Живи и ошибайся 2

Хирурги этого времени не оперируют брюшную полость, считая это бесполезным занятием, типа всё равно пациент помрёт. На этом фоне недоучившийся ветеринар двадцать первого века с набором инструментов и антибиотиками выглядел суперврачом. Ставить пиявки больному, потерявшему и без того процентов сорок крови, Алексей точно не станет.

На следующий день я друга не ждал, прикинув, сколько времени может понадобиться для лечения. Скорее всего пару дней побудет с раненым. Так что пришлось отправляться «на работу», не имея информации. И снова вечером Лёшка прислал записку через посыльного: «Прооперировал, наблюдаю. Думаю П. будет жить».

Никто из нашего сопровождения так и не понял, куда ушёл Алексей. Тыранову было как-то всё равно. Он переживал больше за посещаемость экспозиции. Куроедов хоть и закончил с подачей документов на патенты, но теперь озаботился продажей того, что привезли. У нас же ещё и зубной порошок имелся. Его нужно пристроить в аптеки и должным образом разрекламировать.

Алексей появился дома поздно вечером в субботу. Попросил нагреть воды, чтобы помыться, и, буркнув что-то невразумительное, ушёл отдыхать. Я так понял, что Пушкин жив, пусть и не совсем здоров. Набор инструментов и капельницу Лёшка принёс домой, и планировал ли он вернуться к пациенту, было непонятно.

В любом случае здесь не так далеко до квартиры Пушкиных. Мы сняли квартиры в доходном доме на набережной Фонтанки. Это до университета только на извозчике можно добраться, а до квартиры Пушкина легко и пешком дойти. Расспрашивать уставшего друга я не стал. Видно, что человек не спал всё это время.

Утром же, до завтрака, меня разбудил непонятный шум.

— Господин, там доктора просят, — заглянула в комнату нанятая нами служанка.

— Кто просит? — продрал я глаза, собираясь с мыслями.

— Так ето… — помахала баба руками в сторону окна.

Кстати, шум как раз был со стороны улицы. Поспешив выглянуть, я оторопел от толпы, собравшейся под окнами.

— Что им надобно?

— Не могу знать, — ответила служанка. — Завтрак подавать?

— Подожди ты с завтраком. Я не умылся, не оделся, — ответил я раздраженно, выискивая рубашку на полке. — Нужно вначале разобраться, что там за несанкционированный митинг такой.

Уже на улице я оценил собравшихся. На митингующее «быдло» эта кучка интеллигентов никак не походила. На меня посмотрели с интересом и принялись обсуждать между собой:

— Он?

— Не… не он. Дохтор выше был.

— Какого доктора вы ждёте? — уточнил я.

Через пять минут мне стала ясна ситуация. Это, оказывается, поклонники Пушкина пришли высказать благодарность. Алексей вчера, не подумав, оставил свой адрес прислуге Пушкиных, а те поделились им с народными массами. Вот эти «массы» и заявились с утра пораньше благодарить.

— Лёшка, вставай! Иди фанатов встречать! — растолкал я друга.

— А? Кто? Где?

— Петербург в лице просвещённой части населения пришёл тебе спасибо сказать за Пушкина.

— Отвали, — перевернулся Алексей на другой бок.

— Я серьёзно. Их там человек сорок стоит. Выйди, пока полицейские порядок не навели.

Разогнать благодарную публику получилось только через полчаса, и то благодаря Куроедову, который сообщил, что доктор спешит в Императорский университет, где проходит эксклюзивная выставка художественного полотна «Флибустьеры», и если культурные люди поторопятся, то сами смогут оценить творчество художника. Доктор, к слову, на картине позировал.

— Им что, больше заняться нечем? — ворчал Алексей в наёмной коляске по пути в университет. — Не дали выспаться.

— Расскажи, как дуэль прошла, — попросил я.

— Да как… хреново. Я заранее предупредил, чтобы никто раньше времени стрелять не начал. Дантес хоть и дошёл до барьера, но все равно первый выстрел был его. И опять угодил Пушкину в живот. Ты же видел, какие сейчас пули?

— Круглые, — кивнул я.

— И летят как им вздумается. Собственно, мне кажется, что выстрел был такой же, как и в прошлый раз. Почку не задело, кусок кишечника сильно повреждён. Отрезал, удалял, сшивал. Блин, Пушкин еще поел перед дуэлью! Я же не сразу в дом попал. Пока договаривался, пока представлялся. Господа изволили чаю испить с чем-то мучным. В общем, не буду тебя грузить подробностями операции на кишечнике. Промывать кишки у пациента под местным наркозом это ещё тот трэш. И свечи вместо нормального освещения. А уж запах! — показательно закатил глаза друг. — Дворник предлагал говнецо за барином вынести, еле убедил его, что это от кишки такой непередаваемый аромат.

— Лёш, а ты не боялся, что Пушкин помрёт и тебя обвинят?

— Знаешь, испугался, когда уже пулю извлёк. Слуга очень беспокойный попался. Всё рвался кого-то из профессоров позвать. Хорошо, ночь на дворе была. Я уговорил его оставить до утра все визиты. Как раз ночью капельницу поставил без свидетелей. Заранее выпросил кипяченой воды. Соль у меня была с собой. За неимением крови донора сделал самопальный физраствор.

— И как вообще? — задал я неопределённый вопрос

— Пушкин ведь жене ничего не сказал. Она только потом узнала. А этот выдал: «Не пускайте ко мне. Не нужно ей это видеть». Мы не рискнули его поднимать на второй этаж. Так в дворницкой и оперировал. За чистоту не ручаюсь. Темно, ни черта было не видно! Два дня колол антибиотики. Срок годности у них уже истёк, но должно помочь. Народ с антибиотиками не знаком.

Про поклонников из числа интеллигенции Алексей тоже пояснил. Эти откуда-то узнали о дуэли и с обеда четверга топтались у дверей. Лёшке пару раз пришлось выходить и рассказывать о состоянии раненого. А сегодня вся эта толпа заявилась уже под окна выражать благодарность доктору.

— Не думал я, что Пушкин настолько популярен, — высказал я своё мнение.

— Сам не знал, — ответил друг. — Но ты же видел, там больше простого народа, пусть и «просвещённого». Какие-то друзья-дворяне приходили домой проведать. Задолбали своими благодарностями!

— А доктора?

— Были, но уже вчера под вечер.

— Предложили клизму поставить? — хохотнул я.

— А ты откуда знаешь?

— Так это же сейчас обычная практика, — хмыкнул я в ответ.

— Про клизму спросили, но не предлагали. Они удивились самому факту операции. Я к тому времени капельницу и шприцы припрятал. Стерильных бинтов мне служанка нагладила утюгом. Профессора в количестве трёх штук заявились, я при них провёл перевязку. Те на шов посмотрели. А Пушкин же в сознании был, когда я оперировал, так что сам рассказал медикам, как я кусок кишки оттяпал и в тазик выкинул. Не поверишь, эти пошли прислугу пытать, куда выкинули. И дружно ковырялись в помоях.

— Надеюсь, они после этого руки помыли?

— Куда там! Но я сразу заявил, что если кто прикоснётся к пациенту, то я не ручаюсь за дальнейшее лечение. Аж охрип, пока лекцию читал. Там все заслушались. Дворник всё крестился и бормотал про страсти господни. Попа, кстати, приводили.

— Помогло?

— Не… он же соборовать хотел, а раненый и не собирается умирать. Теперь Александра Сергеевича за дуэль сошлют куда-нибудь из столицы.

— Пушкину не привыкать по ссылкам мотаться. А про Дантеса что говорил?

— Ничего. Мы же по сути незнакомы. Чего ему делиться со мной личной информацией?

Продолжить дальше беседу не получилось, поскольку мы прибыли на место и пора было приступать к обязанностям экскурсовода.