Долг и верность. Книга 2

Глава 15. Численный перевес

Эвели

— Страж! — с ненавистью выкрикнул мужчина, сбивая шапку и обнажая меч. Направленное в мою сторону острие опасно замерцало в свете огня.

Я с трудом заставила себя двигаться вглубь кухни, непозволительно долго примериваясь и проворачивая в голове возможные варианты обороны. Но потерявшее форму тело могло подвести меня в первую же атаку, и я не чувствовала ни капли уверенности.

Вслед за узнавшим меня воином из охраны каравана в кухню вбежали остальные, явно не рассчитывающие на рукопашный бой. На задворках сознания забилась глупая ироничная мысль: пройдя такой долгий путь и, наконец, найдя счастье, я умру от рук тех, с кем в иной ситуации могла быть на одной стороне.

Я с трудом увернулась, выхватив из темноты деревянный молоток, слишком легкий и хлипкий, чтобы походить на оружие. В бедро уперся острый край столешницы, под ногами зашуршали полупустые мешки, в которых так и норовили запутаться ноги. Но я бы все-таки удержалась, если бы не дернувшая меня с пола Келла. Лежащая на краю стола утварь полетела вниз, и при падении что-то тяжелое ударило по лбу. В мелкую рану попали капли соленой воды, но на боль уже не оставалось времени.

— Келла, уйди! — прокричал тот же мужчина, хватая ее за рукав и резко отводя к себе за спину.

Я проморгалась, судорожно пытаясь зацепиться за что-нибудь и подняться, пока направленная на меня сталь не пробила грудную клетку. На диалог не было ни малейшего шанса: Келла считала меня убийцей Киана, а закрывший ее от меня мужчина — посланником Тайной Службы.

Дьявол! Я оттолкнулась от стены, в последний момент уворачиваясь от рубящего удара. Спасла лишь маленькая площадь, на которой не развернуться с таким оружием, ничего при этом не задев. Схватив с пола первый попавшийся под руку жесткий мешок, я стянула его в жгут и попыталась перехватить меч до того, как грубая застиранная ткань затрещит по швам. Но рывок оказался поспешным: опорная нога ступила на лежащую дном вниз миску, и я, даже не зацепив противника, с силой грохнулась на пол.

Мужчина не медлил. Бросился ко мне и резко придавил своим весом поясницу, пытаясь поймать руки.

— Попалась! Тварь! — выплюнул он, пугающе быстро стянув мои запястья импровизированным жгутом. Но даже так я не собиралась сдаваться, пытаясь лягаться и крутиться под телом, почти в два раза превосходившим меня по массе.

— Келла! — позвала я, с трудом пытаясь сохранить голос, хотя сейчас даже просто заглатывать воздух было больно. — Послушай, он жив! — Мужчина никак не отреагировал на мои слова, занятый попыткой затянуть узел потуже, Келла же тихо зарычала и, мне показалось, уже собиралась броситься на меня, если бы не схвативший ее за предплечье второй мужчина, который так и не рискнул обнажить слишком неповоротливое для узкой кухни оружие.

— Ненавижу! — сорвалась она, подаваясь куда-то назад, а у меня уже не было времени за ней следить. Судьба точно смеялась надо мной, так жестоко сталкивая с людьми, которые априори сочли нас врагами.

Меня вздернули на ноги и сильно приложили о стену, выбивая желание и силы вырываться. Отчаяние и обида топили сознание, но я не могла себе позволить сдаться, пока еще жива. Не провоцировать, не злить. Нужно, чтобы меня услышали.

— …и не стой так… набери жгуты, наши ранены, — послышалась тихая речь того второго мужчины, теперь придерживающего Келлу за плечи.

Более удачливый, чем я, противник повел меня из тесной кухни в не менее тесную обеденную, где уже зажгли свечи и расставили их вокруг стола, на который взвалили раненного мужчину. Кажется, это он тогда остался лежать в снегу без движения, но рассмотреть раны поближе мне не дали. С силой толкнули в плечо, заставляя перешагнуть порог — почти запнуться об него. Чуть ли не десяток глаз неотрывно воззрились на нас и, в особенности, на меня. Некоторые узнавали: это было очевидно не только по витавшей в наэлектризованном воздухе ненависти, но и по взглядам, горящим многим ярче, чем те же свечи. Те, кто присоединился недавно — определенно, городские — перешептывались друг с другом, пытаясь понять расстановку сил. С лестницы, так и не спустившись на последнюю ступень, на нас с недоверием смотрели двое юношей, похожих друг на друга, как две капли воды. Они не рисковали вмешиваться, и просто жались к перилам выжидая. А тем временем воины подтягивались ближе, образуя вокруг меня рваный полукруг.

— Это же та… — удивленно воскликнул кто-то, и вмиг поднявшийся гомон ударил по слуху.

Только сейчас, глядя на злые лица уставших с дороги мужчин, я почувствовала, как в глотке застрял горький ком. Им ничто не помешает… Додумывать я не стала, лишь сильнее выпрямила спину, чтобы спрятать зарождающийся ужас от чужих глаз. Связанные за спиной руки как ничто иное демонстрировали мою беспомощность и невозможность блокировать удар. Я стиснула зубы, готовясь в любой момент дать отпор, но люди вокруг медлили показывать агрессию.

— Что, воин, сложно выстоять в равном поединке? — язвительно гаркнул кто-то, больно, но терпимо, пихая по ребрам. Я отшатнулась, оскалившись, и обернулась вокруг, показывая, что не дамся им просто так. Вся жизнь ушла на второй план, все переживания и мысли, касающиеся того, что было до встречи с Келлой. Только настоящее, от которого можно было ждать чего угодно. За семь лет, пять из которых я провела в ублюдском обмундировании, не было ни одного раза, чтобы со службой не считались. Ополченцы угрожали городским солдатам, пограничникам, но никогда — Службе. Слишком сильна, слишком разрушительна была ее сила. И эта проклятая Природой сила сейчас ничем не могла мне помочь.

— Надо было еще того стража сразу убить, — зло выплюнул кто-то прямо за моей спиной. — И лошадь его…

Хлопнула входная дверь, отвлекая внимание торгашей и их охраны от меня. Судя по звуку, вошедшие стали сосредоточенно отряхивать обувь и одежду от снега. Я поднялась на цыпочки и замерла, почувствовав, как во мне одновременно пробудились и радость, и страх. Ариэн и Эрд. Они выглядели уставшими и, видимо, поэтому совершенно не обращали внимание на оживление в обеденной. Я сжала руки в кулаки, стараясь привести дыхание в норму и думая, как предупредить их о том, что караван таки добрался до Заррэта, решив, как и мы, остановиться на окраине. И стоит ли вообще это делать: вдруг их не узнают. А на стычку у нас не хватит сил в любом случае. Привлеки я к ним еще большее внимание, и рискую подставить под удар, а так делать было нельзя. Нельзя же просто незаметно крикнуть «я здесь» или «бегите». Или разыграть незнакомцев, пока они сами меня не заметили?

Но судьба вмешалась в появившуюся дилемму: один из самых голосистых довольно пробасил:

— А я их помню.

Я не смогла сдержать стон и секундой позже увидела, как Ариэн застыл, растерянно подняв голову, а Эрд нервно схватился за раненное плечо, затравленно озираясь по сторонам в ожидании худшего из возможных вариантов. Вокруг послышалось скольжение стали по коже ножен. Мы пропали. Мы абсолютно точно пропали.

Киан

Странный шум, исчезнувший так же быстро, как и появился, заставил насторожиться и приподняться с кровати, игнорируя тупую боль в пояснице и урчание пустого желудка. Первая мысль о том, что Эвели споткнулась на ступенях и упала, напугала меня так, словно речь шла о падении в Бездну. Я приподнялся и свесил с кровати замотанные толстой вязаной тканью зудящие ступни. На правой ноге через ткань проступили капли крови. Голова не шла кругом, как в тот раз, но виски все еще сильно сдавливало, а наружу просился кашель.

Наверное, мне не стоило вставать, но разве мог я оставаться в теплой кровати и просто ждать, зная, что с Эвели могло что-то случиться? Неожиданно — или, напротив, ожидаемо — я поймал себя на мысли, что не могу не волноваться за нее, не могу отпустить от себя даже на несколько минут. Но глушить этот безотчетный и нерациональный страх не стал, желая прочувствовать его с каким-то мазохистским наслаждением. И, несмотря ни на что, искренне наслаждаясь тем, что больше не должен держать все в себе и глушить на корню любую выходящую за общепринятые рамки эмоцию.

Моей одежды нигде не было, и я быстро схватил какие-то тряпки, сохнувшие на перекладине над камином. Шум повторился, и сквозь толстые стены я с трудом расслышал мужской голос. Его тон меня напугал. Предчувствие неприятно заскоблилось где-то внутри, начиная царапать внутренности, и я, держась одной рукой за стену, прибавил шаг — хотя получалось только хромать. А несколькими секундами позже услышал возню и гомон уже нескольких возмущенных голосов. Когда я понял, в чем может быть дело, меня заметили два парня, застывшие у верхних ступеней и закрывшие своими широкими спинами спуск.

— А я их помню, — послышался чей-то голос, наполненный ненавистью и презрением, и я опешил, увидев, наконец, среди собравшихся кругом мужчин Эвели. Из ее носа текла кровь, на опухшей скуле алела обильно кровоточащая ссадина. «Думай!» — попытался обругать себя я, но лишь мельком разочарованно взглянул на покрывшиеся неприглядными волдырями и потерявшие чувствительность пальцы и пошел напролом — почти побежал, едва не запнувшись на первой же ступени.

Сердце стучало в висках, а в голове не осталось ничего, кроме страха за Эвели, окруженную незнакомцами, скалящуюся и нервно оборачивающуюся по сторонам. В последний момент я схватился за перила, когда край ковра натянулся и уехал из-под ног.

Я вообще ничего не слышал, теряя над собой контроль. Ни секунды на размышления, страх просто бы не позволил остановиться. Все пришло в движение, и чужие затылки расплылись перед глазами. Я с трудом поднялся на ноги после жесткого падения на последние ступени, но почему-то никто не спешил ко мне. Краем уха расслышал знакомый многочисленный скрежет и вскинулся, пытаясь увидеть. К тому моменту, когда взгляд прояснился, началась драка.

Я ничего не понимал, пытаясь лишь найти в этой толпе Эвели, а комната была слишком маленькой даже для рукопашной. Я оттаскивал тех, кто оказывался ко мне спиной, отброшенный чьей-то атакой, силясь пробраться к приоткрытой двери, из которой всего несколько секунд назад вывели Эвели. Один канделябр грохнулся мне под ноги, затухая, и я быстро подобрал его, используя как оружие. Чей-то локоть ударил под ребра, выбивая стон — но словно не нарочно. Я до сих пор чувствовал, что меня будто бы вообще не замечают, занятые другим врагом где-то там за моей спиной. И у меня не находилось возможности просто обернуться, чтобы разглядеть происходящее: настолько сильно зажали со всех сторон. Лишь застыв на несколько секунд в попытках отдышаться я заметил, как в направленных на меня удивленных взглядах мелькнуло узнавание. И рванул, задевая первого импровизированным оружием и отбрасывая к окну.

— Эвели! — позвал я, крича так громко, как только мог. Горло прошила острая колющая боль, и я закашлялся, почти сгибаясь пополам. — Эве… ли!

— Киан? — прокричал кто-то в ответ, и я, ошарашенный происходящим, не сразу узнал севший голос Ариэна. Успел лишь пожалеть, что не узнал сразу все, что произошло перед Заррэтом, а теперь не мог сориентироваться, глупо озираясь по сторонам и уворачиваясь от тех, кто все же обратил на меня внимание. Они определенно хорошо меня знали, но не могли же это быть те же самые люди, что подняли меня из снега и согрели, не позволив замерзнуть насмерть? Или могли. Мысли обрывались на середине и тут же переключались на настоящее, когда каждая секунда могла стать последней. Тут и там свет настенных подсвечников отражался от занесенной стали. И вот, наконец, протиснувшись к той самой двери, я увидел борющихся женщин, катающих друг друга по полу. Слабый свет, загораживаемый спинами, не позволял увидеть их лица, я видел лишь резкие движения и улавливал напряженное мычание, почти что рык. Эвели лежала на лопатках, выгнувшись в пояснице из-за связанных рук, и пиналась ногами, пытаясь сбросить с себя ношу. Я быстро упал на колени, хватая с виду хрупкую соперницу за плечи и сбрасывая на бок.