ПАУК. Смерть врагам!
- Автор: Егор Золотарев
- Жанр: Попаданцы / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези: прочее
Читать книгу "ПАУК. Смерть врагам!"
Глава 6
— Пойдем, скорее, — девушка схватила меня за руку и потянула за собой.
— Куда? — я не был готов к таком напору, поэтому заупрямился.
— Какой же ты недогадливый, — топнула она ножкой. — На сеновал. Куда же еще?
Нет, я, конечно, еще тот сердцеед, но все же предпочитал сам выбирать с кем спать. А эта девушка, хоть и была довольно миленькая, не вызывала сексуального желания. Может, именно потому, что сама вешалась. Я мягко освободился из ее объятий и, отступив на шаг назад, спросил:
— Кто вы такая?
— В каком это смысле: кто? — еле слышно спросила она и опустила уголки губ. Вот-вот заплачет.
— Дело в том, что ударился головой на днях, — вновь повторял я заготовленное объяснение. — Поэтому плохо помню людей, события, даты. Короче, всё.
— Сильно ударился? — вмиг забеспокоилась она и потянула руки к моей голове. — Где больно? Покажи. Может, сбегать до ворот и попросить медика прислать? С головой шутки плохи. Вот дядя мой, Ипполит Валентинович, в детстве с печки упал. Так дурачком на всю жизнь и остался. Нет, ты не подумай: гены у нас хорошие, наследственных проблем с головой нет. Это за ним недоглядели, недолечили и все — идиотом остался. Мама говорила, что он до третьего класса доучился, а дальше не смог. Он и до сих пор жив-живехонек. Любит радио ремонтировать и на охоту ходить. Только ни читать, ни писать так толком и не научился…
— Девушка, — строго прервал я длинную тираду. — Со мной все в порядке, а вашего имени я так до сих пор и не услышал.
— Олеся я… Успенская.
Знакомое имя. Помнится, Миха что-то про нее говорил.
— Олеся? Очень приятно! А я Максим Богословский, — я протянул руку для рукопожатия. Она с удивлением уставилась на нее, затем легонько пожала. — Так чем я могу быть для вас полезен?
— Ничем, — пригорюнилась она. — Я просто поздороваться хотела.
Я кивнул, развернулся и бодро зашагал к дому, чувствуя на спине ее взгляд. Вот так-то, милая, Богословский никогда не станет ручным и податливым. Еще ни одна женщина не может похвастаться тем, что заарканила Паука.
Чтобы немного сократить путь, я свернул с дороги на луг, сразу за которым стоял наш дом. Над густой травой летали шмели и стрекозы. Солнце пересекло небо и повисло над деревьями. Где-то вдали тарахтел трактор.
Я неспеша добрался до дома и, скрипнув калиткой, зашел во двор. Повариха и еще одна женщина возились на грядках, мама на крыльце плавно покачивалась в кресле-качалке и вязала носок, мужик в лаптях косил траву вдоль забора.
— Ты почему в лаптях? — подошел я к нему. — Не девятнадцатый век на дворе.
— Мне нравится, — пожал он плечами. — Вернусь домой и снова надену костюм, туфли и завяжу галстук.
— Так ты не местный? — удивился я.
Он удивленно посмотрел на меня, будто я уже задавал этот вопрос. Как же меня это достало! Но виду я не подал.
— Я работаю бухгалтером, а сюда приезжаю отдыхать в отпуске. Впрочем, как и все, — он выпрямился и с улыбкой огляделся. — Здесь так красиво! Не то, что в городе — серая серость.
Услышав, что он городской, я воодушевился. Наконец-то смогу прояснить то, что меня волновало:
— Почему нет вывесок и везде всё одинаковое? Ведь раньше все было по-другому. Помнится, при Алексее Благородном столько церквей, музеев и парков построили, что город сам стал похож на музей. А сейчас куда ни глянь — серые квадраты.
Он вытащил из-за пазухи потной рубахи пачку сигарет и протянул мне. Я отказался, так как никогда не поощрял любые виды пристрастий, кроме карточных игр. В своей прежней жизни за карточным столом в компании благородных и честных людей я проводил ночи напролет. Дело даже было не в сумме выигрыша, а в самом выигрыше. Мне нравилось побеждать везде и всюду.
— Все это делается для того, чтобы уравнять нас, — сказал мужик и глубоко затянулся. — Чтобы никто не выделялся и не завидовал. Все знают, что я из семьи бухгалтеров, поэтому не могу стать кем-то другим. Все знают сколько я зарабатываю и что могу себе позволить. Никаких тайн и сюрпризов — все предельно прозрачно. Я не жалуюсь, мне очень повезло родиться в такой семье. Вот мой друг работает дворником. Умнейший человек! Но так распорядилась судьба.
Он выпустил густой дым через нос и задумчиво посмотрел на небо, а я его не торопил и внимательно слушал. Мне нужно было знать все, что творится в этой новой реальности. Когда правила моя семья, все люди были свободны. Каждый мог делать то, к чему лежала душа. Кто-то пек хлеб и приманивал людей красивой вывеской с аппетитной булкой и ароматами, исходившими из кухни. Кто-то чинил часы и обвешивал свою витрину циферблатами разных размеров и расцветок. Люди были свободны и… счастливы? По крайней мере мне так казалось.
— Только в охранники и в наемники принимаются добровольцы. Поэтому их так много, что страшно на улицу выходить. Могут подойти к тебе, схватить под руки и увести в кафе.
— Зачем? — удивился я.
— Затем, чтобы ты оплатил их обед, — грустно усмехнулся он. — Моего соседа в магазин затащили. Так он всю зарплату там оставил, а потом ходил и у всех денег занимал, чтобы семью прокормить… Хуже бандитов, честное слово.
— Куда же смотрит император? — возмутился я. Хотя, понятное дело, без его попустительства или прямого одобрения, такого быть не могло.
Мужик усмехнулся и, понизив голос, сказал:
— Здесь всем Воронов заправляет. Вся власть в его руках, а император только развлекается. Глупый он и ленивый. Поэтому до людей дела нет… Никому дела нет, мы сами по себе.
Он снова взялся за косу, а я пошел в сторону дома. Опять этот Воронов. И откуда он вылез? Когда поднялся на крыльцо, мама улыбнулась мне и снова вернулась за вязание. Миху я нашел в столовой. Он сидел за столом и со скучающим видом ел малиновое варенье.
— Пришел, наконец-то, — проворчал он. — Я уж испугался, что ты опять что-то учудил.
— Что ты помнишь о днях Великого сражения? — я сел рядом, отобрал ложку и подвинул к себе пиалу с вареньем.
— Ничего не помню. Меня там не было. Я в тылу был на подхвате. Сам же велел мне не вмешиваться, — сухо сказал он. — Не надо было тебя слушать. Может, тогда все по-другому бы было.
Я промолчал. Он прекрасно знал, почему я его не взял. Во-первых, из-за мамы. Я не был уверен, что вернусь живым. Во-вторых, потому что он почти не развил свои магические способности. Даже академию с трудом закончил и то с помощью дяди. Мой брат не был воином и с гораздо большим удовольствием поехал бы на пленэр куда-нибудь в Кижи рисовать церкви.
Доев приторно сладкое варенье, я поднялся на второй этаж и подошел к комнате дяди. Он спал, тихо посапывая. Решил не будить его и уже закрывал дверь, когда взгляд упал на зеркало. В прошлый раз мне не понравилось то, что я увидел, но сейчас я уже многое знал, поэтому смело подошел и посмотрел на себя. В принципе не так уж и плохо. Всего лишь надо скинуть пару десятков лет и подкачать мышцы. Что же все-таки случилось, пока меня не было? Ясно было одно — изменилось прошлое. Жаль, что я лишился возможности контролировать магическое поле империи. Тогда бы я точно знал, где появился могущественный маг, способный на такое сильное заклинание, и обязательно бы его остановил.
Медленно, чтобы не скрипели половицы, я вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Михи в столовой не было, поэтому я вышел на улицу.
— Максимушка, — позвала мама. — Никуда не уходи. Банька подоспела. После Мишеньки пойдешь ты, пока жар крепкий.
Я кивнул, а она поднялась с кресла и зашла в дом. Банька… Раньше для меня баня была скорее экзотикой. Обычно я принимал ванну в компании моих прелестниц. Они намывали меня, поливали, делали массаж, кормили сладостями и поили вином. Верните мне прежнюю жизнь!!!
В расстроенных чувствах я вышел за калитку и быстро зашагал в сторону стены, чтобы еще раз посмотреть на нее. Меня, словно магнитом, тянуло к ней. «Стена безумцев» виднелась над деревьями и походила на сетку, натянутую для игры в волейбол. Только голубой переливающийся свет предупреждал об опасности. Было так странно, что с помощью тонкой, на вид невзрачной сетки, удерживают самых сильных магов империи. Кто ее сделал? Что это за магия такая? Я все больше и больше убеждался в том, что объявился кто-то очень сильный. Но у меня даже не было догадок, кто бы это мог быть.
Я спрятался в кустах и огляделся. Возле стены не росли ни деревья, ни кусты, поэтому пришлось лечь на землю и подползти к стене по-пластунски. Неподалеку слышались голоса и смех, хотя я находился на противоположной стороне от ворот. Интересно, они усилили охрану после моего побега или их всегда было так много? Удостоверившись, что меня никто не видит, я открыл источник и принялся вытягивать энергию сетки. Как и в прошлый раз, она не хотела мне подчиняться, поэтому после двухчасового усердного скачивания, в источнике были лишь жалкие крохи. Разозлившись, я уже хотел подозвать охранников и вытянуть их жизни, но вовремя опомнился и пошел домой. Сейчас нужно быть очень осторожным, ведь я пока слаб и не могу защитить свою семью.
Миха стоял у калитки, вытирал полотенцем волосы после бани и с беспокойством высматривал меня.
— Где ты опять ходишь? — напустился он. — Если не успокоишься, я тебя к кровати привяжу.
— Не сможешь, — усмехнулся я. — Вместо того, чтобы ругаться, давай лучше вместе подумаем, как выбраться отсюда.
— Всё уже думали и передумали не по одному разу. Нет отсюда выхода! Лучше наслаждайся последними деньками на воле. Когда нас переселят в город, улицу мы будем видеть только из крохотного окна.
Упадническое настроение брата мне не нравилось, хотя я понимал, что он здесь уже тридцать лет, а я всего лишь несколько дней.
— Мы будем свободны, — твердо сказал я. — Не сомневайся.
Я решил не откладывать в долгий ящик изменения своей внешности, поэтому первым делом пошел в дровяник и, взвалив на плечи тяжелую чурку, принялся приседать. Колени хрустели, плечи болели, но я присел аж двадцать раз. Затем подтянулся на стойке для выбивания ковров. Правда, смог всего лишь пять раз. С непривычки мышцы заныли, но я не останавливался и, взобравшись на крыльцо, начал отжиматься. Миха смотрел на меня с интересом, но не спешил присоединяться.
Солнце уже скрылось за деревьями, когда я, уставший и голодный, зашел в остывшую баню, разделся и с трудом опустился на скамью. Все тело ныло, а ноги подрагивали от напряжения. Но меня это мало волновало. Я привык к нагрузкам и знал, что через пару дней боль уйдет. Меня угнетало то, что я и мои родные вынуждены жить в клетке, которую местные называют загоном. Если бы я не был Максом Богословским, то может быть и смирился со своим положением и постарался построить жизнь здесь, но я был Максом и к тому же Пауком!
Я сделал теплую воду в эмалированном тазу и взялся за мыло. Это был светло-коричневый брусок, пахнущий стухшими носками и запревшим сеном. М-да, после благоухающих эликсиров в хрустальных флаконах мыться таким мылом было тяжело. Будто я, наоборот, пачкался. Наскоро помывшись, я вышел в предбанник и лег на лежанку на старый матрас. В полутьме бани хорошо думалось, поэтому я полностью окунулся в план побега.