Бракованный герой

Его единственного среди мужчин и пацанов в детском доме, эта моя особенность забавляла. Остальных ребят и даже некоторых мужчин это бесило. От чего мне часто приходилось применять кулаки. Увы, учитывая возраст и количество относящихся негативно — обычно счёт был не в мою пользу, а синяков на теле чаще оказывалось больше, чем ссадин на кулаках.

Вынырнув из воспоминаний, взглянув наверх, я оценил яркость вечно висящего там «светила». «Ночью» угасающего, с утра начинающего разгораться всё ярче, пока к полудню не наступало форменное пекло. Даже я, могущий похвастаться при жизни большим терпением к жаркому климату, испытывал тут определённый дискомфорт. Представляю, если бы я ещё и жару плохо переносил.

Много раз я пытался сбежать, но во-первых не понимал куда, а во-вторых… Я помнил лет сорок из того времени, что существовал тут. Жизнью это не назвать. Редчайшие визиты беса, освящённую воду ему в мохнатые уши, раз вначале рассказавшем о правилах работы на ферме, в дальнейшем игнорирующим меня. За сорок лет я видел его полтора десятка раз.

Точность времени я давно перестал считать. К тому же случались моменты, которые смущали мой ум. Несколько побегов были прерваны пробелами в памяти, после чего я приходил в себя на алтаре у фермы. А первые годы работы и вовсе были переполнены такими пробелами. Я подозревал, что либо меня на алтарь переносило, либо… я возрождался после гибели. А поводов для неё, невзирая на окружающую почти пустоту в фауне, было немало.

Жизнь будто замерла для меня. Умерев в 27 лет, я, казалось, ментально замёрз в них. Десятки лет в Аду, а я всё так же ощущаю себя тем же, но только сильно морально уставшим человеком. К тому же испытывая, кроме прочего, дичайший информационный голод и отсутствие хоть чего-нибудь отличного, от постепенно вгоняющей в безумие куцей и однообразной рутины.

Понимай я хоть немного лучше, где реально нахожусь и детали текущего. Хоть что-то за что можно зацепиться и оттолкнуться. Тогда я бы продолжил бороться. Не скажу, что меня сломали, но поставили в положение, когда я… ограничено подчинился. Начав тянуть лямку.

Я всегда полагал себя довольно толерантным человеком. Не относился с предубеждением или высокомерием ни к какому труду. Труд, вообще штука обычно заслуживающая уважение. Этому немало способствовало и то, сколько и каких работ я успел перепробовать. У меня сформировалась, а может и была изначально, приличная гибкость к смене деятельности и обстановки.

Я легко перестраивался и всегда готов был к новому. Притом не теряя стержень и чёткую личность. В этом был и небольшой минус, который наверняка мог со временем вылиться в хроническую слабость — неумение идти по одному пути до конца, при высоких тяготах предпочитая перестроиться и пойти другим путём. Но я не успел этим «заболеть» — так как умер.

И будто в насмешку надо мной, мне выпала новая участь. Будучи гуманитарием, да ещё и недоучившимся, к тому же прошлые знания уже несколько поблекли, я не был уверен, есть ли такое слово — дояр. Но мне было плевать, потому что полагать себя дояркой, я точно не собирался.

Хватало и того, что я вынужден был уже лет сорок доить несколько самок дикобразов размером с пони. Да ещё и тех, у которых перманентный «ПМС головного мозга», в самом гротескном смысле этого определения. Получая наркотический нектар, для возомнившего себя моим хозяином беса, сколопендру ему в мочеточник.

Невольный прислужник наркоторговца и почётный дояр Ада с начавшей ехать крышей. Чего ещё можно желать в жизни? Хотелось сплюнуть, но лучше поберечь слюну. Вода и жратва тут была лимитирована и зависела от удоев. Я встал, всё ещё в лёгком раздражении взял непрозрачную, чтобы не портился «нектар», стеклянную тару и неохотно пошаркал к сараю. Перед самым входом постарался собраться.

Чуйка на опасность, выработанная десятками лет однообразного существования тут и этой поганой работой, не сразу включившись после настроя, лёгким зудом по всему телу предупредила об опасности. Увы, при всей трусливости крупных самок, в отличии от бродящих за периметром мелких отморозков-самцов, стоило их даже немного испугать — выведя из хрупкого равновесия резким звуком или движением, они резко становились трусливо-агрессивны и очень опасны.

Открыв дверь из крупных костей каких-то тварей, что давным-давно устроили кладбище в десятке километров от фермы, я наконец вошёл внутрь. Стоило конечно посидеть ещё, окончательно придти в себя после срыва, но если задержаться, молоко тварей начнёт терять пиковые значения, а это сильно скажется на плате.

Внутри сарая было душно и даже более жарко чем снаружи. Ветров тут не бывало, а потому щели не помогали. Камень же местный добавлял жару. От того, кстати, предыдущий бедолага, что тут батрачил на беса, цианида тому в глаз, построил халупу из костей, где ночевал или укрывался от жары. Мне осталось лишь немного подремонтировать оную. Только там было попрохладней чем снаружи.

Ладно хоть дождей тут не было. Правда после ночи на открытых поверхностях выступала роса, которая напоминала едкий уксус. Ну, для такого «курорта» — самое то.

Загородки в сарае шли не до верха. Твари внутри имели огромный список фобий и определённая клаустрофобия была одной из них. Поверх, почти скрытые внутренними стенками, на меня уставились три пары подозрительно-напряжённых глаз. Уродливые существа напоминали огромных дикобразов, на коротких ножках если бы их смогли раскормить до размера милых пони. Вот только эти твари ни хрена милыми не являлись.

Стараясь двигаться максимально плавно и медленно, не смотря «ежихам» в глаза, чтобы не порождать у них защитные инстинкты, я начал свой неторопливый путь по проходу.

— Сука! — от неожиданности я вскрикнул, частично подпрыгнув. Меня оправдывало лишь то, что я плохо выспался, да и не до конца отошёл от недавней шизы. Всё это породило некоторую нервность.

Хоть вокруг фермы жизни почти не было, это вовсе не означает, что она отсутствовала совсем. И кроме забредающих периодически к ферме самцов этих игольчатых тварей, которые, дурея, тянулись за запах самок, в этих землях жило немало ползающих насекомых. Ладно хоть летающие отсутствовали. Обычно они не лезли внутрь территории. Хватало рва и убирание мха на камнях внутри, который почти вся местная живность любила.

Ров по периметру с костяными шипами был щедро измазан засохшей кровью этих тварей. Огромных любителей полакомиться именно местными насекомыми. От чего те, лишь учуяв этот терпкий запах, старались об ползать его дальней дорогой. Но изредка внутрь всё же пролезали существа вроде нынешней. Правда, хрен знает, как она попала внутрь сарая. Вспомненная мной недавно сколопендра, попала мне под ногу, не ожидавшему подвоха снизу. И будто шилом ткнула меня своим хвостом.

Обидно, что ущерба она полноценного нанести не могла. Да — больно, да — будет сильно зудеть весь день. Но значимой угрозой не являлось. И за многие десятки лет общения с самками взращенная чуйка на не просто опасность, но её точечное направление, в данном случае дала сбой. Как обычно и бывало, когда угроза была опосредованной, а не прямой.

Я только начал возвращать ногу на землю, как за перегородками истерично завизжав, подбросили свои зады три ежихи. Чуйка наконец взвыла, на миг опережая угрозу и я еле успел чуть провернуться, убирая грудь с траектории полета сразу нескольких длинных и тонких игл. Выстреленные, будто по мне разрядился очередью фантастический автоматический игольник. Они ткнулись напротив в стену и звонко щёлкнув, разлетелись на мелкие кусочки. Не дай боже такая разломится в ране.

Обманный шаг вперёд и тут же рывок — чуйка только начала предупреждать, назад. Новая порция игл мимо. Получив мизерную паузу, развернувшись на пятке, ускоряясь от начавшего наконец бурлить адреналина, я рванул к выходу…

— Да, твою…! — выругаться я не успел, долбанная крупная сколопендра почти раздавленная ранее, всё же сыграла свой финальный аккорд. Я банально поскользнулся на ней. Пришло ощущение тени боли и опасности в районе лодыжек, но моя чуйка вовсе не делает меня суперменом. Я банально не успевал отработать предсказательный сигнал телом.

Сразу несколько игл пробив насквозь мои ноги практически там, где я и ожидал, вспышкой дикой боли долбанули по мозгам. Пока боль и рана не лишила меня подвижности, я рванул на выход. Не хватало ещё, как в первый десяток лет, когда такое случалось очень часто, стать подушечкой для иголок.

Я вывалился наружу, под шум впадающих за спиной во всё большую истерику ежих и надеясь, что они не разнесут в пугливом раже сарай. Несколько раз такое случалось и каждый раз я всё больше укреплял стены. А потом загонял тупых и трусливых животных обратно, что само по себе являлось квестом не для слабонервных.

С трудом доползая до алтаря в центре, тяжело дыша и почти плача от дикой боли, стараясь максимально осторожно действовать, я занялся извлечением игл.

Наконец, достав всё, я передохнул минут пять, поминая беса — колючки моток ему в глотку. С грустью посмотрев на запас энергии в алтаре, которой было сильно меньше, чем мне хотелось, я начал затаскивать себя в чашу наверху. Придется поголодать. Да ещё и учесть, что за отсутствие сегодняшнего надоя, получу штраф.

Но излечение было важнее. А ждать, когда заживёт естественным путём, пусть после смерти это и проходило заметно быстрее, я не мог. Но произвести желаемое не успел. В центре алтаря, куда я сгружал надои, получая куцую, но плату в виде воды и еды, возник мой рабовлад… то есть — работодатель. Падла такая — бес, «болгаркой» ему под копчик. Он возник мгновенно в переходе портала, вызвав гудение алтаря. Оскалившись в улыбке, уродец уставился на меня.

И чем шире расползалась ухмылка на его мохнатой морде… лица, и внимательней смотрел мне в глаза, впервые за всё то время, что я его знаю — тем больше рождалось понимание, что жизнь моя сейчас сделает тот ещё фортель. А потом он и вовсе заговорил, впервые за всё время явно спрашивая, пусть и с издевкой, а не ставя перед фактом.

— Ну, человечек, не надоело? — оскалившись спросил меня на чистейшем русском этот волосатый козлоподобный карлик с коленями наоборот.