и так провела рядом с ним слишком много времени.

— Подожди! Не уходи! дай мне свой телефон, пожалуйста.

— Зачем?

— Приглашу тебя на ужин, когда выйду из больницы — ответил он, — раз ты не хочешь бриллиантов.

— Увидимся на работе, Матвей, — ответила я, точно зная, что не увидимся.

— Нет, не увидимся.

— Почему? — насторожилась я. Он что, читает мысли?

— Я не хочу туда возвращаться. Мне страшно. Вообще не хочу больше работать в офисах.

— А где хочешь? Ты разве можешь работать на улице? У тебя ведь профессия с техникой связана.

— Значит, сменю профессию. У меня отец юрист. Он говорит, что мне положена компенсация от компании — за производственную травму. Выйду из больницы, разберусь с этими страховками и делами и уеду к родителям.

— А они далеко живут? — осторожно спросила я.

— Далеко. В Якутии.

— И чем ты будешь заниматься в Якутии? — я спросила в основном затем, чтобы повторить незнакомое слово, запомнить его и посмотреть дома на карте, где находится эта самая Якутия и можно ли будет считать расстояние между нами безопасным.

— Буду фотографом. Фотографы везде нужны. Даже на алмазных копях.

— Наверно, это правильное решение. Удачи тебе. И выздоравливай.

Матвей попытался приподняться, а ему этого делать было еще никак нельзя. Пришлось наклониться и удержать его на месте.

— Тебе нельзя вставать. Лежи.

Он послушно лег, я убрала руку и вдруг поняла, что с самого начала действовала неверно. Нужно было не пытаться его убить, а попытаться понять, кто такие охотники. Я же могла просмотреть его генетическую информацию — и если не понять, то хотя бы запомнить. Такой шанс — узнать, кто они и что из себя представляют. Когда еще он появится? И появится ли вообще? Нет, его нельзя упускать. Но сейчас время ушло. Нужно было делать это, пока он спал. Крепис, чем ты думала?! Впрочем, он же предлагал что-нибудь для меня сделать? Прекрасно, пусть даст мне возможность подержать себя за руку. Особенно если он после этого уедет в Якутию.

Я открыла сумочку, достала блокнот и написала свой электронный адрес. Вырвала страницу, с обратной стороны на ней был нарисован отцветший нивяник, и положила на тумбочку.

— У меня нет телефона. Но есть электронная почта. Когда выздоровеешь и сможешь ходить — напиши. Если не пропадет желание. На ужин приглашать не стоит, а вот погулять в лесу или парке я не откажусь. Договорились?

Матвей кивнул со счастливой улыбкой. Я вышла из палаты, чувствуя его взгляд. А на лестнице между первым и вторым этажом меня ждал Серафим Витальевич. Вернее, он сидел на подоконнике и читал книгу, но при моем появлении сразу закрыл ее и сунул в карман халата.

— Я обидел тебя?

Я покачала головой.

— Нет, ты же не знал. — Ему легко было говорить «ты», я не чувствовала дистанции, мне не хотелось проводить разделяющую черту между собой и этим человеком. И дело было не только в его профессии. Хотела бы я знать, какие гены дают это сочетание ума, сочувствия и… всего остального.

— Я хотел спросить у тебя про поступление. Будет очень неправильно, если ты не поступишь. Ты ведь на диагностику пойдешь? Или…

— Скорее, на реаниматологию. Или в геронтологию…

— Геронтологию? — он нахмурился. — Странный выбор. Почему?

— Никто не хочет лечить пожилых. Это неправильно.

— А ты откуда знаешь, что никто не хочет? В журналах начиталась в своем офисе?

— Я два года работала в доме престарелых.

Кажется, если бы я сказала, что я эльф, он удивился бы намного меньше.

— Извини, опять промахнулся. Тогда понятно, конечно, да. Но знаешь, я бы тебе посоветовал… а, ладно, — он махнул рукой. — Все равно специализацию выбирают не сразу. Сама поймешь, что тебе нужно.

— Нет уж. Договаривай, если начал, — возразила я.

— Я потом скажу, когда поступишь. — Он вынул из кармана визитку, явно заготовленную заранее, врачи ведь редко ходят с визитками. — Только не думай, что я к тебе клеюсь или как-то так.

— Ты не клеишься и ничего такого, — я улыбнулась и помахала визиткой. — Спасибо за контакты. Думаю, когда я начну готовиться, то мне понадобятся ответы на некоторые вопросы.

— Ты еще не начала? — сдавленно спросил он. — Не записалась на подготовительные курсы, ничего такого?

Я покачала головой.

— Слушай, Кристина, но это же абсолютно несерьезно! Так ты точно никуда не поступишь!

— Увы, — я пожала плечами. — У меня нет денег на курсы, а у них нет бесплатных курсов.

— А давай я с тобой позанимаюсь? — предложил он. — Нет, я серьезно. Бесплатно. Я просто никогда не прощу себе, если ты не станешь врачом.

— Спасибо, Серафим. Я обдумаю.

— А, обдумаю. Перезвоните попозже. Ваш звонок очень важен для нас.

— Я сказала не подумаю, а обдумаю, — перебила я его. — Я понимаю, что ты не делаешь такие предложения всем подряд.

— Вот именно.

— Но еще я понимаю, что такое работа врачом на две ставки.

— Я очень рад, — сухо ответил он.

Я подошла к нему ближе и крепко обняла.

— Я не пристаю и ничего такого. Это просто благодарность за предложение. Но я не уверена, что смогу остаться в Москве после всего этого. Ты же видел, что случилось с нашим офисом. У меня проблемы и может быть, я уеду до лета. — Конечно, если я уеду, то вовсе не до лета, а навсегда, но ему зачем об этом знать?

— То есть не факт, что ты будешь поступать этим летом?

Я кивнула.

— Напиши мне, как станет ясно, остаешься или уезжаешь.

— Хорошо, — ответила я. — Да, я помню, ты не клеишься ко мне и все такое.

— Вот именно, — кивнул Серафим.

— Мне пора, к сожалению. Увидимся.

Я похлопала его по плечу и направилась к лестнице. Сделав шаг вниз, я неожиданно для себя обернулась и сказала:

— Вообще-то на самом деле я хочу работать с генными аномалиями. Синдром Вильямса.

Ничего объяснять не стала. Я была уверена — он поймет. Как же хорошо, что в этом мире есть такие люди. Настоящие люди. В общем, две спирали — это не приговор. Но я все равно не могу понять, по какому принципу природа выбрала, что оставить в наследственной памяти, а что нет.