Долг и верность. Книга 2

Глава 9. Если позволишь

Киан

Кажется, дождь прошел, но я не сразу заметил, как гул и стук по крыше сменила тишина. Все вокруг как-то терялось, и мысли тоже никак не желали собраться воедино. Я медленно расчесывал пальцами длинную белую гриву необъезженного молодого скакуна, вспоминая жизнь, которой, казалось, у меня никогда не было. Императорские конюшни, где мне позволяли проводить свободное от службы время, веселые вечера в припортовых тавернах — жизнь до рабства. Уже давно я об этом не думал — просто вычеркнул из памяти, — но сейчас, среди покоя и беззаботности кочевой жизни, воспоминания возвращались. Кажется, я просто искал способ не думать о настоящем. И у меня не получалось.

Будто почувствовав мое настроение, жеребец извернулся и вопросительно толкнул меня головой в плечо. Я провел рукой по его шее и почему-то улыбнулся, хотя от холода все тело пробрал озноб. Но я бы не нашел в себе сил вернуться к очагу в шатре, где осталась Эвели. Снова встретиться с Ее взглядом, в котором было столько разочарования. Она была права, не доверяя незнакомцу. Я же совсем не подумал о том, что Она всегда знает больше, чем можно увидеть или услышать. И если бы не оказалась тогда рядом, я точно был бы мертв.

Холодный ветер трепал свешенный набок полог, в темноте декадного дня прорезались слабые просветы. Я знал, что это ненадолго, и скоро небо вновь затянет черными-черными тучами.

Жеребец фыркнул и потянулся за сеном. Я тоже вспомнил о голоде, но не хотел отсюда уходить, не хотел шататься по лагерю между рядами палаток, повозок, шатров и отхожих мест, пытаясь найти себе хоть какое-то применение. Но пришлось: живот урчал, до жгучей боли скручивая внутренности.

Попрощавшись с жеребцом, я вышел на улицу, и в кожу мгновенно впиталась сырость. Подняв ворот мундира, я осмотрелся. Сейчас в лагере почти не было мужчин, только женщины сновали между неровными рядами, шелестя разноцветными юбками и пытаясь поймать балующуюся детвору. Стараясь остаться невидимым, я пригнулся и, перевалив через пустую коновязь, направился к шатру Мии.

Женщина отерла тыльной стороной ладони лоб и с наигранным неудовольствием отложила невыжатые мыльные простыни.

— Давайте я помогу, — предложил я, задергивая полог ее шатра.

Над костром дымылись какие-то сухие корешки и травы, обтянутые грязно-серыми лентами, и от их запаха вдруг захотелось улыбаться.

Хозяйка задумчиво покачала головой, но согласилась и, раскатав рукава, без слов полезла за съестными запасами. Стало как-то стыдно отвлекать женщину, но я не мог просто вернуться в отведенный для нас троих шатер. Остаться один на один с Эвели. На это мне не хватит мужества.

Я со злостью одергивал топорщащиеся рукава, когда Мия посмотрела на меня так, будто увидела каждую мысль. Но ничего не сказала, поджала пересеченные старым шрамом губы и протянула мне кусок жирной речной рыбы. Поблагодарив, я вытащил нож и, опустившись на сундук, принялся отдирать шкуру. Кусок не лез в горло. Глаз от еды я не отрывал, но чувствовал, как на меня смотрят, и от этого становилось еще гаже.

В мутном блеске затертой стали я следил за своим отражением, а в голову все просились и просились глупые вопросы. Я так устал их отгонять, словно вернулся в ту пещеру после бунта — беспомощный и никому не нужный. Хотелось бы верить, что я ошибаюсь, что Эвели спасала и мою жизнь там, на площади. И я, распластанный на мощеной булыжником земле, не просто попался на глаза.

Пальцы почти не гнулись. Я тяжело вздохнул, не найдя сил взять себя в руки. Плечи опустились, и как-то слишком быстро накатила усталость: сказывались бессонные, проведенные рядом с Эвели ночи. Но я резко открыл глаза и, зевнув, уставился на затухающий огонь. Свежий хворост чуть дымился, и оттого, как только ветер сквозь щели сменил направление, защипало глаза. Вытерев о рукав слезы, я заметил, что на меня все еще смотрят.

Мия сложила на груди руки и едва заметно закусывала щеку. Одна рука теребила висящий на груди металлический оберег в форме какой-то птицы.

— Что? — не выдержал я, но вопрос прозвучал слишком грубо, и я на миг виновато опустил глаза.

Но Мия не обиделась, подошла ближе и, чуть помедлив, присела рядом со мной. Я почувствовал ее дыхание на лбу и напуганно вскинулся. Ее пухлые короткие пальцы легко легли на мое плечо и сдавили, заставляя расслабить мышцы.

— Скажи ей.

Слова застряли в горле. Мне захотелось вскочить и бежать до тех пор, пока не кончатся силы. Бежать от слов Мии, означающих, что она все видит. Как будто меня вытащили из последнего укрытия и разложили на земле. Без единой возможности увернуться от самого болезненного удара.

— Что… сказать? — осторожно спросил я, стараясь скрыть страх, на что Мия по-матерински улыбнулась и опустила руку к моей груди. Уверен, она услышала, как забилось мое сердце.

— Правду. Пока есть время, пока вы оба еще живы… Я ведь вижу, Киан, — я плотнее сжал губы и едва не порезался о нож, лезвие которого вдруг легло на открытую ладонь. — Неизвестность тебя убивает.

Я ощущал, как с каждым ее словом что-то меняется. Женский голос завораживал, избавляя от лишних мыслей, будто Мия, подобно жрецу, начинала ритуал. И мне бы не достало силы воли, чтобы его прервать. Запахи тлеющих трав становились насыщеннее, и птица-тотем, покоящаяся на ее груди, вдруг расправила крылья, колыша ставший вязким воздух.

— Не надо бояться.

Наваждение спало. Птичий силуэт развеялся в воздухе белым дымом, и я со страхом понял, что до этого даже не дышал. А теперь не мог сориентироваться и изумленно хлопал глазами, пытаясь понять, что произошло и кто сидит передо мной на коленях. Вначале женское лицо даже показалось незнакомым, и я успел испугаться. Но потом воспоминания вернулись. Мия еще раз улыбнулась, прощаясь, и, прежде чем подняться, осторожно разогнула мои пальцы, забрав как-то оказавшийся в руке нож.

— Сделай правильный выбор. Расскажи.

Словно в бреду, я поднялся на ватные ноги и взглянул на неглубокий порез поперек ладони — я даже не почувствовал боли. Вдохнул уже полной грудью, гоня прочь сомнения, и решительно сделал шаг наружу.