Дорога в небо

Она прикинула, куда бы садануть любимого мужчину за насмешливый тон, но оценила его собранность и поняла, что не пройдет. А жаль, товарищ явно напрашивался.

- И в своих рассуждениях не забывай, что я вообще-то тоже военный, - с улыбочкой напомнил Каллистратов. – Как и ты. И весь твой любимый «Спартак». И что у нас насквозь милитаризированное государство, вплоть до общей системы военно-гражданских званий. И большинство заводов – военного назначения. И самое главное – охрану и поддержание рабочего порядка в каторжных поселениях осуществляют те самые, по твоим словам, «пятьдесят тысяч бездельников». Если ты сейчас предложишь человеческое содержимое ленских угольных шахт вернуть в подкупольники – я тебя не пойму.

- Я тогда сама себя не пойму, - усмехнулась она. – Не для того мы очищали наши города от паразитов, чтоб снова заразить. Владимир Данилович, я как раз хотела начать с вашего замечания, что наше государство – насквозь военное. Так зачем нам армия, если армия – мы все?

Каллистратов подумал. Озадаченно пошлепал губами. Еще подумал. Нехорошо покосился на нее. Еще подумал. Она с мстительным удовлетворением наблюдала, как корчит любимого мужчину. А не всё ему одному ошарашивать неожиданными заявлениями, пусть хоть раз прочувствует, каково другим рядом с ним. Например, ей.

- Предлагаешь систему народного ополчения? – наконец хмыкнул он. – У каждого – огневая платформа абсолютной проходимости под кроватью на случай тревоги? Несерьезно. И не избавляет от трат на армию, кстати.

- Я понимаю, что народное ополчение уступает в подготовке профессиональной армии…

- Не уступает, а невозможно. Современная военная техника требует специалистов высокого уровня. Двухнедельными военными сборами их не подготовить. И это не избавляет нас от трат на армию, которые так давят твою жабу.

- Владимир Данилович! - разозлилась она. – Либо мы разговариваем серьезно, либо отдавайте приказ, и я его не выполню! Как и «Спартак». Ребят на укрепление мертворожденной структуры не отдам.

- Перед офицерским собранием тоже рискнешь ляпнуть насчет «мертворожденной структуры»? – ответно сверкнул глазами Каллистратов.

- С «реактивкой» в руках и со «Спартаком» за спиной – запросто, - серьезно сказала она.

Генерал-майор покосился на кухню, где сидели его непонятные то ли помощники, то ли телохранители, открыл рот, чтоб позвать их – и опустил глаза. Она мысленно вытерла со лба холодный пот. Коверкала генерал-майора власть, но изувечила не до конца, не решился применить силу против любимой женщины. Пока что – не решился. А вот любого другого за отказ выполнять приказ и восстановление «Спартака» против его власти расстрелял бы прямо здесь, невзирая на опасность стрельбы в самолете.

- Хорошо, говорим серьезно, - глухо сказал Каллистратов. – Говори.

- Я не предлагаю перейти на систему народного ополчения, - медленно и внятно проговорила она. – И не предлагаю отказаться от армии. Мое предложение – максимально растворить армию в производстве. А производство – в армии. Сделать страну единым целым. Пятьдесят тысяч бездельников нам не нужны, а вот пятьдесят тысяч мужчин-специалистов, социализированных, встроенных в жесткие рамки дисциплины, нам требуются остро. Пусть офицеры получают великолепное социальное обеспечение. Но – за реальные дела. На заводах, шахтах, в лесу и в подкупольниках. Пусть руководят, обслуживают технику и объекты инфраструктуры, а боевой подготовкой занимаются в свободное от работы время. Не так уж ее и много на самом деле.

- А это технически возможно? – спросил Каллистратов, не глядя на нее. – Без потери боеготовности?

- «Спартак», - просто ответила Зита. – Отдельная диверсионно-разведывательная рота «Спартак». Мы получили свою подготовку, будучи учениками старших классов. Учились, и хорошо учились, после уроков бежали на полигоны, на занятия с инструкторами, на боевые дежурства, летом выходили на полевые учения… И сохранили боеготовность, работая в разных структурах и даже городах, судя по последней операции. Если офицеры-мужчины не смогут повторить наш опыт, то какие они офицеры? Конечно, это тяжело, совсем не то, что пьянствовать на дежурствах, поддерживать в частях дикую дедовщину и повальное воровство.

Она нехорошо усмехнулась, вспомнив сосуществование «Спартака» с армейскими подразделениями на Кавказе.

- Продолжай, - обронил генерал-майор. – Военное планирование, разведка и контрразведка? Обслуживание военной техники? Дежурства ракетных расчетов и истребителей ПВО, средств радиоконтроля? Материально-техническое обеспечение? Со всем этим как? Опыт “Спартака” тут неприменим, штурмовые отряды существовали на всем готовом от армии.

- Если подумать, все решаемо, - пожала плечами она. – При наличии доброй воли. Понятно, что кое-что останется, только в реально необходимых размерах. Например, генштаб. Без него никак. Но он может одновременно быть и военной академией, и постоянно действующими курсами по доподготовке офицеров. Руководство армии должно само обучать своих подчиненных, это же интуитивно понятно…

Каллистратов еле уловимо поморщился, и это была его единственная реакция на скрытую подковырку. Не таким она представляла свой разговор с любимым мужчиной. Тяжелым, непростым, нервным – но не таким. Не таким отчужденным.

Они все же содержательно поговорили. Обсудили все возможные изменения в армейских структурах, последовательность и сроки их реализации… но перед Копейкой разговор сам собой увял. Она с тревогой ожидала решения своего начальника и личного бога.

- Я тебя понял, - недовольно сказал Каллистратов. – Хочешь превратить армию в стройбат. В прекрасно подготовленный, тренированный, но стройбат. Представляю, как обрадуется наш генералитет. Или летчики. Или… Не поддерживаю. И армия не примет. Армия считает, что ее задача – быть готовой к войне, ничего более. Я тоже так считаю, кстати. Но… готов на эксперимент. Экономика действительно… не располагает к вип-борделям на служебных дирижаблях. Отдам тебе в управление производственный кластер, именно Шестой каторжный промышленный район. Вместе со всеми расположенными там военными частями. Полномочия – с правом моей подписи, выше некуда. Сумеешь за два года соединить армию с производством – вернемся к этому разговору. Мое условие всего одно. Отдай «Спартак». Не настраивай бойцов против меня. Ребята крайне нужны мне для удержания власти в армии. Все до одного, даже твои штурмовики из Девятки. Твой выбор.

Она невидяще уставилась в темный иллюминатор. Шестой каторжный район. Это - плато Путорана. Дикая, космически неприветливая среда обитания, фактически вечная зима. Сеть шахт, обогатительных цехов, тюремных зон. Огромное, сложное, запутанное хозяйство. Огромный численный состав охранных частей. И все это – на грани, а может, и за гранью кризиса. И экономического, и социального. Уж очень неудачно, впопыхах наляпали производства. Как следствие - весьма условное соблюдение законов республики. Кого они там пугают, эти законы? Хуже все равно не станет. Вишенкой на торте – три бунта заключенных только за последний год. И в этот ад придется везти своих детей, в одиночку, без поддержки «Спартака» …. И какова вероятность, что ее не убьют там вместе с семьей? Несколько процентов или нулевая?

- Твой выбор?

Генерал-майор еле заметно усмехался. Ничего в нем не осталось от того мужчины, в которого она когда-то безоглядно влюбилась, ничего. Жесткий, жестокий лидер. Ненаследственный монарх. Жуткая должность, требующая постоянного напряжения и подозрительности ко всем без исключения. Она опустила глаза и сказала:

- Я согласна.

- Тогда… с большими звездами тебя, диктатор Шестого каторжно-производственного. И удачи.

На столик перед ней легли аккуратные, неброские, но такие весомые в армейской среде сигнатуры. Генерал-лейтенантские. Она вопросительно посмотрела на Каллистратова. Как? У него же самого – только генерал-майорские?

- Вышел из системы военно-гражданских званий, - пояснил Каллистратов. – Монарху, сама понимаешь, оно ни к чему. Самому себе звания присваивать смешно. Всё, вперед к вечной славе. «Спартаку» сама все объяснишь. Сама замутила – сама… ну, ты поняла.

- Владимир Данилович, уберите от себя автоматчиков, - тихо попросила она. – Не для того брали власть, чтоб вернуться к феодализму.

- Это… другое, - поморщился Каллистратов. – Не лезь не в свое дело. Будешь монархом – уберешь.

«Другое» встало перед ней на выходе из отсека проводников. Двое тяжелых, крепко сбитых скорохватов зажали ее с профессиональной легкостью. В их равнодушных глазах она сразу прочитала свою судьбу. А что там читать, если жить ей осталось несколько секунд?

Спасло ее то обстоятельство, что офицеры оказались офицерами несколько более, чем бандитами у власти. Не смогли убить сразу женщину. Видимо, теплились у них где-то остатки совести, заставившие объясниться и оправдаться хотя бы перед ней.

- Ты опасна для армии, - сказал державший ее слева.

- Извини, работа, - добавил державший справа и коротко ткнул ее в бок… попытался ткнуть, потому что сначала попал ей клинком в руку, а потом его смел темный вихрь под названием «Сергей Кунгурцев»…

Было дико больно. В отсеке проводников крутился клубок яростных тел, она оседала медленно по стенке и все смотрела, смотрела в глаза Каллистратову, своему учителю, своему лучшему в мире мужчине…

Очнулась она уже в общем салоне. Рука занемела и не слушалась – кто-то от души вкатил противошоковое. Девочка из штурмовиков Девятки, прикусив губу, обрабатывала ей рану. Она скосила глаза – знатно располосовали. А что она могла сделать, когда зажали, приподняли в воздух и бьют ножом под ребро? Только подставить руку и надеяться на помощь ребят.

- Вот так примет армия твою реформу, - хмуро сказал сидящий рядом Каллистратов. – Берег я тебя, да не уберег. Прости дурака.

Ненаследственный монарх, жестокий лидер первого в мире истинного социалистического государства опустился перед ней на колени и осторожно поцеловал в лоб. Она слабо улыбнулась. Мир покрутился – и прочно встал на свое место.

- Наши все живы? – разлепила она губы.

Каллистратов не ответил. И разговоры вокруг как-то подозрительно стихли. Она с трудом повернула голову. Сергей Кунгурцев лежал рядом с ней, бледный и странно спокойный.