Исправительная академия

А что? Раз уж я — «чистый лист», то можно начать знакомство с миром с этой находки. По крайней мере, авторы этого труда точно все разжуют.

Я забрал книгу и направился в кровать. Лежа читалось хорошо, да и книгу украшали искусные иллюстрации — загляденье. Я пролистал добрые три четверти — до конца XIX века история этого мира, судя по всему, мало расходилась с моим. И я даже с удивлением обнаружил главы о Февральской и Октябрьской революциях 1917 года…

— Ну-ка, с этого места поподробнее, — я принялся вчитываться в простой текст.

Конечно, книжка была детская, поэтому кровавые и жестокие события тех времен преподносились… скажем так, весьма поверхностно. Но я узнал главное.

«Самодержец со всею семьей, включая императрицу Александру Федоровну и цесаревича Алексея, был предан мученической смерти. Это одна из самых страшных страниц истории всей нашей империи, юный читатель. Но даже в самые темные времена находится место героизму, самопожертвованию и отваге.

Так, дорогой друг, поступил сын Великого князя Константина Константиновича Романова — Константин Константинович младший. Герой Мировой войны, известный своими благочестием и верностью.

После Революции Константин Константинович был арестован и выслан из Петрограда в Алапаевск. Его и братьев ждала смерть, но узники вовремя узнали о планах своих тюремщиков. Им удалось сбежать и объединиться с другими верными Государю людьми. Их план был дерзок и рискован — освободить из плена императорскую семью.

Однако спасти удалось лишь одну дочь самодержца — Великую княжну Ольгу Николаевну.

Будучи однажды в церкви возле дома Ипатьева, Ольга Николаевна молилась, когда рядом с ней опустилась на колени девушка в крестьянской одежде и шёпотом предложила обменяться молитвенниками.

Открыв свой новый молитвенник, Ольга прочла записку, приказывающую ей, закончив молитву, немедля отправляться в ризницу. Там её уже дожидалась та крестьянка и велела обменяться платьями. Так Ольга Николаевна, никем не узнанная, вышла наружу, где её ждали верные люди Константина Константиновича.

Они объяснили Великой княжне, что императрица через слуг сумела связаться с ними и приказала похитить Ольгу. Увы, на тот момент цесаревич Алексей был уже слишком слаб, потому надеждой рода Романовых стала старшая дочь.

Крестьянка же по собственной воле решила умереть за царевну и была убита Ипатьевском доме вместе с императорской семьей. А Великую княжну доставили в безопасное место, чтобы позже она объединила вокруг себя войска для возвращения трона…»

— Ну и ну, — выдохнул я, прикрыв книгу. — Это, получается, все же отбили тогда страну и большевиков…

Да только к тому моменту наверняка было сложно собрать силы. Как им это удалось? И почему до этого момента не было упоминаний ни о Темном даре, ни о других особых способностях родов?

«Именно в ту страшную ночь произошло нечто более важное, чем гибель законного государя, юный читатель», — продолжали авторы. — «Великая жертва государя и его семьи, их пролитая священная кровь освободили великую силу. Последняя воля священна, и, говорят, что в последние секунды перед гибелью император пожелал, чтобы кровь его семьи и всех невинно убиенных была отмщена.

А уже следующим утром верные самодержцу люди, его родичи и соратники заметили в себе странности. Слепой прозревал, хромой ходил ровно, слабый становился сильным. Иные могли и словом убивать, а другие обнаруживали в себе способности понимать, о чем говорят звери.

Много смуты внесли эти изменения в души верных императору людей. Но Ольга Николаевна успокоила — так свершилась последняя воля ее отца. Сила была дана самым верным, и дана для того, чтобы защитить дщерь императорскую и восстановить справедливость.

С тех пор минуло уже почти столетие. Но именно та страшная ночь стала началом новой эпохи в истории Российской империи, юный читатель. Сейчас ты можешь видеть несравненных воинов Оболенских, Орловых, Долгоруковых. Наверняка ты встречал лечебные дома, основанные лекарями Нарышкиными. Быть может, ты даже встречал потомков Кочубеев и Багратионов, разъезжающих по лесам и полям и внимательно следящих за тем, чтобы земля родила довольно пшеницы.

Так самопожертвование и верность были вознаграждены, друг мой. И пусть этот пример служит для тебя назиданием…»

— Да уж… Вот, значит, откуда сила появилась.

Видимо, гибель царской семьи что-то нарушила в равновесии этого мира. А может быть сила должна была уравновесить какой-нибудь баланс. Как бы то ни было, раз род Оболенских обладал особыми способностями, то в той заварушке они явно были за императора. И судя по всему, княжеский род и сейчас не бедствовал.

Я хотел прочитать книжку до конца — все было интересно найти упоминание о Темном даре. Но не успел я перевернуть страницу, как двери моей комнаты распахнулись. Толкнули так сильно, что створки ударились о стены.

Я поднял голову на звук.

— Что, только угроза оказаться на том свете заставила тебя взяться за книги?

Молодой человек лет двадцати с небольшим обошел ширму и направился прямиком к моей кровати. Высокий, крепко сложенный, тоже русоволосый и зеленоглазый, он имел портретное сходство с моей новой внешностью, да и в целом лицом походил на Анастасию Павловну. Строгий пиджак едва сходился на его груди — мощен юноша, ох мощен.

Точно Оболенский. Но кто? Брат? Кузен какой-нибудь?

— Прошу прощения? — сдержанно ответил я на ехидство.

Без разрешения парень вырвал из моих рук книгу и, прочитав название, расхохотался. Правда, почти сразу же его лицо снова посерьезнело, а книгу он швырнул в сторону.

— Что ж, с твоим уровнем развития самое то читать детские книжки.

— Обязательно начинать с оскорблений, уважаемый? — криво улыбнулся я. — Это было неуважительно по отношению к столь прекрасному познавательному труду.

Кажется, этим я заставил его рассвирепеть окончательно. Парень ринулся ко мне, схватил за плечи и рывком поднял меня над кроватью. Я едва успел прикрыть срам куском одеяла.

— Уважаемый? — прошипел он. — После всего, что ты наделал? Для тебя я Алексей Андреевич, придурок.

— Допустим, — спокойно ответил я. — И не нужно так нервничать, поговорить можно и сидя. А у меня спина болит.

Глаза парня налились кровью.

— Ну все…

Он швырнул меня на кровать с такой силой, что я отпружинил от матраса как на батуте. Превозмогая боль, я сгруппировался в полете и приземлился, готовясь принимать удары.

Но не учел, что этот сукин сын был быстр. Нечеловечески быстр. Оболенский — без сомнений.

Ухо зазвенело от удара, и я расслышал только окончание фразы:

— … так что лучше бы ты погиб в той машине. Впрочем, это еще можно исправить.