Егерь: назад в СССР

Глава 8

Я задвинул чемодан обратно под кровать и пошёл встречать гостей.

Их оказалось трое.

Из-за руля «УАЗа» выпрыгнул молодой черноволосый сержант-сверхсрочник. Его улыбчивое круглое лицо было покрыто веснушками.

С пассажирского места полез невысокий плотный человек с зачёсанными назад седыми волосами и пронизывающим взглядом серых глаз.

Сержант бросился к нему.

— Помочь, товарищ генерал-майор?

Седой отмахнулся.

— Не надо, Рустам! Я сам. Выгружай пока вещи.

Он вытянул вперёд правую ногу в лёгком кожаном ботинке, поставил её на землю. Потом осторожно опустил левую. Встал на ноги, оглянулся, и на его строгом лице внезапно появилась весёлая улыбка.

— Хорошо-то как, мать честная!

Слегка прихрамывая, он направился ко мне.

— Повезло тебе, егерь! В таких местах живёшь! Как звать?

— Андрей Синицын, товарищ генерал-майор!

— А по отцу?

— Андрей Иванович!

— А я Георгий Петрович. Здравствуй, Андрей Иваныч!

Генерал протянул мне руку.

Я пожал её. Ладонь оказалась сухой и твёрдой.

— Ну что, есть кабан?

— Есть. На овсах сегодня спугнул стадо.

Генерал совсем развеселился. Он обернулся к машине и крикнул:

— Слышал, Саша? Андрей Иваныч говорит — есть кабан!

— Ну, и прекрасно!

Из задней двери «Уазика» вылез ещё один охотник. Низенький, полный, он был похож на шарик, который зачем-то одели в однобортный серый костюм и обули в резиновые сапоги.

Смешно переваливаясь, шарик подкатился к нам.

— Товарищ Синицын, здравствуйте, — приветствовал он меня сочным баритоном.

Видимо, это и был Тимофеев. Вот только как его имя-отчество? А ведь мы явно встречались.

— Мы к вам ненадолго, — продолжал Тимофеев. — Ночью поохотимся, и утром уедем обратно в Ленинград. Я в курсе, что с размещением у вас проблемы. Мы обсуждали на собрании вопрос строительства базы в Черёмуховке, но пока…

Рука Тимофеева сделала в воздухе замысловатый жест.

— Прошу прощения!

Потный Рустам тем временем откинул задний борт «УАЗа» и быстро перетаскивал в дом рюкзаки и ружья. Стоя возле калитки, мы мешали ему.

— Идёмте в дом, — пригласил я.

— А что это у тебя дымом пахнет, Андрей Иваныч? — спросил Георгий Петрович, смешно поводя носом. — Печку, что ли, топишь в такую жару?

— Баня топится, — ответил я.

— Баня? — оживился генерал. — Пригласишь?

— Конечно. Обед тоже готов. Проходите!

— Ты слышал, Саша?

Генерал дружески хлопнул Тимофеева по спине.

— Настоящая баня будет! Ох, я тебя напарю!

Тимофеев криво улыбнулся.

— Нельзя мне в жару. Давление пошаливает. А вы парьтесь, конечно!

— Ну, тогда, Андрей Иваныч, мы с тобой вдвоём попаримся! Больше пару достанется.

Генерал заглянул в дом, мигом оценил обстановку и отдал распоряжения:

— Саша, Рустам! На вас ужин. А мы — в баню.

Я нашёл в шкафу два чистых полотенца. Захватил с собой свежие веники и купленное в магазине хозяйственное мыло.

При виде вынутой из холодильника банки сока Георгий Петрович бурно обрадовался.

— Не квас, конечно! Но тоже отлично! Где тут у тебя кружки?

Сам прихватил с полки над умывальником пару кружек и бодро заковылял вниз по ступенькам.

Я мигнул Рустаму, подозвал его к себе.

— Что у генерала с ногой?

— Это у него с фронта, ранение, — ответил Рустам.

— Помогать ему нужно?

— Нет, — весело улыбнулся боец. — Он сам справляется, ещё как!

— Ну, где ты там, Андрей Иваныч? — крикнул генерал откуда-то со стороны бани. — Чёрт, выключатель найти не могу! Есть тут свет у тебя?

Я подхватил полотенца с вениками и поспешил на помощь.

Мы разделись, толкаясь в тесном предбаннике, и ввалились в натопленную парную.

— Красота! — выдохнул Георгий Петрович, мгновенно покрываясь капельками пота.

Он залез на полок и вытянул в сторону больную ногу. Под коленкой вился уродливый фиолетовый шрам.

— Это с войны, — сказал генерал, проследив мой взгляд. — Осколком зацепило.

Ещё один шрам, похожий на трёхногого паука, был у него на бледной жилистой спине, справа от позвоночника.

— Поддай, Андрей Иваныч! — попросил генерал. — Только немножко, чтобы прогреться сперва.

Я плеснул полковшика горячей воды на раскалённые камни. Камни сердито зашипели. Под низким бревенчатым потолком заклубился обжигающий пар.

Я почувствовал, как по коже текут струйки пота. Волосы стали совершенно сухими и жёсткими.

— Красота! — повторил генерал, невольно втягивая голову в плечи. — Ухи жжёт!

И весело рассмеялся.

— Что, Андрей Иваныч? Думал, генералы — не люди? — вдруг подмигнул он мне. — На охоте звание не важно. Важно — какой ты человек, и какой охотник. Так-то. Пойдём, покурим!

Георгий Петрович ловко спрыгнул с полка на дощатый пол.

Мы вышли в предбанник и сели плечо к плечу на короткой лавке. Тёплый ветер с улицы приятно остужал разгорячённую кожу. Сердце успокаивалось.

Генерал закурил папиросу, протянул мне пачку.

— Угощайся!

Я помотал головой.

— Не курю, Георгий Петрович!

— Ого! — удивился генерал. — Может, ты и водку не пьёшь? То-то я у тебя в холодильнике две бутылки видел.

Он посмотрел на меня и снова расхохотался.

— Ты для нас её купил, что ли? Ну, ты даёшь, Андрей Иваныч! Своих денег не пожалел! Думал, поди — приедет ленинградское начальство пьянствовать!

Честно говоря, я растерялся.

А генерал вдруг перестал смеяться и серьёзно сказал:

— За гостеприимство — спасибо! А на счёт начальства не волнуйся — не ездит сюда никто, кроме меня. Все к твоему соседу предпочитают, на озеро. Там и баня просторнее, и утка есть. А я сам из Киселёва родом, тут мои места. Отсюда на фронт ушёл. А вернулся уже в Ленинград. Ну, идём париться!

Мы снова поддали пару и принялись хлестаться вениками, исходя потом. Я не выдержал первый — бросил веник, отошёл к двери. Георгий Петрович ещё пару минут хлестал себя по спине и груди, потом, весь красный, полез с полка.

— У тебя с мостков нырять можно? — крикнул он.

— Не знаю!

— Ну, вот, сейчас и узнаем!

Не успел я выйти в предбанник, а генерал уже, прихрамывая, пробежал по тропинке в одних трусах и прыгнул вперёд ногами в речку. Тут же вынырнул и закричал:

— Давай сюда, Андрей Иваныч! Красота-то какая!

Я натянул трусы и тоже побежал к речке, чувствуя, как мокрые пятки скользят по непросохшему после ночного дождя суглинку. Бултыхнулся в воду, вынырнул и улёгся на спину, глядя в небо.

— Красота, а? — фыркнул Георгий Петрович, подтягиваясь на мостки.

Он уселся, опустил ноги в воду и болтал ими, как довольный мальчишка.

— А Ильич нас баней не баловал, — усмехнулся он. — Ты чего хотел-то от начальства?

Я перевернулся на живот и встал на илистое дно. Ступни утонули в мягкой жидкой кашице. Дальше чувствовался крупный песок.

— Лицензии на кабана нужны. Местные мужики тоже хотят поохотиться.

— А, вот ты о чём! Я скажу Александру Сергеичу, пусть выпишет тебе бланков. Фамилии и номера билетов сам впишешь. Ещё что-нибудь?

— Ленинградских охотников бы прислать на отработку. Из тех, кто в эти угодья охотиться ездит.

— Тоже хорошее дело, — кивнул Георгий Петрович. — Организуем. Ну, что? Пойдём, перекусим, и на охоту? Время поджимает.

Мы вылезли из речки. С удовольствием выпили по кружке сока, оделись и прошли в дом.

На столе уже дымилась очищенная картошка. На отдельных тарелках была порезана колбаса — варёная и сервелат, и сыр с крупными дырочками. На доске лежала круглая буханка ленинградского ржаного хлеба. Его ни с чем не сравнимый запах пропитал всю кухню.

Я открыл банку солёных огурцов, которую дала Лида. Георгий Петрович с удовольствием хрустнул огурчиком.

— Ох, и вкуснятина! Попробуй, Александр Сергеич — какие огурцы в Черёмуховке солят! Никак ты, Андрей Иваныч, уже местную хозяйку себе присмотрел? Ну, ладно, не стесняйся!

Несмотря на шутки, мы быстро поели. Георгий Петрович скинул свои ботинки и переобулся в резиновые сапоги.

— Не могу в них подолгу ходить, — виновато улыбнулся он. — Нога начинает болеть.

Тимофеев поддел под пиджак шерстяной свитер с высоким воротом. Генерал набросил поверх кителя куртку, сшитую из шинельного сукна.

Мы проверили снаряжение, погрузились в «УАЗ» и покатились, поднимая пыль, в сторону овсяного поля. Нас провожали любопытные взгляды встречных. Вместо задних сидений в «Уазике» были две откидные скамейки вдоль бортов. Я устроился на одной, а Тимофеев сел напротив меня, крепко держась за ручку.

На краю поля мы выгрузились. Рустам быстро сложил скамейки и раскатал в освободившемся пространстве тонкий матрас.

— Посплю, пока вы охотитесь! — белозубо улыбнулся он.

— Отдыхай! — кивнул ему Георгий Петрович.

Он достал папиросу, тщательно размял её и закурил.

— Значит, здесь ты, Андрей Иваныч, кабанов шуганул? Хорошее место! В позапрошлом году двух подсвинков тут взяли. А сейчас, говоришь, секач ходит?

Он докурил и затушил папиросу. Подумав, выложил пачку в машину, улыбнулся:

— Иначе не удержусь. Ну, идём!

Мы прошли краем поля, перебрались через канаву и подошли к вышке.

— Как рассаживаться будем? — спросил генерал.

— Думаю, вы вдвоём — на вышке. Места там хватит. А я сяду чуть дальше, у угла поля.

Тимофеев и Георгий Петрович полезли на вышку. Я подождал, пока они устроятся. А сам отошёл метров на двести, к углу поля. Нашёл поваленное бревно и удобно устроился на нём, зажав ружьё между колен.

Солнце давно опустилось за горизонт, оставив после себя только алое зарево в южной части неба. Ветер утащил облака, и в тёмно-синей высоте проглянули еле заметные звёзды. Белые ночи подходили к концу. Скоро они сменятся обычными, хоть и короткими ночами.

Пахло свежей сырой травой и молодой листвой. В кустах возле опушки заливисто щёлкал соловей. Еле слышно ухала выпь на дальнем болоте.

Над овсами прозрачной белой пеленой поднимался лёгкий туман. Это было некстати — так можно и не увидеть кабанов.

Соловей коротко тенькнул и смолк. Я насторожился. Буквально в сорока шагах от меня послышалось короткое хрюканье.

Я окаменел, словно превратился в статую. Даже дышать старался едва заметно.

По счастью, ветер дул с поля в лес и не мог донести мой запах до кабанов.

Некоторое время стояла тишина. Очевидно, кабаны затаились на опушке и присматривались к тому, что происходило в поле.

Затем послышался тихий плеск воды в канаве. На краю поля показалась бурая тень. За ней ещё одна, и ещё.

В голове мгновенно созрел план. Если кабаны сами пойдут под вышку — я просто подожду выстрелов. Если же они углубятся в сторону — тогда я попробую тихо обойти их и направить на охотников.

Размышляя об этом, я напряжённо вглядывался в синие туманные сумерки.

По счастью, звери повернули от меня на охотников.

Два выстрела слились в один — оглушительный! И через секунду — ещё два выстрела подряд!

Сердце подпрыгнуло и заколотилось часто-часто. Я вскочил с бревна, вскинул ружьё.

В овсе раздался шорох. Метнулись смутные тени. Тревожно хрюкая и треща кустами, кабаны устремились в лес.

Метрах в двадцати от меня прошмыгнули два подсвинка и матка с поросятами. Я хорошо разглядел их, но стрелять я не стал — это не моя задача.