"Ученик лоцмана"

VII

…Повезло? И ещё как! Типичный «рояль в кустах», как в старой, шестидесятых ещё годов, эстрадной миниатюре юмористов Арканова и Горина. В самом деле: если и могли найтись люди, среди которых я мог, если не затеряться, то хотя бы на какое-то, пусть небольшое время, побыть в своей тарелке, не вызывая ненужных вопросов — то это вот такое сборище реконструкторов и энтузиастов парусной истории. На меня обратили внимание, а как же — сначала те трое, что помогали швартовать «Штральзунд», потом подошли ещё несколько человек, и среди них трое или четверо подростков в возрасте от тринадцати до шестнадцати. Дорку рассматривали с благожелательным интересом, кто-то, испросив у меня позволения, полез на палубу и принялся рассматривать ретро-оснастку. Мне жали руку, знакомились — я представился настоящим своим именем, назвавшись Сергеем Баранцевым, двадцати восьми лет. Что, с одной стороны, было и логично — в имевшихся у меня документах значилось именно эти имя и фамилия, — а с другой, если вспомнить, какие даты там указаны…

Удивительно, но никто пока не поинтересовался, откуда я такой красивый взялся, да ещё и на собственном судне? Видимо, тут привыкли, что подобное тянется к подобному, и ретро-посудинка, пусть и изготовленная не с таким тщанием и соблюдением исторических деталей, как стоящий поблизости «ботик Петра», смотрелся здесь вполне органично. Из разговоров и комментариев собравшихся я узнал, что отсюда, с парусной базы «Творческого объединения путешественников „Зюйд-Вест“ уже послезавтра отправится на Онежское озеро большой караван, состоящий из десятка ялов и собственно 'реконструкционных» судов — для участия в фестивале, о котором извещал висящий на берегу транспарант. Это тоже было мне знакомо — в «той, другой жизни», ещё в конце восьмидесятых я точно так же отбывал с караваном шлюпок по каналу имени Москвы, на Иваньковское водохранилище, где мои друзья проводили со своими подопечными-подростками парусную практику. Помнится, тогда я отправился с ними — помогал возиться со шлюпками, которые, сцепленные бортами по две, тянул маленький тарахтящий дизелем буксирчик, а по вечерам, когда наш караван причаливал для ночёвки, разбивал вместе со всеми лагерь и искренне наслаждался походом.

Здесь планировалось нечто подобное — разве что, буксир был покрупнее, и «подопечных» посудин побольше примерно вдвое. Я выслушал подробные рассказы о программе фестиваля — действительно, задумано с размахом, кроме нас туда должны прийти множество самых разнообразных «исторических» судов из Питера, Петрозаводска и даже Архангельска — и поучаствовал в долгом и детальном обсуждении, какую замечательную игрушку можно было бы сделать из «Штральзунда», решись я приложить к нему руки. Но и так вполне себе ничего — хоть и стилизация, зато снасти «аутентичные», учить молодых управляться с такими — одно удовольствие и сплошная польза делу. Как-то само собой уже подразумевалось, что я не просто случайно заглянул к ним, на реконструкционный огонёк, а собираюсь чуть ли не отправиться вместе с караваном на Онегу. 'А то и правда, пошли с нами, Серёг? — предложил кто-то. — Команду мы тебе дадим, из молодых, кто потолковее, научишь их всему!.. А мы подумаем, как включить вас в программу фестиваля — да ты не парься, туда много народу прибывает не с организованными группами, как мы, все давно друг друга знают, и новичками место находится. Так что не сомневайся, и тебе найдётся, прицепим, вон, к каравану, а то и сам за нами пойдёшь, своим ходом…

Я отшучивался — а что оставалось? — в смысле «да, здорово, подумаю, только кое-какие дела надо закончить…» От обсуждения возможного моего участия в переходе разговор сам собой перетёк на то, как здорово было бы выкинуть со «Штральзунда» его надёжный, но совершенно не «аутентичный» дизелёк и поставить вместо него маленький паровик — «вот, к примеру, как питерцы сделали со своим колёсным катерком „Русич“ работы исторической судоверфи „Полтава“ — на загляденье ведь судёнышко получилось, да ты его ещё увидишь, оно тоже на Онегу, на фестиваль придёт…» я говорил, что, конечно. было бы здорово — только где же взять достаточно компактную и пригодную к ремонту паровую машину? Да, отвечали мне, питерцам повезло: отыскали на какой-то свалке паровичок ещё тридцатых годов прошлого века (я с запозданием сообразил, что речь идёт не о девятнадцатом столетии, а о двадцатом), и чуть ли не два года восстанавливали его и реставрировали — причём гребные колёса и арки-кожуха пришлось проектировать и изготавливать самим, с нуля…

В-общем, информация, в том числе и та, что была мне остро необходима сейчас, обрушилась на меня даже не рекой — лавиной, водопадом, и я уже стал прикидывать, как бы перевести разговор в какую-нибудь более разумную форму, скажем, предложить перекусить- когда заметил подходящего к нашей группе мужчину — лет пятидесяти пяти-шестидесяти, невысокого, сухощавого в кителе и синей капитанской фуражке.

Перед ним уважительно расступались, здоровались, кто-то начал говорить что мол, смотрите, какой у нас новый спутник…', и я уже подобрался внутренне, ожидая неизбежных расспросов, а то и ненавязчивой просьбы показать документы, как вдруг…

— Простите, а мы с вами не могли встречаться раньше? Скажем, на каком-то фестивалей? Где-то я вас уже видел…. Сергей, верно?

Он тряс мою руку, поданную чисто машинально, а я усиленно боролся с нахлынувшем на меня чувством от которого колени сделались ватными а перед глазами всё поплыло от мгновенного головокружения — не хуже, чем в тот момент, как я спрыгнул с борта «Штральзунда» на долгопрудненский берег.

Я узнал его, сразу узнал, хотя с тех пор, как мы встречались в прошлый раз, для него прошло не меньше тридцати лет, целая жизнь. А я сам, наверное, остался в его памяти ровесником, таким же, как он — молодым, двадцативосьмилетним, весёлым энтузиастом, охотно впитывающим непростую шлюпочную науку, поющим под гитару у костра туристические песни и пространно рассуждающим о морской истории. А мальчишки и девчонки его клуба смотрят через огонь и заворожённо слушают рассказы о винтовых клиперах, фрегатах парусных шлюпах русских мореплавателей далёкого девятнадцатого века, дошедших до самой Антарктиды…

Володя, похоже, так и остался верен тому делу, которое выбрал для себя ещё в восьмидесятых. Он учил московских подростков морскому делу, сумел как-то провести свой клуб через непростые (это я уже успел понять из мелких оговорок моих собеседников) три десятка лет, ни разу, не спустив паруса, ни в прямом, ни в переносном смысле. Давным-давно выросли и разменяли свои сорокалетия те из его воспитанников, которых я помнил по парусным походам и занятиям где-то на Юго-Западе. Там, в двух старых гаражах на заднем дворе московской школы хранились поставленные на кильблоки шлюпки,в тесном подвальчике, на самодельных, старательно обструганных мальчишескими руками полках стояли старые шлюпочные компасы, латунные секстаны, любовно изготовленные модели парусников из пластиковых наборов московского «Огонька». Стены были увешаны вырезанными из журналов и заграничных календарей репродукциями морских карт, изображениями старинных судов и дощечками с образцами морских узлов, с которыми мы, помнится, проводили занятия по основам такелажа. Когда кто-то из окружающих реконструкторов назвал моё имя, и Володя удивлённо уставился на меня. Секундой позже, прежде чем я успел сообразить, как следует реагировать, в его глазах мелькнуло узнавание.

— Простите, Сергей, а кем вы приходитесь Сергею Баранцеву? Я знал его ещё в конце восьмидесятых, довольно близко…

…А что мне, кажите на милость, оставалось?..

— Я его сын. — ответил я, и по окружающей нас толпе реконструкторов пронёсся вздох удивления. — А вы ведь Музалёв, Владимир… простите, не знаю, как по отчеству?..

— Анатольевич. — машинально ответил он. — Да бросьте, какие ещё отчества… Так вы, что же, от него обо мне знаете?

— Видел на фотографиях с отцовском альбоме — вы там вместе с ним фотографировались на Волге, во время парусного похода на таких же ялах. — я кивком указал на теснящиеся у пирса шлюпки. — Может, и не на Волге, впрочем, я не уверен — мать рассказывала что-то такое…

— Да, хорошие были времена… — он улыбнулся, и вместе с ним заулыбались двое мальчишек и девчонка, стоящие рядом. А я вот, как видите, всё ещё со своими охламонами, под парусами!

Я и это вспомнил, конечно — да особо и память-то напрягать не пришлось, поскольку для меня с тех пор, как я узнал что в тогдашнем ещё «Зюйд-Весте» этот шутливый статус торжественно присваивался новичкам, прошедшим первую парусную практику. Крепки, значит, традиции — собственно, оно и не могло быть иначе, раз клуб пережил без малого треть века и, похоже, загибаться не собирается.

Я слышал, что Серёга — в смысле, ваш отец, конечно, — пропал где-то на Белом море? — Спросил он, деликатно понизив голос.

— Да, в девяносто четвёртом. — кивнул я, наскоро прикинув, сколько времени прошло с нашей последней встречи до «рокового» для Сергея Баранцева-старшего лета девяносто четвёртого. — Я ведь его живым не помню, сколько мне тогда было — меньше года. Только по маминым рассказам…

— А кто ваша матушка? — осведомился Володя. — Может, я тоже её знал? Она с ним в походы не ходила, не знаете?

Вопрос был опасным. Я, конечно, не забыл девушек из педагогического студенческого отряда, которые принимали самое живое участие в тогдашних наших мероприятиях. С кем-то из них у меня намечались романтические отношения, с одной дело едва не дошло до ЗАГСа — но называть сейчас любое конкретное имя было бы, мягко говоря, раскованно. Я ведь не знал, как сложились их жизни после моего исчезновения — а что, если мой собеседник, наоборот, в курсе и я ляпну что-то, не соответствующее реальности? Я откашлялся, выигрывая секунды, чтобы сочинить ответ поубедительнее, и тут стоящий в конце пристани чёрно-белый буксир дважды квакнул гудком. Володя Музалёв вытянул шею, разглядывая через головы окружавших нас парней и девушек, что там произошло.

— Вы простите, Сергей, у меня сейчас срочное дело. — торопливо заговорил он. — Давайте сделаем так: сейчас я буду немного занят, вы тут осмотритесь, ребята вас покормят — а ближе к вечеру, заходите в штабной домик, поговорим подробнее? Если вы действительно собираетесь с нами на фестиваль — рад, очень рад, обсудим, всё решим…

И заторопился к буксиру, крепко стиснув на прощание мою ладонь, и оставив меня гадать: «и когда же я успел согласиться на участие в этом их мероприятии?..»

Некоторое время я бродил по территории базы, делая вид, что рассматривал шлюпки и суда. Постоял возле парочки парней, довольно ловко управляющихся с длинными каролингскими мечами и богато украшенными щитами, позавидовал им — по сравнению с реконструкторами-средневековщиками, вместе с которыми мне пришлось в прошлом году побывать сначала на историческом празднике в только что построенном в Москве «Сетуньском Стане», а потом и в Белгороде, на проводившемся там рыцарском турнире, они в своих костюмах, оружием и доспехах (ребята не стали вооружаться по полной, ограничившись лишь отдельными элементами) выглядели, как звёзды высокобюджетной голливудской постановки — да и с клинками своим обращались ловко и умело, в наше время о таком можно было лишь мечтать.