Самозванец из Гессена

Глава 23

В большом роскошном кабинете, заставленном стеллажами с книгами и дорогущей мебелью из красного дерева, за письменным столом, не уступающем по размерам моей кровати, сидел атлетически сложенный мужчина. Его седые волосы были сзади собраны в «конский хвост». Несмотря на свободного кроя домашнюю одежду, больше напоминающую пижаму, чем приличный для встречи гостей костюм, меня не покидало стойкое ощущение, что даже в таком виде князь Волконский выглядит как воин, готовый к битве.

— Присаживайтесь! — не подняв головы, приказал он, внимательно читая какие-то бумаги.

— Мы попозже зайдём, — небрежно бросила Достоевская, повернувшись в сторону выхода. — Как только найдёте, князь, свободную минутку и пройдёте курсы этикета.

— Извините, — соизволил он, наконец, обратить внимание на нас. — Приходится решать личные вопросы без отрыва от государственных. Не ожидал увидеть вас, Юлия Петровна, в ближайшем обозримом будущем. Пусть и с опозданием, но примите соболезнования по утрате мужа.

— Переживу. Тем более, что вы его откровенно ненавидели.

— Зря говорите так. Не любил, признаюсь, но уважать, как профессионала всегда уважал. Что до личного, то тут у нас просто не сложилось. Характерами не сошлись по всем статьям. Бывает. И поверьте, я был одним из немногих, кто искренне сожалел, когда ваша семья подверглась неизвестному проклятию.

— Так сожалели, что помогли недругам отрезать Достоевских от светской и политической жизни Петербурга?

— Берите выше — всей страны. Не секрет, что к Достоевским тянулись многие. Ваши дела и личное обаяние, графиня, тут играли немаловажную роль. А вот ваша зараза могла лишить императора лучших людей государства. Поэтому, хоть и принимаю упрёк, но извиняться не намерен. Ещё вопросы не по существу?

— По существу, — не унималась Юлия. — Зачем вам барон Гольц? Я как его подруга и опекунша…

— По хорошему счёту, могу вас выдворить за дверь, — прервал её князь, — так как «подруга» — это не официальный титул, а опекунство нигде документально не заверено. Но даже хорошо, что вы здесь. Разговор намечается деликатный, и вам полезно будет знать его подробности. Речь пойдёт о моём сыне…

Князь Волконский замолчал, встал и подошёл к окну, что-то рассматривая за его стеклом. И именно в этот момент охранники решили проверить, что там установлено в моём драндулете вместо клаксона. Резкий паровозный гудок заставил всех нас подпрыгнуть от неожиданности.

Князь тут же сменил расслабленное состояние на боевое, и нас с Юлией просто припечатало к стене.

— Что за выходки⁈ — прорычал Волконский.

— Последние веяния автомобильной моды, — скрестив руки на груди, как ни в чём не бывало ответил я, вися в нескольких сантиметрах над полом. — Я ж вашим дуралеям говорил, чтобы не трогали бибикалку.

— Чего? — немного растерялся он от такого ответа.

— Бибикалка. Штука такая на руле. Нажимаешь и…

— Я знаю устройство автомобиля! Почему так громко⁈

— Потому что нравится. Наша техник-служанка Глаша хотела более мощный поставить. Вот, думаю воспользоваться её советом… Нужная вещь, оказывается.

Раздавшийся звонок по телефону занял князя где-то на минуту. Уверен, что докладывают о нештатной ситуации. Повесив трубку, он неожиданно слегка улыбнулся.

— Да уж… Глупость несусветная, но бодрит. Пожалуй, именно такой встряски мне сейчас и не хватало. Вернёмся к прерванному разговору. Я вызвал тебя, Максимилиан, чтобы поговорить о сыне. Ты выиграл у него дуэль. Пусть и несуразная она оказалась, только факт остаётся фактом. По всем правилам меч проигравшего должен стать твоим или за него положен выкуп по прейскуранту имперского казначейства. Меч с восемью клеймами, вдобавок имеющий накопители в рукояти и украшенный драгоценными камнями, тянет на два с половиной миллиона рублей.

— Беру деньгами! — сразу же ответил я, понимая, к чему клонит Волконский.

— А кто тебе их даёт? — хмыкнул он, сбив меня с толку. — Меч принадлежит мне, поэтому фиг его получишь, а откупиться Олег не может, так как все его счета я заблокировал.

— Вообще-то, по законам Российской Империи, — встряла слегка пришедшая в себя Юлия, — твой сыночек должен отправиться в рабство к победителю, если не может заплатить. Судя по ценности вещи, это лет на пять лишиться титула, став простым слугой. Так что, господин Волконский, либо раскошеливайся, либо меч гони!

— Правильно, Юлия Петр… К чёрту! Тема скользкая, нервная, поэтому сейчас давайте без этих манер: всё равно собьёмся! Короче, Юлия, ты абсолютно права. Именно в рабство к барону Гольцу я и хочу определить Олега.

То, что мы охренели от такого заявления — это ничего не сказать! Денег князь бы дал или бошки поотрывал — тут понятно, но запрягать в кабалу собственного наследника… Уж не сошёл ли с ума Юрий Фёдорович Волконский? Затылочком спьяну о ступеньки не приложился? Хотя… Вряд ли. У Абсолюта защита разума стоит на первом месте.

— Перестаньте изображать из себя деревенских дурачков! — раздражённо сказал князь через пару минут, видя, что мы не хотим приходить в себя. — Не Полный Магистр и Полный Мастер, а позорище, не умеющее себя контролировать!

Да, именно так и хочу поступить с Олегом. Когда он тебе, Макс, проиграл бой, то я совсем не удивился подобному финалу. Отчитал, погневался как следует, но не удивился. Ты же сам видел, в каком состоянии Олег находился… И подобное с ним не впервые.

Я прикладывал все свои умения, тайно поднимал связи, чтобы излечить сына от алкоголизма и наркотиков, но ничего не помогало. Даже сила Абсолюта бессильна против вселенской дурости. Позавчера он снова чуть не погиб. Теперь препарат, затуманивший мозги, не ограничился земным происхождением. Это вытяжки из растений Кочующих Миров. К каким последствиям подобные «снадобья» приводят, думаю, никому из вас объяснять не надо.

— Да… — покачала головой Юлия. — Паралич после нескольких месяцев применения — это, считай, повезло…

— Нескольких месяцев у Олега, слава богу, не было. По его признанию и словам медиков, раза два кололся всего. Но психологическое привыкание идёт после первой дозы. Держать его взаперти всю жизнь я не могу, поэтому принял решение отдать во временное рабство. Благо и повод для подобного подходящий есть. Оформим по всем законам на пять лет с привязкой к хозяину. Она-то и заменит наркотики.

Ты, Гольц, будешь за него отвечать. Если сын, по твоему мнению, излечится раньше обозначенного срока, то я выкуплю его за такую сумму, что до конца дней ни ты сам, ни твои будущие дети ни в чём нуждаться не будут.

— А если не вылечится? — вежливо поинтересовался я.

— Значит, не справился со своим заданием.

— В таком случае я прощаю Олегу долг. Имею полное право на это. Сами разбирайтесь со своим дерьмом.

— Молодой человек, — приподнял одну бровь князь, — ты меня совсем не боишься, если осмеливаешься перечить? Или дурак? А мне говорили, что подающий надежды…

Я внутренне усмехнулся. В бытность Безумного Генерала сам был не меньше Абсолюта по силам, поэтому понимаю все действия Волконского, даже, может, лучше его самого. Но об этом знаю лишь я и Такс. Остальных не касается.

— Боятся темноты, высоты или выдуманного чудища под детской кроваткой. Но мы же люди взрослые, поэтому, признаюсь честно, просто опасаюсь. Но согласитесь, Юрий Фёдорович, что сделка немного кривая. Вы мне туманные обещания и неадекватного сына…

— Он адекватный просто…

— Наркоман. Я понял. Я же пять лучших лет своей жизни угроблю, подтирая за вами дерьмо. И где мне тут плакать от счастья?

— Подтирать не нужно, — скривился Волконский от моей прямоты. — Наоборот, гонять Олега, как последнего разнорабочего. Чем ему сейчас будет хуже, тем потом лучше. Нужно клин клином выбивать.

— А потом Олег возненавидит меня лютой ненавистью. Так?

— Возможно.

— Так! Когда же вы помрёте, то он станет князем и устроит мне такую «замечательную» жизнь, что легче пойти и самому утопиться.

— Это ваши с ним проблемы, Максимилиан. Но я проживу ещё не один десяток лет, как минимум.

— От несчастных случаев даже Абсолют не застрахован, — возразила ему Юлия. — А Абсолют, имеющий «в закромах» ненавидящего сына, тем более. Максим полностью прав. Сделка поганая. Прискорбно, что и Достоевских в неё втягиваешь. Жить же будут оба у меня?

— У меня не вариант, — кивнул князь. — Смотреть, как мой сын является слугой у мелкого баронишки, ни я, ни остальные члены семьи спокойно не сможем… Либо снимаю жильё для Гольца, либо переезжают к тебе. Лучше под присмотром Полного Магистра, конечно. Чего ты хочешь, Достоевская? Денег? Знаю, что финансовое положение у вас аховое после длительной изоляции.

— Денег сама заработаю. А вот восстановление связей и возвращение в высший свет — более насущные задачи.

— Волконские помогут с этим.

— Согласна.

— А про меня не забыли? — опять подключился я к торгам. — Может, междусобойчик устроите, оставив в покое бедного барона Гольца?

— Говори, — посмотрел на меня Юрий Фёдорович, как на надоедливую муху.

— Ежемесячный пенсион — тысяч десять. Кормить за свой счёт вашего Олежку не собираемся.

— Вообще-то я думал давать больше.

— Не откажусь. Как и Достоевским, нужно приобретать статус…

— Устрою, но тут больше на себя надейся. Ты человек новый, и приказом оформить уважение к тебе не получится.

— Принимается. Только гарантированное поступление в Императорскую Военную Академию после службы у Чистильщиков может быть или на платной, или на бесплатной основе. Мне всё равно на какой, если сам платить не буду, являясь полноценным гражданином Российской Империи.

— Считай, что одной ногой уже там. Правда, если ты поедешь на Рубежи, то подвергнешься сильнейшему риску. А вместе с тобой и мой сын. Устрою вас в тихое местечко.

Такое мне совсем ни к чему. Я же, наоборот, стремлюсь оказаться поближе к Дырам, чтобы прокачать себя на убийстве сильных Тварей.

— Не надо, князь. Только хуже сделаете. Риски, естественно, зашкаливают, но не забывайте, что о рабстве вашего сына узнают вскоре все в округе. Я постараюсь со своей стороны сделать всё, чтобы он вернулся с Рубежей как минимум с медалью, а не с ёршиком от унитаза в руках.

— Хочешь сказать, что лучше сразу потерять голову, чем навсегда лишиться уважения высшего света и стать изгоем? — понимающе кивнул князь. — Я обдумаю твои слова. В них есть конструктивное зерно. Но и спрос с тебя будет повышенный!

— Кто б сомневался… Далее. В мою сторону плохо дышат Бугурские.

— Тут сам, — привычно скривился Волконский, словно лимон сожрал. — Я к этой семейке тоже с недавних пор имею претензии, но меня попросили на самом верху, чтобы их оставил в покое. Ты понимаешь, кто стоит над самим князем?

— Императорская семья. Годуновы… Жаль. Хорошо, что меня такие люди на ужины не приглашают, поэтому имею полное право творить всё, что хочу.

— Твори. При благоприятном исходе подарю бутылку лучшего вина из собственных запасов. Какую сумму хочешь получить после окончания рабства Олега?

— Не деньги. Услугу от семьи Волконских. Любую, какую озвучу.